По свидетельству генерал-полковника Журавлева, командовавшего в 1943 году противовоздушной обороной Москвы, на этом заседании ГКО обсуждались итоги проверки результатов отражения налетов на города Поволжья. Сталин напрямую спросил у командующего ПВО страны Громадина: «Что представляет собой командир Горьковского корпусного района ПВО?» Уже в самой форме вопроса содержалась скрытая угроза для незадачливого командира. Понятно, что характеристика Громадина могла решающим образом повлиять на судьбу старого и заслуженного, по мнению Журавлева, А. Осипова. Обычно весьма осторожный в высказываниях на столь высоком уровне, на этот раз Громадин внезапно очень твердо выступил на защиту своего провинившегося подчиненного. Он заверил Сталина, что генерал-майор Осипов «очень честный и знающий дело командир, один из старейших зенитчиков страны». Командующий ПВО СССР вынужден был признать, что генерал «безусловно, допустил ошибки, но ему можно полностью доверять…». Представляется вполне вероятным, что обвинительное выступление Громадина в адрес Осипова могло повлечь и вполне логичный вопрос: кто назначил на столь ответственный пост неподходящего по деловым качествам генерала? Дальнейший «перевод стрелок» с Осипова на Громадина в таком случае был бы вполне вероятен. После этого к вопросу о наказании руководителей ПВО Горького участники совещания больше не возвращались. На дворе был уже 1943 год, а случись подобное в 1941–1942 годах, когда само будущее нашей страны висело на волоске, думается, что участники драмы не отделались бы легким испугом.
После заседания ГКО генерал-майор Осипов был отстранен от занимаемой должности[172]. Командующим Горьковским корпусным районом ПВО был назначен генерал-майор артиллерии Николай Васильевич Марков, который ранее, осенью 1941 года, непродолжительное время уже служил в Горьком. Это был один из самых опытных и заслуженных командиров ПВО, и неудивительно, что в этот критический момент именно ему поручили оборону Горького. С мая 1942 года Марков руководил Ростовским диврайоном, а затем с октября – Грозненским диврайоном ПВО. Его части осуществляли противовоздушную оборону нефтяных промыслов и нефтеперерабатывающих заводов в этом прифронтовом районе до весны 1943 года.
В апреле Марков был снова назначен командиром вновь сформированного Ростовского дивизионного района ПВО.
Его соединения обороняли от налетов германской авиации тыловые коммуникации Южного и Северо-Кавказского фронтов, а также промзону Северного Кавказа. Весной здесь разгорелись ожесточенные воздушные бои, бывшие отголоском воздушного сражения на Кубани. В марте над территорией диврайона были зафиксированы 1056 самолето-пролетов противника, в апреле – 463, в мае – 1158. Наиболее массированным налетам подвергался железнодорожный узел Батайск, а также мост в Ростове и переправы через Дон. Так что теперь в Горький прибыл опытный (и непьющий) командир с большим боевым опытом.
Что касается командира 142-й иад ПВО полковника В.П. Иванова, то наказание за гибель автозавода имени Молотова и колесного цеха его миновало. Он не был признан виновником неудач и остался на своем посту.
Еще на заседании Госкомитета обороны 16 июня кто-то из партийных бюрократов предложил создать некий координационный комитет по противовоздушной обороне. Предложение было мгновенно принято. Председателем комитета был назначен начальник Генштаба А.М. Василевский, а членами этого бесполезного новообразования главком ВВС А.А. Новиков, командующий АДД А.Е. Голованов, а также М.С. Громадин и Д.А. Журавлев, и без того обремененные множеством обязанностей.
Комитет оказался мертворожденным органом, созданным с помощью бюрократических уверток партийного руководства, и просуществовал недолго. Он не смог в короткие сроки оказать какое-либо влияние на улучшение боевой деятельности ПВО. Фактически комитет во время продолжающихся воздушных налетов лишь заседал, регистрируя многочисленные недостатки, теряя время в пустых словопрениях. Журавлев впоследствии вообще утверждал, что данный комитет провел лишь одно-единственное заседание 26 июня. После этого его функции перешли к Управлению ПВО.
Ну а итогом бурной деятельности по укреплению противовоздушной обороны станет постановление ГКО № 3660сс от 29 июня «О мерах по улучшению управления войсками
ПВО». Суть его состояла в создании двух фронтов ПВО: Западного, со штабом в Москве, и Восточного, со штабом в Куйбышеве. Первый возглавил генерал-лейтенант М.С. Громадин, второй – генерал-лейтенант Г.С. Зашихин. Граница между фронтами прошла с севера на юг по линии Архангельск – Кострома – Краснодар.
Западный фронт ПВО должен был прикрывать Москву, Московский и Ярославский промышленный районы, Мурманск, а также прифронтовые объекты и коммуникации действующей армии. В его состав вошла и Московская армия ПВО, которая вышеуказанным постановлением была образована на базе бывшего Московского фронта ПВО. Авиация расформированного фронта была сведена в 1-ю воздушную армию ПВО в составе четырех авиадивизий под командованием генерал-майора А.В. Бормана[173]. Всего в Западный фронт ПВО вошли 11 корпусных и дивизионных районов, а также 14 авиадивизий. Восточному фронту ПВО, в состав которого вошли Закавказская зона ПВО, 7 корпусных и дивизионных районов и 8 авиадивизий, была поручена оборона важных объектов Урала, Среднего и Нижнего Поволжья, Кавказа и Закавказья.
По замыслу руководства страны, разделение войск ПВО на два фронта должно было облегчить управление войсками и позволить более успешно решать задачи оперативного характера, планировать по единому плану в масштабе фронта ПВО защиту важнейших объектов и районов страны, а также коммуникаций действующей армии.
Вскоре было расформировано Главное управление командующего войсками ПВО. Контроль за действиями войск противовоздушной обороны, укомплектованием войск рядовым и начальствующим составом, боевой техникой и вооружением был возложен на командование артиллерии Красной армии, при котором были сформированы Центральный штаб ПВО, Центральный штаб ИА ПВО, управление боевой подготовки, Главная инспекция ПВО и Центральный пост ВНОС.
Вся эта болезненная ломка аппарата управления была произведена в разгар боевых действий! Передача войск противовоздушной обороны под крыло командующего артиллерией РККА оказалась совершенно неожиданной для Н.Н. Воронова, который занимал этот пост. Потом Воронов вспоминал, что о расширении круга своих обязанностей узнал из телефонного разговора со Сталиным. Верховный совершенно безапелляционно заявил своему главному пушкарю: «Ставка приняла решение подчинить вам ПВО страны. Заместителем будет Громадин. Вам ясно? Вопросов нет? Вот и хорошо!» Никаких вопросов у сильно удивленного Воронова просто еще не успело возникнуть, так как решение Ставки было принято без его вызова и предварительных переговоров.
Глава 5Удар на добивание
«На Каспийское море»
Пока в городах Поволжья и в Москве наспех принимались меры по выходу из сложившегося кризиса, командование люфтваффе готовилось к следующей фазе операции по разрушению промышленных центров. К началу третьей июньской декады на фронте по-прежнему царило затишье. Вермахт вел подготовку к намеченной на первые числа июля операции «Цитадель». На этот раз было решено нанести удары по средним и мелким предприятиям, а также по жилым кварталам.
В ночь на 20 июня 1943 года бомбардировщики 4-го и 6-го воздушных флотов совершили очередной налет на Саратов. Основной удар был вновь нанесен по крекинг-заводу имени Кирова, а также по нефтеналивным судам, стоявшим у причалов. В результате, по немецким данным, были потоплены два судна и еще два повреждено.
Во время налета «Хейнкели» из эскадры KG55 «Грайф» были атакованы ночными истребителями. В результате на одном самолете из 7-й эскадрильи был выведен из строя левый мотор. Член немецкого экипажа вспоминал: «Мы болтаемся над Саратовом, в 800 километрах по ту сторону фронта. «Старик», руководящий налетом, меняет курс и высоту над этой проклятой дырой, поскольку мы в этом драндулете чувствуем себя неподвижной мишенью для зенитной артиллерии. Дело лишь нескольких секунд – и это уже случилось: прожектор захватил нас, и, словно только этого и требовалось, в то же самое мгновение над плоскостью проносится пучок желтых пулеметных трассеров. «Позади ночной истребитель!» – крик бортрадиста обрывается, так как оглушительный удар бросает нас по углам. «Ящик» пикирует, как огненная комета.
Левый двигатель горит, а слева и справа мимо нас все еще проносятся снопы трассеров. Дрожащие руки пытаются нащупать на груди кольцо парашюта, но это не удается. Перед нашими глазами крутятся стрелки приборов. Вокруг нас шумит воздушный поток. Ежеминутно в наших ушах может раздаться взрыв. Вдруг нас, словно грузом в центнер, вжимает в свои углы. Это «старик» выровнял наш «ящик». Альтиметр показывает 1000 метров. Времени нельзя было больше терять. Что с двигателем? Он больше не горит, его винт лишь медленно вращается. Огонь, должно быть, сбило во время неистового пикирования».
В ходе обстрела тяжелое ранение в голову получил бортрадист обер-фельдфебель Ханс Коббенхаген. Его рация превратилась в бесполезную груду металла и проводов. Вышла из строя вся электросистема бомбардировщика, и уцелевшим летчикам пришлось вручную качать топливо в единственный рабочий двигатель, от надежности которого теперь зависела их судьба. На высоте 1000 метров поврежденный «Хейнкель» ковылял над негостеприимными русскими равнинами.
«Теперь все зависит от надежной навигации, – продолжал свой драматичный рассказ немецкий летчик. – Однако как вести самолет, если точное местонахождение неизвестно. Тем не менее мы должны при помощи одного двигателя, – если вообще это возможно, – как-нибудь умудриться достичь линии фронта до рассвета. Если нам повезет, то красные ефрейторы будут спать около своих зенитных пушек. Если же они бодрствуют, то снесут нас с неба, как хромую утку. К сожалению, в этом не могло быть никаких сомнений. Ну а если мы сможем пройти мимо, то еще нельзя быть уверенным в том, что в сумерках наши собственные артиллеристы не пытаются сбить нас и нарисовать новое кольцо вокруг своих стволов.