Кантор после службы неожиданно направился прямо к нему и представился. Был очень удивлен, когда Катц сказал, что он из Швеции. Рассказал про еврейскую общину – первую в Новом Свете. Первые сефарды прибыли с испанскими колонизаторами и скрывали свою веру. Потом прибывали евреи с голландских Антильских островов, а во время войны – беженцы из Европы. Трухильо, кстати, не возражал против миграции. На собранные Всемирным еврейским конгрессом деньги купили землю на севере острова и домашний скот.
Кантор, смеясь, рассказал о немецкоговорящих ученых, профессорах и академиках, превратившихся в крестьян и животноводов.
– А вам тоже нужна помощь?
– Да…
– Скажите какая.
– Не пугайтесь… мне нужно купить пистолет.
Кантор посмотрел на него очень серьезно.
– У вас трудности?
– Только для самозащиты. Надеюсь, что мне не придется им воспользоваться.
Кантор явно сомневался. Он же не знал Данни, и просьба вполне могла показаться абсурдной.
– Все, что я могу сделать для вас, – дать номер телефона. Все остальное – ваше дело. Шабат продолжится еще… – он посмотрел на часы, – еще восемь часов. Приходите после авдалы.
Яхта стояла у дальнего пирса, среди других роскошных частных судов. Он посмотрел в бинокль – «Санта-Рохус». Панамский флаг. Теперь – панамский.
– Плачу тысячу песо, если ты меня туда доставишь.
Парень, рулевой экскурсионного катера, посмотрел на него презрительно.
– Сейчас? Уже темнеет.
– Да, сейчас.
– А что ты там собираешься делать? Меня не втягивай.
– Посмотреть. Просто посмотреть.
Катц достал из кармана пачку денег, добавил пятидесятидолларовую бумажку и протянул парню. Тот чуть ли не брезгливо взял деньги, и Данни почувствовал, как в нем опять поднимается темная волна ярости – теперь уже совсем не по адресу. Усилием воли подавил раздражение и постарался половчее спрыгнуть в катер, что далось не без труда – мышцы все еще слушались плохо.
Данни снял водонепроницаемый рюкзак и поставил на слань. Рюкзак почти ничего не весил, да в нем и не было ничего, кроме баллончика с перечным спреем, карманного фонарика и миниатюрного «кольта».
Стемнело, как всегда в этих широтах, очень быстро – когда они покинули устье Озамы, была уже ночь. На судах в гавани зажглись бортовые и топовые огни.
«Санта-Рохус». Яхта, которую он когда-то разбомбил, обозлившись, что не нашлось ничего ценного. Это было несколько веков назад, в другой жизни.
Они обогнули довольно короткий внешний пирс. Катц посмотрел на часы. Половина седьмого. Солнце зашло, но жара не спадала, ощущение, что завернут в согревающий компресс.
– Ближе подходить не стану, – сказал рулевой. – Пирсы патрулируют по ночам. Будем возвращаться, или отвезти тебя на набережную?
Он обернулся и остолбенел от неожиданности: странный пассажир исчез. В катере его не было.
Пирс освещен фонарями и перекрыт железной решеткой, на ночь ее запирают, и с берега на пирс не пройти. Мало этого – у решетки стоит охранник. Чуть подальше, на чьей-то яхте, больше напоминающей освещенный трехэтажный дом, что-то празднуют.
Катц подплыл к корме соседней яхты и ухватился за якорную цепь. В тени широкой кормы разглядеть его невозможно. Мужчина в смокинге вышел на палубу и помочился через релинг. Катц не шевелился. Боли в раненой ноге он не чувствовал. Пахло отработанным моторным маслом и жареным на углях мясом. Он дождался, пока денди в смокинге застегнет ширинку и уйдет с палубы.
«Санта-Рохус» стояла без огней. Клингберг был где-то еще, но рано или поздно он вернется. Катц не торопился. Месть не обязательно подавать в горячем виде.
Он проплыл вокруг «Рохуса», стараясь держаться поближе к корпусу. Прислушался. В каютах темно, полная тишина. На палубе ни единого человека. Иногда на яхтах такого класса оставляют вахтенных. Но не на «Санта-Рохусе».
На транце укреплен трамплин для ныряния, рядом – никелированная лестница с поручнями. Катц осторожно поднялся по металлическим с резиновым покрытием ступенькам и присел у ближайшей каюты.
Вздохи волн, накатывающих на обшивку яхты. Перед глазами опять мелькнула картинка… выбора у него, конечно, не было, но остаток жизни он проведет с постоянным и возвращающимся кошмаром. Он убил человека. Из-за этого ничтожества, Клингберга. В нем опять начало подниматься бешенство.
Он снял рюкзак и мокрую сорочку. Подождал, пока охранник на пирсе отойдет подальше, и проскользнул к двери, ведущей вниз, к каютам. Попробовал – не заперто.
Спустился по лестнице – точно так, как тогда, в Хессельбю, вместе с Йормой. Револьвер в одной руке, карманный фонарик в другой. Дверь в одну из кают открыта. Он заглянул – грязная койка, остатки еды в полиэтиленовом мешке. И знакомый запах – масло от комаров, тот самый запах…
Он прошел в салон. Оказывается, он прекрасно помнил – все было точно так, как тогда. Привинченная к полу мебель, обеденный стол, дубовая стойка бара.
– Садитесь, Катц!
Голос из неосвещенного, ближнего к корме угла. Но не Клингберг.
Он резко повернулся и посветил – на диване, удобно откинувшись, сидели двое. Третий на корточках у вмонтированного в стену сейфа. Говорящий держал в руке направленный на Данни пистолет с привинченным глушителем.
– Положите револьвер на стол. Во избежание несчастного случая.
Катц подчинился.
– И выньте все из карманов.
Перечный спрей… последняя его защита. Он выставил на стол и баллончик.
– Вот и замечательно… садитесь. Не беспокойтесь, вам ничего не грозит. Но нам надо поговорить. Садитесь.
Тон вполне мирный, но то, что говорящий следовал дулом пистолета за всеми его движениями, оптимизма не внушало. Профессионал – ни малейшей неуверенности, рука не дрогнет.
– Где Клингберг? – спросил Данни, садясь.
– Вам не надо беспокоиться. Через несколько лет объявят о его кончине. Тело найдено не будет. Клингберга больше не существует.
Данни ничего не понял из этой загадочной фразы. Убили они его, что ли? Лицо говорившего скрыто в тени, выражения лица не различить. Видно только, что крепкого сложения, с бородой и бритым черепом.
– К сожалению, не имею права представиться. То же самое касается моих коллег.
Линкс. Рысь. Начальник Юлина.
Третий, тот что сидел на корточках спиной к Катцу, достал из сейфа что-то и положил в сумку. Похоже на жесткий диск.
– И знаете, что я от вас хочу? Чтобы, как только наша встреча закончится, вы обо всем забыли. Ничего не произошло. Просто-напросто – ничего.
Катц кивнул, ожидая разъяснений.
– Почти не сомневаюсь, что вы уже вычислили мое имя, вернее, псевдоним. Этот псевдоним тоже исчезнет, и вы никогда не станете его называть в будущем. Ни в какой связи. Вы и так доставили нам немало хлопот… Нет надежного способа хранить информацию, разве что… – он постучал пальцем по лбу. – И если вам удастся, несмотря ни на что, еще раз взломать компьютер, вы ничего там не найдете. А то, что вы видели… давайте скажем так: вы видели некий фрагмент, но теперь его не существует. Он стерт.
Он положил ногу на ногу, внимательно посмотрел на Катца, но пистолет не опустил.
– Даже этот фрагмент не должен был существовать в системе. Непростительная небрежность с нашей стороны.
Он откинулся на диване, и лицо его почти совсем скрылось в темноте.
– У вас наверняка накопилось немало вопросов, – сказал он негромко. – И я отвечу… на те, что смогу. Считаю, что вы это заслужили.
– На кого вы работаете? SSI?
– Вы имеет в виду KSI, – по тону Данни угадал, что тот улыбнулся. – SSI – старое название. Все не так просто. Проект «Легба» носил, как бы это сказать… международный характер. И мы… подчеркиваю – мы, потому что нас немало, – потратили немало сил, чтобы ликвидировать его следы, хотя с тех пор прошло несколько лет. Двое моих друзей, к примеру, говорят только по-английски. И на иврите.
Человек, спрятавший диск в сумку, улыбнулся ему. Или показалось, потому что лицо его мгновенно стало непроницаемым. На шее у него Катц заметил золотую цепочку с кулоном в виде древнееврейской буквы «хей». Моссад. Или Шин-Бейт.
– Вся эта история началась давным-давно, в конце «холодной войны». Мы, как всегда в таких случаях, работали по самому пессимистическому сценарию. А именно, что русские, поняв, что чисто экономически не выдерживают навязанную им гонку вооружений, решатся на какой-нибудь отчаянный шаг… Допустим, на стратегическую атаку на нейтральную страну, просто чтобы продемонстрировать мускулатуру. Кстати, определенная информация, которую мы получали, поддерживала такую версию. Мне было поручено разработать эффективные методы получения информации. Еще точнее, подготовить эффективных следователей, которым было бы плевать на Женевскую конвенцию, потому что в предполагаемой катастрофической обстановке получить информацию вовремя было важнее. И даже раньше, чем вовремя…
– То есть вы готовили пыточных дел мастеров?
– Если вы спросите моих друзей, они смотрят на это по-иному. Это, знаете ли, классическая философская проблема: можно ли пожертвовать одной жизнью, чтобы спасти сотни?
«И счастье сотен тысяч не ближе мне пустого счастья ста» – вспомнил Данни строки русского поэта.
– Юлин в то время был моим ближайшим подчиненным. Я поручил ему заняться подготовкой учебной программы для нового поколения военных переводчиков. Хитрость заключалась в том, что рекрутируемые сами не должны понимать, чему их учат. Разумеется, мы обязаны следовать законодательству, но мысль была вот какая: в критической ситуации мы должны располагать штатом обученных всем необходимым приемам переводчиков. И то, что вы попали в эту программу, вовсе не было случайностью.
– Я был несправедливо осужден за нападение на девушку.
– Я знаю. И Юлин это знал. Но ваши, так сказать, достижения говорили сами за себя. Драчун, уголовник, несколько случаев дерзких ограблений и избиений, за которые вас не могли посадить в тюрьму по причине несовершеннолетия. И плюс к этому – колоссальные способности к языкам и компьютерам. И вы попали в эту систему, как заряженная пушка, готовая в необходимый момент выстрелить.