[458]. И это было правдой.
10 (21) ноября 1864 года императрица издала указ, упразднявший должность гетмана и Генеральную военную канцелярию, то есть администрацию гетмана. Заново создавалась Малороссийская коллегия во главе с русским генералом Петром Александровичем Румянцевым.
«Малороссия не гордится счастием»
Поскольку Кирилл Разумовский получил за отказ от гетманства жезл фельдмаршала (гетманство и прежде приравнивалось к чину фельдмаршала), фантастическую по тем временам пенсию (60 000 рублей в год) и огромные поместья, то и старши́на имела все основания рассчитывать на царские милости. По крайней мере, на раздачу так называемых «ранговых» имений, которые перешли бы из владения в частную собственность. Поэтому старши́на почти не сопротивлялась ликвидации Гетманщины. А недовольными занимался генерал Румянцев.
Просвещенная русская императрица слыла в Европе сторонницей современных идей. Во всяком случае, очень хотела, чтобы ее таковой считали. В декабре 1866 года Екатерина объявила выборы в комиссию, которая должна была обсуждать проекты государственных реформ (Уложенную комиссию). От Гетманщины и Запорожья избирали 23 депутата. В Нежинском полку депутатом выбрали некоего Селецкого и вручили ему наказ, где было требование восстановить Гетманщину и прежние порядки. Осторожный Селецкий отказался принять такой наказ, а потому на его место избрали другого человека. Тогда Румянцев велел предать военному суду всех, кто составлял наказ и участвовал в перевыборах. И военный суд приговорил к смерти 33 человека. Правда, казнь всё же заменили тюремным заключением на восемь месяцев[459].
Тем не менее депутаты-малороссияне прибыли в Петербург с наказами, где отстаивали старинные обычаи и права, а козаки Прилуцкого полка даже осмелились потребовать восстановления должности гетмана[460]. Как известно, работа Уложенной комиссии окончилась ничем. В 1768-м ее распустили под предлогом русско-турецкой войны.
В 1781–1782 годах в ходе губернской и городской реформ, Гетманщина была окончательно ликвидирована. Ее земли уравнивались с великороссийскими губерниями.
Нельзя сказать, будто эти события прошли незамеченными и малороссийские дворяне, подкупленные чинами и званиями, поместьями и орденами, вовсе не жалели о своей стране.
В 1791 году некий «дворянин из Малороссии или Русской Украины, который называет себя Капнистом» приехал в Берлин и добился встречи с графом Эвальдом-Фридрихом Герцбергом, статс-секретарем иностранных дел (главой внешней политики) Пруссии. Если верить докладной записке Герцберга, подготовленной для короля Пруссии Фридриха-Вильгельма II, Капниста будто бы послали потомки «давних запорожских казаков», «доведенные до крайнего отчаяния тиранией» российского правительства. Капнист спрашивал, можно ли им рассчитывать на помощь Пруссии? Он обещал, что в случае войны его соплеменники «попробуют сбросить русское ярмо»[461].
Внешнеполитическая обстановка тогда благоприятствовала врагам России. В 1791 году основные силы русской армии еще вели войну с турками. Только что окончилась русско-шведская война. Пруссия в январе 1790-го заключила союз с Турцией, а затем сумела заставить союзную России Австрию заключить с турками сепаратное перемирие. Если бы Турция продержалась некоторое время, Швеция вновь вступила в войну, а Пруссия напала на Россию, то России пришлось бы сражаться сразу на трех фронтах. Появление четвертого фронта в Малороссии поставило бы империю в крайне сложное положение.
Граф Герцберг не одобрял новый внешнеполитический курс своего короля и был сторонником союза с Россией[462]. Герцберг дал уклончивый ответ, Капнист уехал, заметив, что если Пруссия все-таки решится, то можно будет установить связь через его брата, который в это время путешествовал по Европе[463].
Неизвестно, кто именно из братьев Капнистов побывал в Пруссии и вел такие переговоры. Принято считать, что этим Капнистом был знаменитый поэт и драматург, киевский предводитель дворянства Василий Васильевич Капнист. Он был и пламенным патриотом Малороссии, и активным общественным деятелем. Однако помимо Василия такую поездку могли предпринять и его братья Петр и Николай. Последний был вообще человеком странным и, очевидно, относился к «москалям» намного хуже своего младшего брата. В 1812 году, когда Василий Васильевич был уже патриотом Российской империи, старший брат прямо заявил, что будет встречать Наполеона хлебом-солью[464].
«Малороссия не гордится счастием <…> Политическое солнце ея не столько согревает, сколько светило небесное. Она изнурена, терпит разные тягости и чувствует вполне потерю свободные ея веков. Ропот глухой, но почти общий»[465], – писал князь Долгорукий много лет спустя и удивлялся, что вельможные малороссияне, окружавшие престол Екатерины (Безбородко, Разумовский, Завадовский), ничего не сделали для своей родины, проявив поразительное равнодушие к ее судьбе.
Россия дала им чины и ордена, новые земли и новых крепостных. Эти господа так обрадовались, так рьяно взялись за дело, что даже русский генерал-губернатор Репнин обличал новоявленных украинских крепостников перед самим императором Николаем Павловичем: «…малорусские крестьяне порабощены происками царедворцев и малороссийских старшин, пожертвовавших счастием родины для своих выгод»[466].
В 1840 году молодой Тарас Шевченко посмотрит на прошлое и настоящее Малороссии без иллюзий:
Була колись[467] Гетьманщина,
Та вже не вернеться!..
Колесо истории
Современный украинец воспринимает упразднение Гетманщины как свидетельство возмутительного насилия, деспотизма москалей и их царей-тиранов. Между тем если бы сила и власть оказались в руках не русских, а самих украинцев, то вряд ли они были бы добрее и толерантнее. Был бы тогда у русских свой Разумовский, а у малороссиян, или как они называли бы себя – русинов, – свой Теплов. Нет «злых» и «добрых» народов, но всегда есть победители и побежденные. Так сложилось, что именно русский народ создал великое государство и диктовал побежденным свою волю.
А что если бы не Петр с Вельяминовым проводили свою великодержавную политику, а, скажем, Мазепа с Апостолом и Галаганом устанавливали порядки, выгодные им? Разорили бы Москву, стерли с лица земли Петербург. Перенесли столицу в Киев, преследовали русский язык и русские обычаи, издевались над одеждой, прической, обычаями «отсталых» москалей.
Мне довелось прочитать в рукописи не опубликованный пока роман украинского литературоведа Олега Кудрина «Полтавская перемога». Роман начинается так: «Слова “Россия”, “русский” были не так чтобы совсем запретные. Скорее – нежелательные, плохие, устаревшие. Ну, вроде “императора”, “фрейлины”, “чернеца”. Только много, много хуже»[468].
Действие романа происходит в стране, которая называется «Русь Посполитая», созданной благодаря победе («перемоге») Мазепы и Карла XII под Полтавой. Царь Петр погиб, но погиб и Карл. В России началась смута. В конце концов Мазепу пригласили на русский престол. Он обзавелся молодой царицей и стал основателем династии Мазеп, которая правила вплоть до Миколы II. В Руси Посполитой говорят на русинском (украинском) языке, расплачиваются карбованцами и т.д. Против власти русинов борются настоящие русские, создают Организацию русских националистов (ОРУН), Русскую повстанческую армию (РУПА). Во время войны переходят на сторону врага и вступают в дивизию СС «Новгородчина»…
А была ли в самом деле историческая развилка? Может быть, поток истории мог направиться и по другому руслу?
В гетманство Мазепы сила Войска Запорожского была уже несопоставима с военной машиной русской армии, вымуштрованной Петром Великим. Но было время, когда не русские вторгались на Украину, а напротив, предки украинцев опустошали русскую землю. Вспомним хотя бы страшный 1618 год. Россия еще не успела оправиться после Смутного времени, когда польский королевич Владислав, считавший себя законным русским царем, отправился в поход на Москву. Гетман Сагайдачный, подданный польской короны, с двадцатитысячным казацким войском открыл новый фронт на юго-западе Русского государства.
Это была, видимо, одна из лучших армий Восточной Европы. Козаки, непревзойденные головорезы, еще недавно грабили Кафу, Синоп, Трапезунд и даже окрестности Константинополя. Русское войско вело тяжелые бои под Можайском. Отразить запорожское нашествие было некому.
Козаки Сагайдачного огнем и мечом опустошали русскую землю. По пути захватили и разорили Ливны и Елец, причем в Ливнах устроили страшную резню. Мужчин убивали, женщин и детей захватывали в плен, как будто забыв, что имеют дело не с басурманами и не с католиками, а с такими же православными христианами.
Переправившись через Оку, запорожцы Сагайдачного не стали штурмовать хорошо укрепленные Зарайск и Коломну, а обошли крепости и вышли к пригородам Москвы, став у стен Донского монастыря. А к северо-западу от Москвы, у Тушино, разбила свой лагерь польско-литовская армия.
Защитников Москвы было очень мало – 11 500 человек, у противника же в два или в три раза больше. Перевес осаждающих был не только количественный, но и качественный: половину русской армии составляли «даточные люди» и вооруженные москвичи, то есть ополченцы, не имевшие боевого опыта. Сражаться на равных против искусных в сражениях поляков, запорожцев, немецких и шотландских наемников им было не под силу. 3 000 казаков, служивших в русском войске, не отличались ни надежностью, ни дисциплиной. Оборона Москвы держалась на русских профессиональных военных, но их было всего-то около 1 500 дворян, детей боярских и «московских чинов» да около 1 500 стрельцов. Итого: 3 000, горстка против огромного польско-литовско-запорожского войска. Опасность была большей, чем в 1612-м.