[1260]. Дело здесь не только в усердии Кулжинского, который хотел быть бо́льшим русским, чем сами русские. Малороссийскому языку не было места в государственной жизни Российской империи, равно как и в жизни высшего сословия. Путь из провинции в столицу, из культуры сельской в городскую казался самым лучшим, даже единственно возможным для культурного малороссиянина. Шевченковское «Цур тобі, мерзенний» еще не прогремело, но даже у Гоголя в «Старосветских помещиках» находим мы презрительное отношение к тем «низким малороссиянам», что «наполняют, как саранча, палаты и присутственные места, дерут последнюю копейку с своих же земляков, наводняют Петербург ябедниками, наживают наконец капитал и торжественно прибавляют к фамилии своей, оканчивающейся на о, слог въ»[1261].
Птенцы гнезда Перова
Подмосковное село Перово императрица Елизавета подарила своему фавориту Алексею Разумовскому, сыну козака Грицко Розума. После того как в 1753 году в Париже под редакцией самого Вольтера вышли «Записки о России» беглого российского генерала Христофора Германа Манштейна, вся Европа узнала, что Алексей Разумовский – не только фаворит, но и муж русской императрицы[1262]. Об этом знали и в России. Даже указывали, что венчание Елизаветы и Алексея состоялось именно в Перове, в Знаменской церкви[1263]. Как бы там ни было, Перово станет не просто одним из многочисленных поместий Разумовских, но даст имя одной из ветвей этого рода – Перовским.
У Алексея Разумовского детей не было (по крайней мере детей, признанных законом). После смерти всё его состояние досталось родному брату Кириллу Григорьевичу и его потомкам. Кирилл Разумовский и сам был человеком очень богатым, прежде всего благодаря браку с троюродной сестрой императрицы Елизаветы Екатериной Нарышкиной, наследницей огромного состояния. Но примечательно другое: Кирилл Григорьевич, до шестнадцати лет не знавший грамоты, в восемнадцать лет стал президентом Академии наук, а в двадцать два года – гетманом.
Братья Разумовские выросли на Украине и всю жизнь оставались настоящими малороссиянами, даже став российскими сенаторами, графами и камергерами. Видимо, усилиями и хлопотами Алексея не только было восстановлено гетманство, но и подтверждены древние вольности и привилегии Киева, оказана помощь крестьянам, пострадавшим от саранчи и пожаров. Наконец, Малороссию освобождали от «полков великороссийских», то есть на время сняли с населения тяжкую и разорительную повинность[1264].
М. С. Грушевский считал Кирилла Разумовского человеком, «совершенно чужим Украине»[1265], а потому – очень плохим гетманом. Но человека вроде Дорошенко, Мазепы или Хмельницкого ни в коем случае не поставили бы гетманом в елизаветинские времена, да и не было людей такого склада в тогдашней Гетманщине.
Кирилл Григорьевич, от природы умный и благодаря милостям императрицы получивший хорошее образование (учился математике у Леонарда Эйлера, слушал лекции в Гёттингенском университете), оказался для Малороссии человеком полезным. Всё время своего гетманства он по мере сил защищал интересы Малороссии. Хлопотал о создании университета в Батурине, всячески мешал созданию «Новой Сербии», препятствуя выселению украинцев, уже освоивших земли, предназначенные для сербских гусар.
Когда Екатерина ликвидировала Гетманщину, Кирилл Григорьевич остался верен украинским привычкам и обычаям, даже когда жил за границей или в своем подмосковном имении Петровское-Разумовское. Он окружал себя малороссиянами, любил украинскую кухню, не брезговал мовой, которую его современники считали грубой и простонародной.
У графа Разумовского было пять дочерей (одна умерла еще ребенком) и шесть сыновей. Все получили европейское воспитание. Сыновья учились в Петербурге, где им преподавал Август Шлёцер, один из самых талантливых ученых-гуманитариев того времени, затем продолжали образование в Страсбургском университете. Кажется, ни одного из них нельзя причислить к малороссиянам, а некоторых вряд ли стоит считать и русскими. «Все они воспитаны были за границей, начинены французской литературой, облечены в иностранные формы и почитали себя русскими Монморанси»[1266], – писал о Разумовских Филипп Вигель.
Самым знаменитым и высокопоставленным из сыновей последнего малороссийского гетмана был Андрей Кириллович. Светлейший князь и действительный тайный советник первого класса, он помогал императору Александру I вершить судьбы Европы, а большую часть жизни провел за границей: в Неаполитанском королевстве, в Швеции и долее всего в Австрии. Известный дипломат, человек образованный и блестящий, он был не украинцем и даже не русским европейцем. Настоящий европейский космополит, Андрей Кириллович достигнет карьерных высот при императоре Александре I, таком же европейском космополите. Впрочем, жизнь в Вене, в немецком окружении (он был дважды женат, и обе его жены были австрийскими графинями), кажется, приблизила Андрея Разумовского к австрийским немцам больше, чем к другим европейским народам. Он даже принял католичество.
Родной брат Андрея, Григорий Кириллович, с двадцати лет также жил в основном за границей – сначала в Швейцарии, затем во Франции, в Австрии, посвятив свою жизнь науке. Григорий Разумовский был довольно известным ученым-натуралистом, занимался геологией. Женился на француженке, затем (не оформив развода) – на немке. В конце концов отказался от российского подданства и перешел в протестантизм.
Алексей Кириллович, как и братья Андрей и Петр, учился в Страсбургском университете, к тому же был вольтерьянцем и масоном, но его жизнь все-таки была связана с Россией. Камергер, тайный советник, сенатор, одно время – министр просвещения, он был обладателем богатых русских и украинских поместий и еще больше увеличил свое состояние благодаря браку с графиней Варварой Шереметевой. В браке у супругов родилось пятеро детей, и еще десять (пять сыновей и пять дочерей) Алексей Кириллович прижил от некой Марии Соболевской. Эта дочь берейтора сумела вытеснить графиню Шереметеву из жизни Алексея Разумовского и провести с ним целых тридцать пять лет. При этом она, кажется, была не слишком заботливой матерью. Судя по миниатюре Ж.-Д. Ехса, которая хранится в рукописном отделе Пушкинского Дома, не была эта дама и красавицей. Алексей Кириллович, несмотря на свое богатство и связи, так и не сумел выхлопотать для Марии Михайловны дворянство, хотя в ход пустил привычную и типичную для мнимых малороссийских дворян версию о «польском происхождении». Соболевскую пытались объявить вдовой польского дворянина Перовского, однако подходящих доказательств представить в Сенат не удалось. Дети Марии Михайловны и Алексея Кирилловича будут носить фамилию Перовских, но связана фамилия, по всей видимости, не с мифическим польским дворянином, а всё с тем же селом Перово.
Вигель писал, будто Алексей Кириллович «имел одну только беззаконную славу – быть отцом Перовских»[1267]. Перовские, аристократы-бастарды, сделают хорошую, даже блестящую карьеру. Лев Перовский будет министром, Николай – таврическим губернатором (его внучка – террористка Софья Перовская), Василий – оренбургским генерал-губернатором. Именно он возобновит начатую еще Петром Великим русскую экспансию в Среднюю Азию. Его брат Алексей Алексеевич одно время служил, занимая высокие должности от секретаря министра финансов до попечителя Харьковского учебного округа, пока не вышел в отставку и не посвятил себя воспитанию племянника (сына своей сестры Анны Алексеевны и статского советника Толстого) – Алексея Константиновича Толстого.
В истории литературы Алексей Перовский остался под своим псевдонимом Антоний Погорельский. Он был автором «Вечеров в Малороссии», где Малороссии почти нет.
Самое украинское из его сочинений – «Монастырка». Она вышла раньше «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Тайну пасичника Рудого Панька еще не разгадали, поэтому некоторое время Погорельского считали вполне достойным кандидатом на авторство «Вечеров»: «Я приписывал их Перовскому, хоть я вовсе в них не узнавал его», – писал Евгений Баратынский. Кто спорит, гениальность Гоголя и скромный литературный дар Погорельского несопоставимы, но здесь речь не об одном лишь таланте.
Читатель легко найдет принципиальную разницу между «Монастыркой» и «Вечерами». «Вечера на хуторе…» и «Миргород» написаны малороссиянином. Его взгляд на мир – малороссийский, украинский. Диканька, Гадяч, Миргород для него – родина, родная земля, где всё понятно, всё близко и естественно.
Для Погорельского Малороссия – романтическая декорация. Для русских писателей эпохи романтизма любимой декорацией был, конечно, Кавказ, где развивались события «Кавказского пленника», «Мцыри», повестей Бестужева-Марлинского. Изредка заменить экзотику Кавказа могла и Великороссия, но только древняя, желательно – допетровского времени, как в любимом читателями романе Загоскина «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году». Но и современная Малороссия была страной достаточно экзотической. Русский герой попадает в нерусский мир: «Ты думаешь, верно, любезная Маша, что мужики здесь такие, как кучера в Петербурге или, может быть, как чухонцы, которые там продают масло? Совсем нет! На них длинные белые кафтаны (очевидно, свитки. – С. Б.) и такие же шапки… шляп я здесь вовсе не видала, а голова у них, ma chere, совсем обрита, только наверху оставлен хохол»[1268].
Здесь всё удивительно, здесь живут иначе, чем в Петербурге и вообще в Великороссии. Здесь необыкновенно много едят, даже благородные девушки не носят корсетов, они «толсты и краснощеки»: «Во всем монастыре у нас нет ни одной такой толстой, краснощекой…»