Я потянулась и поцеловала его.
— Ты чего? — после того как поцелуй закончился, спросил он.
— Ты у меня умный. Почти такой же умный, как крошка Ру.
— Вот я сейчас не понял. Мне обидиться или возгордиться?
— Возгордиться, разумеется. Я не сравниваю всех подряд с моим другом и давним защитником. Но мне кажется, ты прав, — и я пошла вдоль рядов книг, ища ту, что мне сейчас была так необходима.
— Что ты ищешь?
— Был такой лекарь в древности, звали его Гиппократ.
— Не слышал. И что? У меня есть его книга?
— Да. Я видела. Так вот у него есть такое выражение. Я его не помню, вот и ищу. Нашла, — и я, взяв с полки нужную книгу, принялась листать.
— Вот. Смотри. Гиппократ сказал: «Cibi, potus, somni, venus omnia moderāta sint». Пища, питье, сон, любовь — пусть все будет умеренным, — прочла я.
— Иными словами — хлеб, вода, сон и любовь — все как у нас. И золотая середина — это та же умеренность, — подхватил мою мысль Роланд.
— Да. И теперь у нас есть последовательность, с которой следует нажимать на символы, активируя механизм.
— Я сегодня туда не полезу, — заявил Роланд, когда я ставила книгу на место.
Я была с ним согласна. Я потянулась за поцелуем и меня тут же подхватили на руки и унесли в спальню.
А уже утром я настойчиво потянула Роланда в подвал. Необходимо было достать меч и чем быстрее Роланд вступит во владения, тем лучше.
Брендана мы оставили в коридоре на страже. На всякий случай. Мало ли что. Мы легко преодолели все препятствия. И дойдя до большой залы с механизмом, я зажгла все факелы и дала Роланду осмотреться.
— Сколько символов. Это же можно целую книгу написать? Вся стена утыкана ими.
— Да. Все не просто и если не знать, что нажимать, ни за что не откроешь. Давай. Вон первый символ. Хлеб, — и я указала ему на самый верх.
— Я буду нажимать? — спросил он.
— Да. Меч твой. Думаю, что и открыть должен ты.
Роланд нажимал на символы, я слышала характерный щелчок. Пока все было правильно. Когда все символы были нажаты, стена пришла в движение. Все эти камни, на которых символы были написаны и казалось, что они плотно подогнаны друг к дружке, вдруг стали легко расходиться в разные стороны, образуя прямо в середине арку прохода.
Роланд посмотрел на меня.
— Там дальше нет ловушек. Там впереди комната. Ты пойдешь туда один. Там в центре большой камень, на нем и лежит меч. Ты его достоин, он легко тебя примет, и ты сможешь взять его в руки. Только вот, Роланд, — я замолчала и прикусила губу.
— Да? Лика, договаривай.
— Это меч. И он несет в себе разрушение и смерть. Но также он может нести и защиту. Я очень тебя прошу. Помнишь выражение Гиппократа?
— Того лекаришки?
— Перестань. Это тебе не дворцовый лекарь, который тоже, я уверена, достоин всяческих похвал. Это ученый муж и философ.
— Да. Я понял.
— Так вот фраза, что так нам помогла с последовательностью. Там главное слово — «Умеренность». После того, как ты возьмешь меч в руки, помни о ней. Иначе он сведет тебя с ума. Когда будешь проливать им кровь, помни, что она должна быть оправдана. Я видела, как артефакт сводит с ума. Не наделай глупостей, потому что это будет фатально.
Роланд серьезно посмотрел на меня и кивнул.
Я прислонилась к стене и осталась ждать. Но вот послышался удивленный и радостный голос, а потом Роланд крикнул
— Лика! Вот это да. И балансировка, и тяжесть, он как будто по моей руке сделан.
Я кивнула, хотя понимала, что он этого не увидит. Но говорить что-то не хотелось. Я точно не совершаю сейчас ошибку? Но это ведь Роланд. А не мой слабый папочка, который и меч то никогда в руках не держал и на трон-то взошел в результате гибели его старших братьев. Ходячее недоразумение. Будем надеяться, что меч послужит для созидания, а не для разрушения.
Мы покидали подземелье, а Роланд все не мог налюбоваться на свою новую игрушку. Меч оказался большим. Но я видела ножны к нему, поэтому меня это не удивило. Рукоять была инструктирована камнями, но рассмотреть все это мне попросту не дали. Магией от него несло очень сильно, и любой обладающей ею сразу понимал, что перед ним. Когда мы поднялись наверх, Роланд с придыханием сказал.
— Лика? Я на ристалище. Мне не терпится попробовать его в бою. Не скучай. Что там у тебя по плану?
— Собираюсь поджечь донжон. Ты же не против?
— Что? А? Да не против. Делай, — и он несколько раз провернул меч в руке, явно меня не слыша.
— Роланд, — и я укоризненно покачала головой, но он чмокнул меня в щеку и понесся на площадку для состязаний.
Я почувствовала странное спокойствие. Меня больше не пугало возвращение домой, битва с папочкой, трон и власть. Как будто вот сейчас все пришло к своему равновесию и порядку. Я выдохнула. Так и должно быть, все правильно.
Но как видно, изменения почувствовала не одна я. Через несколько дней нам в замок пришло известие о смерти старосты. Он повесился на кладбище, на большом дереве. Ну, хоть в лес не пошел. Только вот самоубийцы мне там и не хватало. А кладбище должно принять. Но все равно намучалась я страшно. Роланд меня выносил на руках после того, как я устранила все последствия поступка старосты. Его сыновья и внуки рыдали. Говорили, что с отцом творилось что-то не ладное. Он все время ходил в лес на то место, где были две могилы и плакал.
Я хмурилась.
— Он хотел так понести наказание, — стал оправдываться один из его сыновей.
— Наказание? Да. Он и должен был понести наказание. Только вот не такое. Он должен был до конца своих дней помогать сиротам, кормить и заботиться о них. Должен был работать на благо деревни. И да. Страдать от чувства вины за содеянное. А он выбрал подлый и трусливый путь. Простой, но никому не принесший пользы.
Меня слушали, затаив дыхание, а потом толпа возле кладбища загудела. Люди переговаривались и соглашались с моими словами. Многим из них чувство вины не давало спать спокойно по ночам. И теперь я указала им путь, не тот, что выбрал староста. А более достойный.
Этим же вечером я спросила у Роланда.
— Почему ты не вмешался?
— Я не мог. Это дело жителей деревни. Я не имел право вмешиваться. Это был их выбор, не мой.
— Но ты Маркграф?
— Да. И я бы вмешался, если бы ко мне пришли с жалобой или просьбой о защите. Но кого я там должен был наказывать? Половину деревни или всю? Они не пришли. Совета не просили. Я не вмешиваюсь без необходимости. Если бы еще это коснулось оборотней, я бы рискнул. А так просто не мог.
— Даже Брендан не подошел к тебе с этим вопросом.
— И очень зря. Если бы пришел, я бы еще осенью на празднике взял его брата в замок. Но он ведь и к тебе прибежал в самый последний момент? А если бы ты не вмешалась?
— Нет. Этого бы не произошло. Я бы вмешалась без вопросов.
— Да. Потому что он тебе рассказал. А так ты сидела у печки и слыхом ни о чем не слышала. Лика, каждый сам выбирает. Как ему жить и как ему умирать. Я слышал историю о подобных ямах в другой деревне.
— В другой?
— Да. Ты думаешь, староста это первый придумал? Вовсе нет. Так вот там девочку собрались бросить в такую вот яму. Люди в отличие от оборотней девочек не берегут. Они заботятся больше о мальчиках. Так вот она не согласилась прыгать в эту яму. Развернулась и побежала в сторону замка своего сюзерена. И представь себе добежала. По снегу и почти голая. Отморозила себе пальчики на ножках, но осталась жива. В замке ее накормили, согрели и ее сюзерен лично поехал и вмешался. Перевешал на дереве всех зачинщиков и больше подобного не происходило. Каким бы голодным год не был. Всегда есть выбор. Даже если у тебя все плохо, выбирай отморозить пальцы, а не прыгать в ледяную яму.
Я закуталась в покрывало и прильнула к его сильному плечу. Выбор. Что-то мне подсказывает, что весной он будет сложным.
А потом наступила ночь зимнего полнолуния. Самого долинного в году. Оборотни всегда отмечают этот день пышными гуляньями. Самая длинная ночь и полная луна. Ведьмы так же чтили этот праздник. И я с удовольствием присоединилась к приготовлениям.
Праздник обычно отмечали по отдельности. Деревенские сами справляли, а в замке устраивали свой праздник. Я решила это поменять кардинальным образом и заявила, что мы пригласим всю деревню. Всех, кто захочет прийти.
Мы с поваром все тщательно посчитали и прикинули. И получилось, что нам хватит и всех прокормить, и оставшуюся часть зимы прожить в сытости. Так что к Роланду я пришла с готовыми списками. А еще я привела Оливьера, который должен был гарантировать безопасность замка.
Роланд приподнял брови, но потом выдвинул свое условие.
— Я хочу, чтобы ты взяла одно из платьев, что хранятся там, в сундуках и перешила его. А еще я хочу, чтобы на празднике на тебе были драгоценности, которые я тебе дам.
— Ну, Роланд, — принялась я канючить.
— Тогда нет. Никакого праздника в замке.
— Но в деревне такого не устроить. На улице холодно и только Большой зал вместит всех.
— И?
— Ну, зачем? Вот зачем мне платье? Мне и так хорошо.
— Я хочу.
— Ух. Ладно, я перешью.
— И драгоценности. Я хочу запомнить это полнолуние, как одно из самых важных и счастливых в моей жизни.
— Роланд, еще будет много полнолуний. И я уверена, среди них будут счастливые. Но раз ты хочешь. Хорошо.
С платьем пришлось повозиться основательно. Берта, я и Мари истыкали себе все пальцы иголками, чтобы подогнать одно из платьев, что хранились в сундуках в кладовой. Платье было то ли бабушки, то ли прабабушки Роланда. Достаточно старое, но ткань была дорогой и красивой. А еще это было самое маленькое платье. Все остальные оборотни в семье были высокими. Именно по этой причине я забраковала все платья Аманды Бретонской, которые тоже сюда сгрузили. Я не испытывала, руководствовалась одной только практичностью. Тут шить было меньше.
В день праздника мы все стояли на ушах, бегали и суетились. Я продолжала руководить украшением Большого Зала к празднику. Планировалось позвать всех детей. И каждому пришедшему ребенку мы собирались подарить запеченное в меду яблоко. Повар был очень недоволен. Мед был сладкой редкостью. Пчелы не очень любили с ним расставаться. И могли насмерть покусать неумеху, рискнувшего к ним залезть. Да и яблоки, долежавшие до этого дня, тоже были роскошью. Но мед был мой и яблоки тоже. Так что я ими распоряжалась. А мне хотелось порадовать всех детей. Они и так натерпелись страху за эту зиму. Те дети, что не стояли тогда у ямы тоже ведь наслушались всякого. Так что каждому ребенку.