Эк их угораздило… Как самолет вообще не упал?
Второй пилот беседовал с Гостем. Ветер крал обрывки разговора: «…пришлось облетать… может, магическое возмущение, но вероятно и нападение… какая-то черная тварь… никогда раньше такого…» Гость явно невнимательно слушал пилота и с содроганием косился на самолет.
— Готов? — осведомился Гергор бодро.
— Разве от моей готовности что-нибудь зависит? — я наблюдал, как Гость, мучительно кривясь, выписал знак перед глазами озадаченного пилота и тот, окаменев физиономией, уронил шлем наземь.
Другой пилот, не обращая ни на что внимания, руководил многоножками, заменявшими поврежденные щиты на боках самолета. Мелкие ремонтники облепили смирную крылатую махину, посверкивая на солнце полированными панцирями и издалека неприятно походили на блох, атакующих птицу.
— Ты бы там не провоцировал никого, — посоветовал вдруг вполголоса Гергор. Фальшивую бодрость будто ветром слизнуло.
Я изумленно воззрился на мага:
— Это что? Проявление заботы?
— Считай, что это проявление эгоизма. Меньше всего мне хочется коротать здешние вечера в обществе очередной жертвы внутричерепной хирургии… — Гергор скрестил руки на груди. — Ты сам знаешь, как могут повернуться события. Ковену, в сущности, не нужно, чтобы ты был в здравом уме. Им вполне достаточно, если ты будешь просто жив и послушен. Так тобой проще управлять, имея беспрепятственный доступ к силе Оборотней.
Угу. Именно так они и делали вот уже несколько веков. До моего рождения и решения мага Мартана.
— Полноценного доступа к силе идиот им не предоставит.
— Ковен довольствовался и малым.
— Не выйдет, — возразил я холодно. — Прежние Оборотни ничего не умели. Я уже успел многому научиться. Неизвестно, как поведет себя сила Оборотней, если я лишусь здравого ума. Никто не знает, я управляю ею или она — мной.
— Ковен может и рискнуть. Превратит тебя в безынициативное растение, как всех, кто был прежде. То-то будет мне компания.
Я язвительно поморщился.
— Создадите себе парочку фантомок для нескучных вечеров. Вроде той, что в красном платье.
Надо же, а он покраснел и насупился, как подросток. Шрам на щеке и вовсе стал пунцовым.
— Я разберусь с Барьером и посмотрю, что там произошло в подземельях, — сухо пообещал Гергор.
— Поражен вашим мужеством, — безразлично ответил я. — Желаю удачи.
Из замка показалась процессия «замороженных» во главе с блондином Маличем. Тот торжественно, на вытянутых руках нес ларец с прозрачной крышкой. Под крышкой плавала мерцающая сфера, размером чуть больше кулака. Следующие за Маличем «замороженные» несли металлические чемоданчики, содержимое которых хоть и оставалось скрытым, но ни для кого из присутствующих не являлась секретом: там дремали хрустальные змеи — капсулы с кровью Оборотня. Очередная порция, готовая к отправке на императорские острова. Те самые «флаконы» за которые даже князья готовы были рвать друг другу глотки.
Казалось, что воздух вокруг процессии рябит и неприятно вздрагивает.
— А я-то думал, что мы вовсе не в гости к Императору летим.
— Пилоты забросят вас на Ожерелье, затем улетят в столицу, — верно расшифровал мое замечание Гергор.
— Немалый крюк.
— Все ж быстрее, чем на плоту. Завтра к вечеру доставят по назначению.
За процессией из замка выскользнул Аргра, самовольно вырвавшийся из вынужденного заточения. Я едва успел перехватить оскалившегося зверя, наметившего первую жертву. Здоровенному чудищу ничего не стоило, при желании, вырваться из хватки, однако Аргра затих, уселся у ног, глухо ворча.
— Ничего, зверь, — негромко сказал я ему. — Погодим еще. Может, в следующий раз.
Гергор покосился, приподняв бровь.
— Господин Юг, — повысив голос, позвал Гость, — прошу вас, подойдите ближе…
Я, за неимением лучшего, выдернул из штанов ремень и продел его через ошейник Аргры, передав импровизированный повод заметно забеспокоившемуся Гергору.
— Я его не удержу, — предупредил маг боязливо.
— Аргра, сиди здесь, — строго велел я. Зверь наклонил голову, со значением ухмыляясь во весть тройной ряд зубов. Но, во всяком случае, сразу за мной не последовал.
Металлические чемоданчики благополучно перекочевали в недра самолета, а вот ларец со светящейся сферой удостоился особого прощального ритуала.
Раньше этот ларец находился в крошечной комнатке над холлом Черноскала. Я не заглядывал туда. Прикоснуться к сфере я не мог по определению (на нее наложили заклятие лучшие маги Ковена), уничтожить — тоже, а любоваться на светящийся шар особого желания не возникало. Сам по себе он не представлял из себя ничего особенного. Главное его значение — символ. Точка Ноль, от которой начинался отсчет дозволенного мне пространства. Центр окружности.
Ее перемещали по необходимости, а сейчас как раз настало время изменить точку отсчета.
Я сотни раз проходил через это. Зато Гость — впервые, и потому путался и сбивался. А может, его нервировала высота или простуда. Он пыхтел, морщил лоб и тер подбородок, вспоминая протокол. Платок, поминутно нырял в карман и тут же возвращался обратно, то смахивая пот с лысины, то протирая слезящиеся глаза.
Маги из свиты Гостя замкнули изолирующее кольцо вокруг нас. Зазвенел воздух. Стало скучно. Я разглядывал ларец и наблюдал за облаками. Гость искал сухое место на своем платке и выуживал из памяти слова. А хмурый Малич подступил ближе и сверлил дыру взглядом чуть выше моего уха.
— Стой! — вдруг заголосил Гергор возмущенно.
Только «замороженные» не вздрогнули от неожиданности.
Рутинная процедура разлетелась вдребезги. Видимо, Аргра решил, что разлука с другом слишком затянулась. Гергор обреченно тащился следом, неубедительно тормозя пятками.
— Да стой же!
Ремень лопнул. Внутрь магического круга, созданного «замороженными», ворвался счастливый Аргра в фонтане белых и голубых колючих искр. А что зверюге высшая магия? Он родился в Черноскале…
— У вас очень жизнерадостное животное, — просипел гнусаво Гость, отшатываясь от ощерившего клыки Аргры и спешно закрывая рот и нос мятым платком.
И, непрерывно чихая, он скороговоркой пробормотал положенные заклятия и спешно всучил ларец в руки Блондина.
Потом снова поднялась суматоха, когда Гергор утаскивал негодующего Аргру. Изможденный посланец Ковена отдавал последние распоряжения, мечтая убраться из этого кошмара побыстрее. А растревоженный происходящим самолет стал угрожающе задирать остроклювый нос и нервно поводить крылами, норовя снести всех присутствующих.
В общем, милая прощальная суета. Которую даже можно выдать за нормальное расставание… А то все больше постные лица, да дежурные реплики.
В салоне было тепло, звуки приглушены, а кресла удобны. Это был самолет среднего размера, но посадочных мест всего восемь, так что места хватало и каждое из кресел оборудовали максимально комфортно. Откинув спинку, я закрыл глаза, вытянул ноги и разом отключился от происходящего.
* * *
«… — Просыпайся! Да просыпайся же!.. — меня немилосердно трясли за плечи и вполголоса, шипели в ухо. — Ну вставай!..
— Что? Что? — я ошалело уставился в лицо склонившегося Арина.
Глаза Арина сияли в зыбком полумраке. Вот ни у кого глаза в темноте не светятся, а у него мерцают, будто у кота. На девушек производит неизгладимое впечатление. На непугливых девушек.
— Пойдем! Она уже здесь!
— Да кто?
— Да она!
Весьма бессодержательный диалог, который, однако все расставил по своим местам.
— Отстань, у меня экзамен сегодня… — я попытался заползти обратно под одеяло, но тщетно.
— Сдашь ты свой экзамен! Тебе важнее друг или какая-то там астрономия?
Известный еще с доисторических времен прием. Безотказный, как каменный топор.
Вслед за приятелем, я вываливаюсь из окна спальни в окутанный туманной дымкой парк. Сыро, стыло и тихо. Здание университетского общежития плывет в молоке гигантским чудовищем, по ребру которого карабкается наверх задержавшаяся на ночной охоте горгулья. В клюве горгульи обмякший кролик.
Разом озябнув, я завернулся в наскоро захваченную куртку и, босиком скользя по губчатой прошлогодней листве, поспешил за Арином. Челюсти сводило от зевоты.
— Вон она, — торжественно произнес Арин, отодвигаясь, чтобы я мог тоже взобраться по излому стены.
Она — это дочка молочника, который каждое утро доставляет на университетские кухни молоко, сливки, сметану и сыр. Темноволосая, голенастая девица. Иногда она сопровождает отца и поджидает его на мосту, за стенами, придерживая пятнистую, нервную лошадку.
— Ты поднял меня в такую рань, чтобы я полюбовался на нее? — Я подавил очередной зевок, глядя, как дочка молочника передает отцу кувшины. Девушка, конечно, славная, но видали мы и получше…
Арин, покопавшись во внутреннем кармане, достает серебряную монету. Крупный, ребристый кругляш с грубой чеканкой — такие делали в Многоречье. Скорее сувенир, чем средство оплаты.
— Как думаешь, ей понравится? — в голосе Арина непривычная робость.
Я машинально взял монету. Тяжелая. Теплый металл грел ладонь.
— Ты бы лучше колечко… — с сомнением подсказал я.
— Безделушки она не возьмет, — покачал Арин головой. — Гордая… А это вроде и не подарок будет. Куплю у нее кружку молока.
Я с любопытством уставился на приятеля. Даже зевать перестал.
— Так ты уже пытался с ней познакомиться?
Арин неопределенно улыбнулся. Белокурый, голубоглазый, статный красавец практически никогда не получал отказа. И вот, надо же… Оскорбленное самолюбие или действительно она так глянулась ему?
— Неужто попробуешь подкупить недотрогу дешевой монеткой? — поразился я.
— Не простой монеткой. Ты ее зачаруешь.
— Я… Что?! И думать забудь!
— Небольшое заклятие, как ты умеешь. Просто, чтобы привлечь ее внимание.
— Что ты как школяр? Нужен любовный приворот — обращайся к ведьме возле дороги. Или сам зачаровывай.