Илга опустошенно молчала, растирая мокрые, тонкие пальцы. Наверное, ее следовало бы обнять или хотя бы сказать что-нибудь ободряющее, но я не двигался. Во-первых, еще неизвестно, как она воспримет прикосновение Оборотня. Во-вторых, я не хочу, решать чужие проблемы. К тому же, что ободряющего можно сказать в подобном случае — что все обойдется? Так это ложь и девушка, наверняка, снова разрыдается.
Эк, ты все разложил по полочкам, — с отвращением заметил кто-то внутри меня. Нет, бы просто признаться, что негодяй равнодушный…
Мы молчали, глядя в разные стороны.
— Извините, — наконец, произнесла Илга.
— Ты должна забрать его прямо сейчас?
— Нет… Завтра. Можно, послезавтра.
— Если хочешь, я поговорю с кем-нибудь, чтобы его оставили в лечебнице еще… — продираясь через собственное нежелание заниматься ненужными мне делами, все же произнес я и не без облегчения увидел, как Илга отрицательно качает головой:
— Спасибо, ваша ми… Не так важно, где он будет… лежать, — голос ее дрогнул. — Они сказали, что спасет его только чудо. Вот вернется тетя Ла, я еще подзаработаю, и мы попробуем поместить его в лечебницу получше. Может, удастся отвезти на Императорские острова.
Прикосновение чужой беды холодило и царапало. Хотелось отодвинуться. Или попытаться согреть эту озябшую в своих несчастьях девчонку. Только она не позволит.
— Ты любишь его? — сам не знаю зачем, спросил я.
Мгновение она молчала. Потом кивнула, будто мысленно ответив на вопрос, и только потом озвучила ответ:
— Мы сговорены с детства. Всегда были вместе… Его мама, тетя Ла, взяла меня в свой дом, когда родителей не стало. Мы с Яннеком столько всего творили! Яннек, он… замечательный. Он добрый, умный…
— Илга, — с неожиданно пробудившимся интересом я перебил ее, — ты не ответила.
Девушка сосредоточенно свела брови. Покрасневшие и опухшие глаза блестели даже в полутьме. Растертый нос тоже блестел. И в ямочках под скулами поблескивало.
— Простите, господин Юг, — собеседница вдруг резко поднялась на ноги, спешно распихивая пакеты со снотворным по карманам безрукавки. Несколько штук все время вываливалась, и я машинально забрал и положил их к себе. Она, кажется, даже не заметила. — Сожалею, что втянула вас в свои семейные дела. Думаю, теперь пора вернуться к делам вашим… Вы хотели поужинать? Я знаю одно хорошее место.
Снова настороженная, замкнутая, спрятавшая настоящее лицо за маской непреклонной, самостоятельной девицы. Ну да ладно… Мне-то в самом деле, какая разница?
— Минус двадцать монет за «господина Юга», — объявил я.
Илга только пренебрежительно повела плечом.
* * *
Подозреваю, что эта забегаловка, рекомендованная Илгой, заслужила свое звание «хорошего места» просто потому, что располагалась близко к лечебнице.
Оставив на постоялом дворе крестокрыла, мы спустились вниз на канатном подъемнике, углубились в тоннель в скале, миновали пяток мелких лавок, торгующих сувенирами из раковин, поделками из рыбьих костей, «удивительными вещами с загадочных островов Севера» и вышли к круглому проему в стене, украшенному вывеской «Над прибоем». Отверстие прикрывала сухо шуршащая занавеска из крупной, размером с ладонь, лакированной чешуи.
Внутри воняло жареной рыбой, маринованными водорослями и было очень тесно, несмотря на отсутствие посетителей. Облокотившись о низкую стойку подремывал толстогубый и круглоглазый толстяк, смахивающий на рыбину, застрявшую в тупиковом ответвлении рифа.
— Мы снаружи, — бросила Илга мимоходом снулому хозяину, неспешно качнувшемуся навстречу гостям.
Я, замешкавшись было на пороге, все-таки проследовал за спутницей, в следующую дверь. Проход вывел на большой балкон, пристроенный на полке с внешней стороны скалы. Как и обещано, балкон размещался прямо над прибоем и от ветров его защищали лишь боковые щиты. Один стол был занят парой ужинающих моряков.
— Отличное место, — удивленно констатировал я, оглядываясь.
Впереди угрюмо сгорбилась громада Старокоронного, почти незаселенного с восточной стороны и потому неосвещенного. Мерцали только маяки. По мосту слева тихонько полз огонек. Ветер тащил обрывки музыки, перезвон колокольцев, смех и разноголосицу. Странно, но перезвон далеких колокольчиков дразнил и отчего-то тревожил…
«Рыба по-рыбацки», «рыбий сыр», «рыба в рыбе», «рыбный суп с улитами»… Меню, нацарапанное на половинках раковин не отличалось выдумкой.
Илга вдруг смутилась:
— Наверное, мне следовало предложить вам более изысканное место… Но я там не бывала ни разу и, боюсь, наверх нас в таком виде не пустят… Простите, ваша… э-э…
Могу поклясться, что это ее нарочито недоговоренное «ваша…» совершенно осознанно. Илга явно не из тех, кто, не задумываясь, привычно вставляет почтительные титулы. Ей даже произносить это неловко. И тем не менее она повторяет нехитрую уловку.
— Давно мечтал о рыбе, — проговорил я и почувствовал, что не единой буквой не лгу. Я бы съел и вяленого трепуха, которым обычно брезгуют даже кошки. — О! А вот «печень по-островному»…
— Это тоже рыба, — бледно улыбнулась Илга.
— А пить что будем?.. Минеральная вода «каменный ручей» , эль… «рыбье молоко», — озадачено прочел я.
— Самый любимый местный напиток, — улыбка Илги исчезла быстро и бесследно, и теперь девушка старательно избегала моего взгляда
Ну, раз местный, то почему бы и не попробовать?
Неторопливо выплывший из дверей хозяин, получил заказ и так же лениво удалился. Ему бы хвост — вылитая рыба-губан.
— Что в вашем городе есть занятного?
— Я не так часто здесь бываю. Только на окраине… Но, наверное, вам вряд ли будут интересны такие простые развлечения…
— А поконкретнее?
— Есть морской сад, театр теней, бешеное колесо… Цирк. Сейчас, к карнавалу приехали музыканты и актеры… — Ей явно все это было неинтересно самой. Мысли девушки занимали свалившиеся проблемы и даже общение с Оборотнем потеряло приоритет в шкале неприятностей.
Вернулся хозяин, вооруженный подносом с тарелками из вездесущих раковин и двумя кружками из толстого мутного стекла — в одной прозрачная вода для Илги, а в другой, поменьше и впрямь что-то белесое, похожее на молоко. И мы уткнулись каждый в свою порцию. То ли я слишком проголодался, то ли блюдо и впрямь оказалось отменным, но моя тарелка опустела в считанные минуты. Остался только пряный запах незнакомых приправ.
Илга скучно возила костяной вилкой белое мясо улита, разделяя на кусочки.
— А это правда… — вдруг начала она, и я насторожился, ожидая еще какого-нибудь каверзного вопроса о привычках Оборотней, но ее мысли явно занимало другое: — Это правда, что на Кипучем острове есть источник, который исцеляет любого?
— Правда, — подтвердил я. — Только он действительно кипучий. Кипящий, то есть. А когда вода остывает до приемлемой температуры, то утрачивает полезные свойства.
— Откуда же люди знают, что он целебный?
— Так легенда гласит. Проверить все равно нельзя.
Илга коротко вздохнула. Оставила в покое превращенную в невразумительное месиво еду и выпила воды. Я тоже заглянул в свою кружку, понюхал и аккуратно отставил:
— Забавно.
В кружке плескался почти непрозрачный, светлый и воняющий рыбой самогон. Вряд и подходящее пойло в данных обстоятельствах.
— Я не солгала. Его здесь очень любят, — девушка пожала плечами.
— Не сомневаюсь.
— Разве маги не чувствуют, когда им лгут, а когда говорят правду?
— Я не маг.
— Да, я помню, что именно так вы и сказали при нашей встрече.
Илга кисло усмехнулась. Я неожиданно почувствовал себя уязвленным.
— Ты ведь имела ввиду высших магов? Так что я не солгал.
— Просто не договорили.
— Хорошо, считай, мы квиты, — я с сожалением посмотрел на кружку с «рыбьим молоком». Нет, к такому эксперименту я пока не готов. Может быть, позже…
— Смотри-ка, — отчетливо произнес один из моряков, приподнимаясь за своим столом и высматривая нечто внизу, на побережье, — никак Черный цирк прибыл?
— Вчера еще, — равнодушно отозвался его приятель. — Им городской глава разрешение на стоянку в городе не дал, так они на берегу осели.
— Я думал, в этом году им вообще запретят сюда соваться. После того, что они устроили тогда, ну, с баронской дочкой…
— А то, прям. Да в эту глухомань народ только ради цирка и стекается. Неужто не пустят рыбу с золотой икрой? В городе стоять нельзя, а представление давать — это пожалуйста. Барон доволен, горожане тоже. А желающие и на берег придут… Кстати, слыхал, что… — он приглушил голос и остаток разговора стал неразборчивым.
— А что еще за Черный цирк? — немедленно заинтересовался я.
Илга мельком поморщилась.
— Так, развлечение для идио… то есть для тех, кому уже ничего неинтересно.
— Что ж, тогда это то, что надо.
Она посмотрела на меня с сомнением и досадой. Скривила губы, небрежно отвела с лица прядку светлых волос.
— Как хотите.
Словно почуяв конец разговора, из чадной пещеры выплыл хозяин. Я внезапно похолодел, осознав, что наличных денег у меня нет. Ни монеты. А ведь я пообещал Илге оплату. Впрочем, с Илгой мы разберемся позже (хотя еще придется придумать, по какой статье провести подобные расходы через канцелярию господина Ставора), но здесь и сейчас предстояла неприятная сцена…
Хозяин выжидающе замер рядом. Илга, слегка прищурившись, смотрела на меня. И даже моряки за дальним столом замолчали и глазели в нашу сторону.
— У господина слишком крупные купюры и он гадает, под силу ли мне их разменять? — ехидно осведомился толстяк. Только что простодушный и подслеповатый рыбий взгляд его сменился хищной зоркостью. — Так вы не волнуйтесь, господин, я дам вам сдачу в любых монетах! — Слово «сдача» прозвучало с многозначительным нажимом.
В коротких пальцах неожиданно мелькнула на редкость изящная вещица — тонкий, глиняный свисток, украшенный руной «зова». Такой стража издалека услышат.