— Видала я настоящий русалок, — женщина в пестрой шали неодобрительно поджала и без того тонкие губы. — Не похожи вовсе. Те зеленые.
— Это волшебные русалки! — подсказал ей бдительный служитель в черно-белом.
— Говорят, они настоящих девушек крадут и превращают, — шепотом сообщили рядом. — Только они не живут долго. Помирают в неволе.
— Брехня, поди.
Русалки за стеклом кружились в хороводе. Одна русоволосая подплыла совсем близко. От выпитого у меня мутилось в голове и вдруг померещилось, что девушка внутри пузыря — это Никка. Тот же изгиб плеча с родинкой, та же лукавая улыбка…
Я тряхнул головой. Да нет, почудилось!
Следом за русалками шар наполнили страшноватые, но тоже по своему восхитительные гидры.
От сферы пахло водорослями и кровью. Находиться рядом слишком долго было невыносимо. Начинало тошнить. Кого-то уже волокли на руках отдышаться, хотя многие продолжали жадно глазеть. Лица у них приобрели такой же зеленовато-мертвенный оттенок, как вода в стеклянном пузыре.
— Нам пора, — озабоченная Илга коснулась моего локтя. Настойчиво и, кажется, не в первый раз.
— Уже все? — громогласно осведомился я, не скрывая разочарования. — И это весь ваш хваленый цирк? Тоска!
— Господин недоволен? — вкрадчиво осведомились над самым ухом. Почему-то никак не удавалось рассмотреть лицо подошедшего — только мельтешение черно-белых клеток. — Господину хочется чего-то увлекательного?..
— А зачем, спрашивается, мы сюда пришли?
— Тогда позвольте вас пригласить на особое представление. Только оно дороже…
— Ха, чепуха… — я, не глядя, высыпал монеты из кармана в предусмотрительно подставленную клетчатую ладонь. Кажется, это были все оставшиеся деньги. Иначе с чего Илга так свирепо уставилась? Жалко ей, что ли…
— Эй, парень, девчонку-то с собой не бери! — предупреждающе крикнули в спину. — Сгинет и не найдешь. Да и сам не ходи, не вернешься.
— Оставайся, — рассеянно велел я Илге, но через минуту, обернувшись, убедился, что она идет следом — мрачная, как нетопырь.
Разомкнулись расписные ширмы. Разом стал тише и темнее. И людей поубавилось.
— Здесь простые развлечения. Вы можете выбрать… О, нет, это не бордель, наши девушки уникальны. Они послушны и искусны, они ответят самым затаенным вашим желаниям, вы сможете воплотить в жизнь все, что никогда не решитесь даже с продажной женщиной, потому что эти существа…
Насупленная Илга угрюмо озиралась.
— Позвольте вам предложить наш фирменный напиток?
А почему бы и нет?
Мелькали силуэты, сменялись лица, что-то происходило вокруг, но тут же выскальзывало из памяти, как скользкая медуза из мокрых ладоней. Только ожоги пекло…
— Соблаговолите пройти сюда…
Прогорклая магия забивала восприятие, не хуже смрада. У меня то и дело темнело в глазах, но если выпить, то становилось легче. Только выпивка здесь плохая, колючая. Язык царапает. Я пытался это выплюнуть, но никак не получалось, а бармен таращился с невежливым изумлением…
Илга тоже глядела со все возрастающей антипатией. Это раздражало, и уже в который раз я пытался отправить ее восвояси. Она почему-то не уходила. И правильно делала, а то пришлось бы ее искать. В этом мерзком месте приличным девицам делать точно нечего. Но лучше бы она исчезла, непоследовательно думал я, натыкаясь на ее внимательный холодный взгляд.
Как она вообще смеет так на меня смотреть?
* * *
… — По-моему, действительно пора уходить.
Все-таки она — зануда, раз твердит одно и то же!
— Это мне решать! — возразил я, увлекая девушку за очередную ширму.
Здесь коптили факелы, рождая обманные тени и скрывая настоящие облики. Грязные закутки разрастались до размеров сводчатых пещер, тесные проходы обращались нескончаемыми туннелями. Периодически тревожно дергался амулет на шее, но я почти не замечал его.
— …Вы встретите настоящего мага-Оборотня!
Я с удовольствием громко засмеялся:
— Второй раз за день? А вы разве не знаете, что настоящий Оборотень в мире всего один, и он сидит взаперти в Черной башне?
— О, это сказки для непосвященных, которыми Ковен потчует простой люд, чтобы не пугались. А Оборотни — они хоть и редки, но еще живы. Хотите увидеть?
— Несомненно!
Илга смотрела на меня с ненавистью. «Идем отсюда!» — прочитал я по ее губам. И, кажется: — «Идиот!». Но разве я мог пропустить уникальный случай узреть родственника?
Впрочем, родич оказался так себе. Какой-то хмырь в черном. Со зверским оскалом демонстрировал фокусы. Обращал людей в зверей (высшая магия), менял сущность желающих (целитель-психолог и гипнотизер средней руки), поддельной кровью оживил мертвеца (я не выдержал и громко захохотал)…
Потом мы навестили некромантов — неприятные существа, холодные, шипящие, со стылыми взглядами, будто змеи. И воняет мертвечиной. На самом деле настоящий некромант был один, но фальшивые тоже убедительно старались.
После мы зашли еще куда-то… Кажется, я искал померещившуюся мне Никку-русалку. Илга вдруг вскрикнула, и мне самому стало страшно. Там копошилось нечто в этом черно-багровом дурмане, не магическое — человеческое. Безумные лица, тошнотворный запах крови, жуткий крик…
Теперь уже я бесцеремонно дернул растерявшуюся спутницу и потащил за собой прочь. Наверх, из темноты мы вынырнули держась за руки, словно малые дети. Запыхавшиеся и взъерошенные. Оставшийся за дверями звон колокольцев манил вернуться.
Илга что-то говорила, но я не слушал. Как только гнусные лабиринты остались позади, царившее во мне шалое веселье вернулось с прежней силой. Не обращая внимания на накалившиеся браслеты, я зачерпнул воздух и крепко сжал его в горсти, а, когда разомкнул пальцы, на ладони, на грязной повязке сидела крошечная, воздушная птичка. Некоторое время я тупо пялился на нее, пытаясь сообразить, что с птичкой неладно, а потом догадался, что она выпачкана моей кровью — повязка пропиталась насквозь. Беспечно ухмыльнувшись, я нашептал птице несколько восторженных фраз и подкинул вверх. Птичка упорхнула, унося Арину сумбурное послание. Не знаю, что он там разберет, но поделиться с единственным человеком, которому я доверяю, сегодняшними приключениями и главным открытием определенно стоило.
Я свободен!
Илга смотрела испытующе.
— …далеко заполночь, — смысл ею сказанного, наконец, одолел хмель.
— А мне совершенно некуда спешить! — с пьяной беспечностью заявил я.
— Зато мне утром на работу.
— Ну, так иди себе! Я, может, вообще не собираюсь назад! — признался я, дохнув ей ненароком в лицо. Она брезгливо отшатнулась. Мне показалось, что девушка вот-вот влепит мне оплеуху.
И вдруг ее злость исчезла — мгновенно и без следа, словно вода, впитавшаяся в пересушенный песок. Илга небрежно пожала плечами:
— Как скажете. Пойдемте тогда выпьем на прощание… И разойдемся.
И мы выпили рыбьего «молока» в темноватом местечке на оставшуюся после цирка мелочь. Вот забавно — Илга мне улыбалась! Немного натянуто, отводя взгляд, но улыбалась. И я внезапно вновь осознал, какая она красавица — изумительная девушка, с яркими, чистейшей морской синевы глазами, с жемчужно-розовой светящейся кожей, с приятными формами под этой мешковатой одеждой… Она отпивала из своего стакана и загадочно молчала. Она промолчала, даже когда я переместился поближе и положил руку ей на бедро, шалея от присутствия такой красоты.
— А хочешь, я перепишу твою жизнь заново? Ты станешь принцессой и знать не будешь ни о своем Яннеке, ни о стохвостах! Вот вернемся в замок, и так и сделаем. Будешь дочкой барона…
— Это возможно? — Илга непритворно заинтересовалась, распахнула глаза шире.
— Ну, — даже во хмелю я слегка смутился. — Возможно, только трудно. Но для тебя я готов напрячься.
— А сделать так, чтобы человек стал здоров?
— Опять ты за свое… Если узор гнилой, то узел на изнанке все равно распустится.
— Ты пробовал?
Когда это мы успели перейти на «ты»? Впрочем, это отличная идея! И доверительность сразу возникает.
— …много лет назад. Я должен был исправить сущность одной больной девочки. Ее отец был могучим и влиятельным магом, но даже он не мог излечить ее и решил, что это под силу только Оборотню. Он убедил Ковен… Только все равно ничего не вышло. Эмма не стала нормальной. Даже хуже — она утратила рассудок. — Я запоздало спохватился, что язык будто сам собой плетет то, что я ни с кем не обсуждал уже много лет. И не хотел обсуждать.
— Это все прошлое. Давай лучше о настоящем и будущем. Вот кем бы ты хотела стать? А хочешь, дочкой Императора?
Нет, это вовсе не гнев в ее глазах — это она так смеется. И ямочки у нее под скулами очаровательны… Это хорошо, что она смеется, потому что, когда она перестает смеяться, ее лицо становится неприятно напряженным и испуганным. Как у человека, который совершил нечто необратимое и ждет неминуемой расплаты. Но что страшного могла сотворить такая красавица?
Какая горячая у нее шея, а гладкая кожа пахнет упоительно…
— Давай сбежим вместе, а? Я даже оборву твой поводок, хочешь?
Вряд ли она поняла, о чем идет речь. Отвела глаза, вдруг тоже взяла стакан, щедро плеснув из бутылки, и решительно отхлебнула крепкого рыбьего «молока». Стерла невольно выступившие слезы.
И впрямь, что за мерзость подают в этом заведении? Тоже, как в цирке, полным-полно каких-то мелких сухих колючек, которые горчат и застревают в глотке, словно опилки, и дышать становится трудно. Сквозь накатывающую муть пронзительно и трезво смотрит Илга. Это последнее, что остается в памяти.
А потом стало темно.
* * *
Очнулся я от злого, пробирающего насквозь холода и головной боли. Мучительно медленно провел по лицу ладонью (страшно неудобной, почему-то жесткой). Приоткрыл глаза… Почему все так ярко?
Вокруг деревья. Изморозь на пожухшей траве и на рукаве моей куртки. Солнца еще нет, но вокруг уже царит предрассветная, прозрачная сумрачность.