Тень на обороте — страница 44 из 86

— Давай я лучше тебе брошку выиграю. Вон там, где стреляют.

Девушка оказалась покладистой и смешливой. Звали ее Елета. Она любила сладости, особенно яблоки в пьяной карамели. И последними она явно увлеклась, быстро хмелея. То ли из-за этого, то ли наведенный «лик» действовал, но Елета каждый раз промахивалась, пытаясь меня поцеловать. И охотно смеялась.

Музыканты поодаль перешли с медленного мотива на плясовую. Вразнобой завертелись бело-черные маски. Белая половина означала уходящее лето и свет, темная — зиму и тьму. Но в таком стремительном мельтешении черного и белого и у самой вселенной голова закружится.

— Это у тебя что? — горячий палец заскользил по моему запястью, некстати вылезшему из рукава. — Ой, я уже видала такое… — Елета забавно нахмурилась, пытаясь сосредоточиться. — Тот парень тоже был приезжим, из Водоплетов, кажется… И кто ж по доброй воле такую страсть себе нарисует? Вы там на юге все сумасшедшие?

— Некоторые.

— А браслет какой… Подаришь?

— Посмотрим.

Жаркие, упругие губы на вкус отдавали яблочной наливкой. Слишком сладко. Но когда дыхание перехватывает, на это перестаешь обращать внимания.

…А потом некстати громыхнул фейерверк над прудом, выплюнув в дымной струе растрепанную огненную птицу. Зеваки восторженно завопили. И почти сразу же эхом отдался новый вопль — неприятный, резкий, обрастающий тревожным гулом: «держи!.. хватай!.. вон она, бей!..» Музыка сбилась и умолкла.

— Стреляй же! — гаркнули вдруг и следом послышался короткий свист и вскрик.

Елета завозилась, высвобождаясь. Глаза ее, только что блестевшие рядом, мигом отдалились и взгляд ускользнул.

— Там что-то случилось!

От души чертыхнувшись, я последовал за вскочившей девушкой.

Вторая огненная птица по инерции сверкнула над гладью пруда, но на нее не обратили внимания даже дети. Люди сгрудились вокруг каменистого пятачка на берегу, отсекая от воды и лишая возможности убежать вглубь острова невысокую женщину.

Простоволосая молодуха в вышитой блузке и длинной юбке стояла в центре утоптанной площадки, напряженно выпрямившись и озираясь, с заминкой встречая каждый встречный взгляд. Словно цепляясь за них. Со стиснутого в руке крупного яблока все еще стекали капли воды. У ног женщины блестели осколки разбитой чаши вперемешку с раскатившимися плодами.

— Ох, ужас-то какой! — слева только что протолкались, оценили ситуацию и охотно ужаснулись.

— Чего там? — негодовали те, кто поотстал.

— Да ведьму споймали…

Женщина выглядела обычной. Если не считать того, что вышитую блузку, чуть выше сердца, пробивала тонкая черная стрелка гарпуна. С такими местные рыбаки на морского хоря ходят.

— Я сразу заметил, что она в воде-то не отражается… — торопливо, сглатывая слова, рассказывал щуплый мужичок, обращаясь ко всем вместе и ни к кому отдельно. — Когда яблоки ловили! Другие есть, а этой — нет!

Его не очень слушали.

— Ни один праздник без этой пакости не случается, — раздраженно бросили в толпе. — Чего ждешь? Кончай ее!

Угрюмый плечистый парень из добровольных охранников, обстоятельно перезаряжавший гарпун, с досадой дернул плечом.

— Каждый год одно и то же… Лезут и лезут, будто патокой им тут намазано…

— А это правда ведьма?

— Водяная.

Женщина в вышитой блузке стиснула кулак. Зеленое яблоко брызнуло белыми хлопьями, сок запенился между пальцами. Ведьма небрежно вытерла руку о пеструю юбку. Хвост гарпуна над ее сердцем покачивался, вокруг древка по ткани расползалось мокрое серое пятно.

На лице женщины стыла ироничная полуулыбка.

— Что ж вы злые такие, люди? — хрипло произнесла она, снова шаря взглядом по кругу. Теперь уже настала очередь зевак вздрагивать. — Я ж вам ничего не сделала. Просто пришла повеселиться…

— Пошла прочь, оборотниха! — нервно крикнули в ответ.

— Да убейте же гадину!

— Я танцевала с тобой только что! И с ним! — ведьма ткнула ладонью в пене яблочной мякоти перед собой, словно камешки бросила: толпа всколыхнулась, перемешиваясь.

Ведьма усмехнулась снисходительно.

— Чего возишься? — негодовали те, кто стоял ближе всего в парню с гарпуном.

— Заело, — злобно бросил он в ответ.

— Уйдет же!

— Ну и пусть себе… — робко предложил кто-то.

На него зашикали.

— …они глупые, — говорили вполголоса за моей спиной. — Чужое отражение из воды крадут, чтобы облик принять, и к людям идут. Их на человечье веселье как на свет тянет, ничего с собой поделать не могут.

— …в позапрошлом году одна такая Улему голову заморочила. Он потом полгода ее в море искал, да так и сгинул, только лодку разбитую нашли.

— Так, вроде, то не ведьма, а приезжая была? С Виноградной лозы, кажется…

— Ведьма, тебе говорю! Точно!

— Прощайте, — ведьма развернулась, плеснув юбкой, и шагнула к пруду, заставив тех, кто цепочкой отгораживал ее от воды боязливо дрогнуть, расступаясь. Двое или трое трусливо отбежали.

Вскрикнула женщина, заплакал ребенок. Остро пахло раздавленными яблоками и проточной водой.

— А ну дай! — бородач выхватил из рук незадачливого охранника гарпун, одним движением зарядил его и, не целясь, выстрелил. Темная металлическая стрелка с хлюпающим звуком вошла ведьме в голову.

Ведьма пошатнулась, зло оскалилась, оборачиваясь. Металлическое острие жутковато торчало над левым глазом, располовинив бровь. Люди отпрянули и громко зароптали.

— Добивай!

За мгновение до того, как полетел первый камень, мне вдруг померещилось, что каменистый пятачок земли окружают не люда, а только маски, обернувшиеся черной половиной.

Потом над моим плечом коротко свистнуло. Брошенный камень ударил ведьму в бедро, она качнулась и резко оглянулась. Хотела увидеть обидчика, но задела взглядом меня… Всего лишь мгновение мы смотрели друг на друга. Она знала кто я.

Ждала помощи?

Губы ведьмы скривились в усталой, понимающей усмешке.

…Камни еще летели, когда женщина в вышитой блузке рассыпалась сонмом водяных брызг. Там, где она только что стояла, темнело пестрое мокрое тряпье и с тусклым звяканьем упали наземь пара гарпунов.

Полыхнул фейерверк. Сначала робко, но затем увереннее заиграла музыка. Только мне лично веселиться расхотелось. И Елета, к счастью, куда-то подевалась… Сам не знаю зачем, я двинулся прочь по улице, забирая все правее. Людей здесь почти не осталось, дома сонно жмурили ставни и жались друг к другу. Даже улица казалась теснее, чем была днем. И Илгин дом, стоявший чуть на отшибе, сейчас будто переполз поближе к соседям — такой же тихий, темный, пустой.

Вот и хорошо. А что я, собственно, намеревался делать? Напроситься в гости?

Прочь отсюда…

Бурьян запротестовал, когда я бесцеремонно вломился прямо в заросли, решив сократить дорогу. А потом запротестовал невнятный кустарник, негодующе осыпавший меня мелкими орехами и моросью. Потом упавшее дерево стукнуло под коленки… Хм, похоже, дело не в желании сократить путь, а в том, что я снова слишком много выпил. Этак недолго и мимо замка промахнуться. Хотя, вон, кажется, просвет… И там кто-то разговаривает.

— … по слухам в новом году родившихся на островах детей станут у матерей отбирать.

— Почему?!

— Ну, вроде как Оборотень тут побывал, мог и… ну, вы поняли.

— Так если при законном муже дитя…

— Глупая! Да если Оборотень кого захочет, так ему и муж не помеха. Он сам твоим мужем оборотится. Да и тебе же лучше от ублюдка избавиться. Кто его знает, колдуненка-то…

— Эй! Там что-то в кустах шуршит!

Ну, только еще оглушающего визга мне не хватало.

Зато дорога расчистилась.



…Мир на край пропасти привели люди, возомнившими себя всемогущими. Мир заглянул за грань, на Изнанку, и ужаснулся. Земля раскололась и ушла под воду, а та, что осталась, поделилась на острова, которые боялись сближаться вновь.

Но мертвая зона все равно ширится. Мир истончился, разъеденный творимым людьми злом, балансирует на грани срыва. Равновесия — нет. И скоро все вновь опрокинется…


Из манифеста последователей ложного Оборота.


Глава 8.


Окраина города Пестрых рек кажется пустой.

Украшения еще не сняли, ветер гонят по мостовой цветные и блестящие ленточки, тускло светящиеся шарики, просто мусор.

— …летом, в самую жару нашли девочку девяти лет, поруганную и убитую, — сидящий напротив Эввар взъерошен и мят, хотя, по его словам, на карнавале он не был, а провел время, разбирая записи отца. — Ее обнаружили только, когда падальщики набежали, почуяв запах, а так никто из местных жителей даже не интересовался, что за тряпки в кустах…

— А родители? Далеко жили? — я рассматривал проносящиеся мимо фальшивые фасады домов — чем дальше от центра города, тем они становились проще и невзрачнее. Так, наскоро размеченные очертания.

— Нет, мать живет рядом, — отчего-то виноватым голосом отозвался Эввар. — Она даже не заметила, что дочь пропала, — Он пошуршал бумагами. — Наверное, и впрямь окраина надышалась мертвой зоной, люди здесь… странные.

— Ты из-за этого поехал?

— Ну, я подумал, что раз ты не бросил меня в последний момент, то и мне следует… — маг смешался, неловко заерзав.

Я с любопытством посмотрел на него. Неужто этот увалень всерьез? Забавно.

Эввар сделал вид, что изучает растрепанную подборку бумаг, которую вручил представитель городских властей. Представитель отчаянно робел, пытаясь высмотреть среди мрачных, утомленных физиономий самую страшную, принадлежащую Оборотню. Сдается мне, что на эту роль он назначил свирепого Малича.

— Еще там плодятся секты то старокнижников, то жертвецов Последних дней, то адептов большого Оборота. Не так давно адепты устроили торжество на окраине и принесли в жертву… э-э… ну, в общем, неважно.

— Ты боишься меня шокировать? — восхитился я.

— Просто не хочу об этом рассказывать.

Надо же, а он и впрямь не притворяется.

Улица постепенно снижалась, так что вскоре карета покатилась по наземной дороге, а город приник к подножию скал, размещаясь в скромных двух-трех ярусах.