— Зверье, — скучно отреагировала собеседница, шевельнув босой ногой заскорузлый краешек полотна. Из-под него в ответ негодующе зашипели.
А я вдруг заметил, что на нас смотрят все, кто находился поблизости. Пряча открытые взгляды, но внимательно таращась исподтишка.
— И им тоже скучно, — рыжая словно мысли прочла. — А если вам наскучит бродить между пыльными ящиками, то заглядывайте вон в тот белый фургон. — Она небрежно указала рукой. — Не заскучаете.
И легко зашагала прочь, покачивая связанными туфлями и посверкивая белыми пятками.
— С ней точно не заскучаете, — проворчал некто снизу. Из-под ближайшего фургона высунулась лохматая макушка. — Только до полуночи успейте смыться, а то такую каргу вместо красотки узрите, до конца дней помнить будете, — лохматый жизнерадостно хихикнул.
— Нет, это только в полнолуние с ней случается, — белокурая циркачка, пробегавшая мимо охапкой цветных флажков, сбавила шаг. — Раз в месяц. Вроде женского недомогания… — Она недобро усмехнулась. — Так что не беспокойтесь!
— Что случается?
— Говорят, ей наш господин Айбья подсобил, одолжил чье-то личико, чтобы Пенка красоткой стала. Да вот беда, когда луна полная, чары тают, и она истинное лицо показывает. А лицу тому уже лет шестьдесят! — блондинка выразительно округлила голубые глаза.
— Зато искусна она в любовных делах так, что тебе малолетней ссыкухе фору даст. Иногда преимущество опыта лишь растет с годами, — облизнулся лохматый.
— Сам дурак! То-то ты на меня пялишься, а не на старуху-повариху! — цветные флажки взъерошились, как шерсть у негодующей кошки.
— Я смотрю тут у вас полное взаимопонимание, — хмыкнул я.
— О, да! — лохматый с готовностью осклабился. — И вы напрасно иронизируете, господин маг. У нас свои порядки.
— Будьте осторожны, господин маг, — кивнула неожиданно серьезно блондинка. — У нас тут все иначе, чем выглядит.
Я криво улыбнулся, а они уже исчезли. Лохматый под фургон, девица — за фургон. И чужие взгляды рассеивались, словно не было. Только ветер хозяйничал между ящиками.
Что ж, заинтриговали…
Часть палубы на корме была отгорожена даже от циркачей, и поставленные рядом повозки постоянно охранялись. Серая принадлежала некроманту. Стоило только приблизиться к ней, как вперед выступил верзила, перепоясанный кожаным ремнем. Кажется, его звали Жерон.
— Куда, тьма-край, не видишь — нельзя? Ты тут новичок, — процедил здоровяк, — хотя и, говорят, полезный. Так вот чтобы и дальше быть полезным, не ходи, куда тебя не звали. А то вон тем красавцам вечно кормежки мало… — Жерон кивнул левее и оскалился нарочито снисходительно, хотя боязливая неприязнь позванивала в голосе, как металлическая стружка.
На палубе, возле колес воза, притулились двое. Один из них поднял голову на звук разговора. Глаза у него были белесые и абсолютно мертвые. А кожа на скулах уже взялась сухими струпьями.
Я невзначай коснулся их.
Никакого отклика. Мертвые куклы насажены на чужую волю, словно на железные штыри. Согнуть можно, да усилий потребуется слишком много.
* * *
Из-за прикрытого пологом входа в фургон выбивался свет. Похоже, Ханна спать не собиралась. Я без особой охоты нырнул внутрь. После свежего, морского бриза духота цветной коробки валила с ног.
Ханна перебирала мелкие фигурки в раскрытом ларце на полу. Ее беременная спутница лежала на укрытой цветными одеялами скамье с закрытыми глазами, но, судя по напряжению на лице, не спала.
— Не стоит вам ходить в одиночку, — негромко заметила Ханна, не поднимая головы от крошечных безделушек. — Здесь не любят любопытных.
— Это я уже понял.
— Зачем вы попросились в труппу? Разве не слышали, что рассказывают про Черный цирк?
— Если честно, почти ничего не слышал. И пока ничего ужасающего не видел.
— Вы плохо смотрели… Это страшные люди.
— Ты, значит, тоже чудовище?
— Я пришла сюда не по своей воле, — фигурная мелочь с сухим шорохом пересыпалась из пухлой ладони в ларец. Запахло нафталином. — Я думала, что смогу обрести свободу, если не стану сидеть на месте… Я встретила Дио, он был магом и обещал избавить меня от клейма. Он лгал, но я все равно любила его и пришла за ним в цирк… Потом Дио убили, а я стала предсказательницей, — крышка ларца сухо щелкнула, закрываясь.
— Получила свою свободу?
— Какая здесь может быть свобода? — ладонь с коротко обрезанными ногтями порывисто погладила ларец по крышке, как нервное животное.
— Уйти отсюда тебе тоже помешало клеймо Югов?
— Отсюда не уходят.
Ханна повела полным плечом, заталкивая коробку под кипу полотна. Лежавшая на кровати молодая женщина заметно содрогнулась под одеялом.
— Я выжгу клеймо и дам тебе и твоим потомкам свободу в обмен на услугу.
— Вы можете просто приказать мне…
— …или могу сделать доброе дело, уничтожив клеймо безо всяких условий, — закончил я. — И то, и другое имеет свои недостатки. В первом случае, под принуждением ты сделаешь меньше, чем могла бы, а во втором, я не смогу гарантировать себе безопасность. Как только ты лишишься клейма, ты сможешь причинить мне массу бед. А так у нас будет соглашение. Взаимовыгодное.
— Я слушаю, — Ханна поднялась с пола, устроившись рядом с беременной. Та неловко подтянула ноги.
— Я ищу девушку. Скорее всего, она в этом цирке. Мне кажется, я видел ее мельком во время представления. Она была русалкой. Я хочу увезти ее отсюда.
Ханна покачала головой, разом поскучнев.
— Это невозможно. Никто не уходит из цирка, если его не изгоняют. А изгоняют отсюда только в могилу.
— Я должен ее разыскать. И ты мне поможешь.
Она помолчала. Долго, с выражением. Наконец, нехотя кивнула:
— Хорошо, я попробую.
Воодушевившись, я попытался описать Никку, через пару минут в замешательстве признав, что ничего кроме общих примет рассказать не могу. Светлые волосы, светлые глаза, возраст, рост…
— Не знаю… — пожала плечами Ханна. — Может, и была такая… Эти девушки, из измененных, приходят и уходят так быстро, что лица не запоминаются.
— Ты же сказала, что отсюда уйти нельзя.
— Ну, один-то путь никто не перекроет. Они умирают. Измененные не живут долго, поэтому все время нужны новые… — Ханна смолкла, будто спохватившись. Смуглое лицо ее помрачнело.
— Я видела ее, — вдруг вмешалась беременная. — Похожа на ту, что вы описали. Ее нес на руках Жерон…
Женщина уже сидела, широко раскрыв глаза и зябко кутаясь в шаль. Бледное, неживое лицо обрело краски, губы дрожали.
— Куда нес?
— Туда… — она неопределенно повела вялой рукой. — К остальным.
— Русалок держат в воде от представления до представления, — пояснила Ханна, недовольно покосившись на товарку. — Всех измененных помещают в магические сферы, чтобы они меняли облик, но русалкам нужна еще и вода. Сейчас они наверняка за боротом, привязаны к плоту… Ты не путаешь, Эллая?
Что-то знакомое царапнулось в памяти. Цирк… Эллая… Дождь… И парочка спорящая в лесу, возле Черноскала.
— Эллая? — машинально переспросил я вслух. — А у вас нет знакомого по имени Львен?
Она, побелев, дернулась так, что большой живот колыхнулся. Скомкала пальцами край одеял, резко подалась ко мне.
— Муж! Моего мужа звали Львен!
— Его и сейчас так зовут, — я невольно отклонился. Показалось, что женщина сейчас в меня вцепится. — Он жив. И ищет вас.
— Зато я мертва… — беременная обмякла и закрыла лицо руками.
Я еле сдержал вздох облегчения.
Ханна утешающее похлопала соседку по плечу — привычно и небрежно, как недавно приласкала ларец. Эллая не отреагировала, ссутулившись под шалью.
В дверь постучались и сразу же, не дожидаясь ответа, вошли. Слегка нагнув голову, чтобы не задеть притолоку, низкую даже для коротышки, в фургон протиснулся востроносый господин Гус.
— Заглянул посмотреть, как обживаетесь. Не тесновато? Как тебе, Ханна?
— Не жалуемся.
— Господин новый маг вполне может разместиться в фургоне мага прежнего. Только пока его придется делить с бывшим хозяином, — Гус неприятно осклабился. — Возражать тот не станет, лежит тихо, места занимает немного и пока не воняет.
— Ничего, — сухо отозвался я, — мне здесь вполне удобно. Спать можно под фургоном.
— Ну-ну, — ухмылка Гуса стала шире. — Понимаю. Женское общество, безусловно, предпочтительнее. Впрочем, у нас есть девушки и посвежее. Они будут рады потесниться на время.
Он обстоятельно огляделся, по-хозяйски задержав взгляд на животе сжавшейся Эллаи. Ухмылка, приклеенная к тонким губам, казалась не фальшивой даже, а чужеродной. Так могла бы улыбаться крыса.
— Завтра, после обеда, мы прибываем к Волчьему Уделу. Остановка будет недолгая, разгружаться не станем, зверье оставим на борту, а представление дадим сокращенное, так что готовься Ханна. И господин маг пусть готовится. Опробуем на деле на что он способен… Как, кстати, звать вас станем?
— Римттар, — переиначил я собственное имя.
Гусу не понравилось.
— Надо бы что-нибудь попышнее, — он в задумчивости пощелкал пальцами. — Скажем, Властитель Переворотной магии и Чудовищных Извращений маг Рим-о-Тарр.
— Извращений? — я приподнял бровь.
— И нарисовать вам побольше татуировок. Руки — это хорошо придумано, но надо бы еще что-то. Скажем, на лице… Погодите! Пойдемте, я вам такой шикарный костюм дам…
Надеюсь, не с покойного мага снимет, обеспокоено подумал я, спотыкаясь во тьме и пытаясь не отстать от ловко лавирующего коротышки.
Впрочем, разжиться шикарным костюмом мне не удалось. Возле фургона начальства послышалась возня и длинное, отвратительное шипение. Гус, забыв обо мне, с досадой крякнул и побежал. И все равно не успел.
Качался над входом фонарь на цепи. Внутри пузыря плескалась огненная вода, а снаружи расплескивался жидкий свет, выхватывая то остолбеневших здоровяков, с перекошенными физиономиями, то оскалившихся покойников, сверкающих серебром злобных глаз, то…