— Не ваше дело! — огрызнулась Ханна и мучительно скривилась, ощутив, как внутри нее провернулись незримые колючие цепи. Хозяину дерзить запрещено.
— Переживаешь, что умру и не успею снять клеймо?
Ханна промолчала, запахнулась в шаль с кистями, как в крылья, снова насупилась неприязненно, только блестели глаза на смуглом лице. Там, где она сидела, тени казались гуще.
— Вы когда-нибудь видели летучий огонь? — невпопад осведомился я.
Отозвалась только Эллая, чуткая к возникшему в тесном фургоне напряжению и с готовностью подхватившая перемену темы.
— Это который фокусники делают?
— Фокусники, устроители празднеств. Не маги. Они, чтобы запустить летучий огонь, поджигают фитиль и отбегают на безопасное расстояние. Считай, что к твоему клейму, Ханна, подведен такой фитиль. Я могу поджечь его в любой момент, даже находясь далеко… Я сделаю это. Когда будет нужно.
В ответ — лишь испытующий взгляд исподлобья. Если Ханна и намеревалась что-то сказать, то не успела.
Дверь поскребли. Похоже, здесь не в традициях ждать приглашения, потому что сразу же в приоткрытую щель протиснулась белокурая, приветливая девушка. Стрельнула глазками, улыбнулась, блеснув зубками. Вся ладная и гладкая, как фарфоровая статуэтка. И такая же простодушная.
Кажется, это ее я видел вчера, у фургонов с гарпиями. Только на этот раз вместо флажков в охапке — кувшин.
— Ах, мы так беспокоились о нашем новом маге… Ух, ну и день сегодня! Из-за этой качки, говорят, с утра уже один человек из команды потоп. Ужас! — Она состроила выразительную гримаску, а затем торжественно протянула кувшин: — Вот! Мы с девочками приготовили попить господину магу.
Она наклонилась и из глубокого выреза вышитой блузки едва не вывалилась упругая, пышная грудь. В волнительной ложбинке шевельнулся золотистый цветок незатейливого украшения.
— Иди, иди уже Лайна, — сварливо велела Ханна. — У нас тут своего питья хватает.
— Да уж ты, Ханна, наваришь! — Лайна выпрямилась, вздернув подбородок. — И Оборотня вывернет! — и добавила, с вызовом глядя на предсказательницу: — А еще лучше идемте к нам, господин маг. У нас весело, не то что в этой… душегубке, — быстрый взгляд Лайны скользнул в угол, где затаилась Эллая.
Ханна потемнела лицом, вскинулась гневно. Прекратить нарождающуюся свару можно было только одним способом.
— Почему бы и нет, — я поднялся, увлекая замешкавшуюся Лайну за дверь.
…Меня они точно не ждали. И не столько обрадовались, сколько взбудоражились, торопливо теснясь, чтобы уступить место. От дождя циркачи прятались под навесом, и костер развели на жестяном поддоне, вопреки запрету плотогонов.
Некоторых я уже видел — золотистую Пенку, лохматого любителя спать под фургоном, крошечного водилу грузовоза (он и вблизи был ростом с подростка), тощего костлявого парня, кутавшегося в прозрачные крылья… Крылатый играл в перевертыши с насупленным бородачом. Игра явно складывалась не в пользу последнего.
— Выпьете с нами, господин маг?
Над костром висел закопченный котел, полный до краев. Судя по запаху — вино с пряностями. Впрочем, опять же судя по запаху витавшему под импровизированным навесом, пили здесь не только горячее вино.
— Холодно, — перехватив мой взгляд, вдруг стал оправдываться бородач, игравший с крылатым. — А вообще у нас с этим строгие правила! — белесые ресницы, обрамлявшие выпуклые глаза часто помаргивали.
— Эт-т точно, — невесело хихикнула немолодая женщина в полосатой накидке. Накидка почти не скрывала обмазанную жирным бальзамом руку, которую, похоже, кто-то недавно жевал. — Строгое правило! Не станешь пить — повесишься… — она страдальчески поморщилась, баюкая поврежденную конечность.
Пенка, сидевшая поодаль, как-то незаметно оказалась рядом, жмуря золотистый глаз. В зрачках плясали отраженные огоньки. Лайна устроилась с другого бока. Так что трястись от озноба я окончательно перестал.
Поначалу они явно чувствовали себя неловко. Но потом тепло, вино, а также то, что я помалкивал, сделали свое дело. Кто-то засмеялся, кто-то ругнулся, притащили хлеб, мясо, козий сыр, морские груши и бутыль рыбьего «молока»…
— …на последнем представлении у меня канат возьми и оборвись, а ведь я предупреждал…
— …сдавайся, Филь, полно пыхтеть, не выиграешь! Все камни уже белые…
— …не желаете ли подливки к мясу, господин маг? Тарита особую варит, нигде такой не попробуете!
Подливка оказалась переперченной и только что не самовозгоралась. Самое оно в промозглый вечер. Да и груши, вареные с ромом, не подкачали. Еще сегодня утром эти чужаки казались мне недобрыми «циркачами», а сейчас вдруг превратились в измотанных, но дружелюбных людей. Вино, что ли, действует?
— Я бы не советовала вам доверять Ханне, — пригревшаяся слева Лайна поделилась со мной поджаренным куском хлеба, политым маслом с пряностями. — Злая она.
— А ты добрая? — ревниво вмешалась Пенка, зорко наблюдавшая за действиями блондинки. И в довесок к хлебу я обзавелся новым ломтем прогретой говядины.
— Может, я и не добрая, — неожиданно мирно отреагировала Лайна, — но я честная. И все знают, что изгрызу, если что не так. А Ханна в глаза улыбается, когда отраву сыплет. Про таких говорят: на лицо гладка, да на изнанке колюча.
— Да ладно тебе, — крылатый, закончивший игру с бородачом по имени Филь, подобрался к огню так близко, что казалось его прозрачные крылья вот-вот вспыхнут. Бедняга все равно заметно мерз. — Она мне спину заговаривала, когда я от боли выл.
— Ага. А пока ты без памяти, под заговором валялся, ей все про планы Мьена и выболтал. То-то Мьен через день в протухшие сторожа к Айбье попал.
— Ну, может Мьен сам сглупил. Маги все сумасшедшие… — тихо пробормотал сникший крылатый. Смутился, перехватив мой взгляд и неловко закончил: — Зато она об этой, беременной, заботится.
— Если б и впрямь заботилась, то не таскала бы за собой, а потеряла бы ее где-нибудь. Хоть в тех же Пестрых реках, — сквозь зубы буркнула Лайна.
— С меткой господина Айбьи не больно-то потеряешься, — вставил сутулый тип, сидевший напротив. — Эй, хорош тосковать, у нас еще полкотла не выпито. И я песню отличную вспомнил…
— Погоди с песней! — сильно захмелевший бородач вдруг вскочил. — Тут поважнее дело есть! Наше скромное общество почтил своим присутствием сам господин новый маг! Так и нам следует уважить его и почтить старым цирковым обычаем! Познакомиться по традиции…
Ох, чует мое сердце — это не к добру!
Почти все уже были порядком навеселе, некоторые осоловело клевали носом, кто-то и вовсе задремал, забившись в складки навеса, но стоило прозвучать реплике Филя, как большинство встрепенулось и сползлось поближе к огню, с болезненным вниманием уставившись на бородача и меня.
— Это настоящий древний дорожный обычай. Говорят, ему тысяча лет! Он живет еще с тех времен, когда Оборотни ходили по дорогам и могли подсесть к любому огню. И благословить путников…
— Благословить? — машинально переспросил я. — Вы про которых Оборотней?
— У которых кровь волшебная, — Лайна возбужденно заерзала.
— Согласны вы на обряд, господин маг? Раз нам теперь с вами по пути…
Они все смотрели на меня. Жадно, нетерпеливо, настороженно. Так, что я понял — отказаться, значит, совершить роковую ошибку. Потому что люди, сидевшие вокруг костра, обернулись уже третьим ликом. Теперь они смахивали на единую стаю, готовую уличить чужака в обмане.
Я, помедлив, кивнул.
В котелок долили вина, не глядя сыпанули горсть трав (над сосудом заклубился дурманящий пар и под навесом сразу стало так же душно, как в фургоне Ханны). Потом кто-то, кажется, малыш-водила добыл устрашающего вида нож и прокалил лезвие над огнем.
— По традиции каждый из собравшихся вокруг дорожного костра должен был добавить в вино каплю своей крови. И каждый должен был глотнуть из чаши. Никто не узнает, чья кровь волшебная, если даже Оборотень сидел рядом с вами той ночью…
Каждый?! Я мельком пересчитал обсевших огонь: даже если исключить спящих, то человек двенадцать точно есть. От каждого по капле?
Наверное, у меня сильно изменилось лицо, потому что Пенка вдруг прошептала, наклонившись:
— Да не пугайтесь вы так, господин маг, у нас обычай попроще. Достаточно будет всего лишь троих. Новичок и пара добровольцев. Чтоб не догадаться кто, если вдруг подействует! — она засмеялась, блестя зубами. От огня даже они стали золотистыми.
— А что-нибудь про болезни, передающиеся с кровью, вы слышали? — ошарашено осведомился я.
— Так кипит же, — простодушно возразил крылатый.
— Есть желающие? — вооруженный ножом бородач Филь обвел глазами собравшихся.
Не люблю энтузиастов, — уныло подумал я.
— Я! — вызвалась Лайна.
— И я! — тут же подхватила Пенка.
И что делать?.. Я молча смотрел, как сначала Лайна прокалывает палец, улыбаясь мне совершенно шало, и роняет каплю в бурлящий котел. Пенка тянет драматический момент, поигрывает лезвием, усмехается, косится через плечо. Огонь золотит ее и без того яркие волосы. Лохматый циркач звучно облизывается.
Вторая капля падает в котел.
— Ваша очередь…
Еще теплый от чужих рук нож лег мне в ладонь. Я мгновение раздумываю, а потом накалываю палец. В конце концов, это всего лишь одна капля. Да еще кипяченая.
— Теперь до дна!
Вино из снятого с огня котла зачерпывают кружками. Быстро, словно боясь остаться обделенными. И пьют торопливо, обжигаясь, косясь друг на друга. Глаза над кружками лихорадочно поблескивают.
Я вдохнул аромат жидкости, плескавшейся в моей посудине. Кровью, конечно, не пахло. От такого количества приправ не почувствуешь даже вонь огненного масла, добавленного в вино. Но все равно… Мутит.
Экий ты сноб! Не нравится пара капель чужой крови? — ухмыльнулся злорадно внутренний голос. — Сам Император потребляет твою кровь и, небось, не морщится. Пьет и причмокивает… И не он один. Забавно, мне никогда прежде не приходилось представлять себя на месте тех, кто по доброй или недоброй воле использует мою кровь.