Мне не хватит сил справиться со всеми! Пусть забирают Эллаю, а мы с Илгой…
«…тебе никто не нужен. Ты только смотришь, как вокруг страдают другие…»
Провались все пропадом!
Через борт содрогающегося плота я тоже перемахнул лихо. Но вот приземлился не очень, увернувшись от бешено секущих усов твари, зато прямо под ноги здоровяка с повязкой. Рядом, вскрикнув, осела наземь Эллая.
— И ты здесь! — обрадовался невесть чему здоровяк. — Ну, щас… — он заткнулся, когда я ударил его доской, удачно подвернувшейся под руку. Обломок доски был длинным и узким, как меч. И прием, показанный когда-то Маличем, оказался как нельзя кстати.
Брызнули щепки, здоровяк опешил, выпучив налившиеся болью глаза.
— Беги! — рявкнул я, поднимая и бесцеремонно толкая всхлипывающую Эллаю вверх по сходням, которые уже уползали на плот. Белобрысый плотогон таращился, восторженно приоткрыв рот.
Ящики слева и справа вдруг затряслись и разом расселись, распадаясь на части. Оттуда серебристой, воняющей тиной волной полилась рыба — мертвая, мутноглазая, уже засоленная, но бешено трепыхающаяся. И с пугающей упорядоченностью, рыбная волна захлестнула причал, снося людей с ног.
Если бы я тоже повернул прямо к своему плоту, то меня бы накрыло с головой. Но я кинулся к его соседу. Зажмурившись от предвкушения боли, я схватил плот за ус. И пока ошалевшая от такой наглости тварь секунду-другую соображала, что происходит, я хлестнул усом по исполинской туше.
Плот содрогнулся, взревев. Звук был тихий, но проникающий, раскатившийся по причалу, словно землетрясение. Завопили люди, утробно вскрикнули соседние плоты, разом снялись с мест даже привязанные парусники, выворачивая стойки и мачты.
Началась суматоха, в которой смешались и аборигены, и циркачи.
Прыгнув в грязные пенистые волны, я рванул за своим плотом. Вода казалась ледяной и тугой, расстояние между берегом и плотом увеличивалось на глазах. Мимо проплыла дохлая крыса…
— Держи! — передо мной упал просмоленный конец каната.
Щербатый плотогон, подбоченясь, наблюдал, как я взбираюсь на борт. Бледная Эллая маячила за его плечами. Обычно мирная женщина сейчас выглядела, как никогда, решительной и свирепой. Словно стрела замершая у белобрысого затылка плотогона. Он даже поеживался.
— Довольна? — криво и как-то нервно усмехнулся плотогон, обернувшись к Эллае. — Вот ведь связались с сумасшедшими, что один, что другая… Того гляди и ковер ваш укусит.
Остальные плотогоны были заняты усмирением раздраженного переполохом плота, но время от времени каждый поглядывал в нашу сторону. Даже капитан, что маячил на мостике, обернулся пару раз.
Пришлось, укрыться за грузом, закрепленном у бортов.
— Прости, что не послушалась, — губы у Эллаи дрожали, слова выпрыгивали трясущиеся и невесомые, как пушинки. — Я подумала… я боялась, что ты не вернешься… зачем тебе такая обуза, когда и так…
Я молчал, сцепив зубы и разминая запястья. Очень хотелось разозлиться. Да не выходило. Она же просто произнесла вслух то, о чем думал я сам.
* * *
Плавание до Кипучего, а потом пересадка на корабль до Полуденной гряды прошли пугающе благополучно.
Эллая прогуливалась по палубе, поглощенная собой. Илга не двигалась. Ей стало лучше вне всякого сомнения, лицо обрело нормальный живой цвет вместо прежнего мертвенно-белого, и иногда казалось, что девушка вот-вот откроет глаза, но она лежала неподвижно. Обычно Илгой занималась Эллая, а у меня не возникало даже малейшего поползновения предложить ей свою помощь. Глядя на Илгу, я не испытывал ничего, кроме досады. И каждый раз вспоминал две оставшиеся невскрытыми сферы.
Мрачноватый корабль, называвшийся «Долгожданный», вопреки названию добрался до Полуденной гряды даже быстрее, чем мы надеялись. Острова Полуденной гряды лежали в самом центре клубка судоходных путей с севера к землям Императора, так что порты здесь строились густо.
…Взметнулись ввысь остроконечные арки над доками — сложно продетые друг в друга, резные, обманчиво тонкие, но на самом деле такие высокие, что рассевшиеся на гребнях арок парусники казались снежной оторочкой. У причала недовольно гудел и шевелил плавниками океанский лайнер, а в створ морских ворот как раз лениво втекала вереница плавучих островков торгового каравана.
«Долгожданный» пристроился им в кильватер.
— Вон там! — ликующе воскликнула Эллая, указывая рукой. — Вон там дом моей сестры!
А вон там башня, где обитает Скалобор, рассеянно отметил я.
Сразу за плоским побережьем и арками порта начинались предгорья, и город лежал на склоне. Белые мелкие домики плотно обсыпали его, походя на лавину сахарных кубиков, скатившуюся с вершины.
— …ее муж владеет фермой, — щебетала Эллая, крепко вцепившаяся одной рукой в мой локоть, другой в поручень борта. — Они камнежорок разводят. Дело прибыльное, только он в горах пропадает целыми сезонами. Сестра писала, жаловалась… — спутница повернула ко мне счастливое лицо. — Она так будет рада нас видеть!
— Нас? — я отвлекся от наблюдения за человеком в синей потрепанной шляпе, который рисовал углем одну за другой «воздушные» руны на боках перевязанных тюков.
Проделывал он это с небрежной уверенностью, и тюки покорно зашевелились, разом теряя в весе. Обладатель синей шляпы отряхнул ладони, жестом подозвал грузчика и поднял голову. Мы случайно встретились взглядами. Я с фальшивой ленью отвернулся, но чувствовал, что маг на причале смотрит нам вслед, пока плот плывет мимо.
— Нас?
— Но… — Эллая растерялась. — Я думала, что ты и… Что вы со мной…
— Эллая, теперь ты в безопасности. Думаю, настала пора распрощаться, — прозвучало это не так, чтобы любезно, но взгляд мага в синей шляпе все еще нервировал.
— А… она?
Я недовольно поморщился. Представления не имею, как встретит меня Скалобор. И тащить туда Илгу совсем не хотелось. Если честно, мне вообще не хотелось нянчиться с беспамятной девушкой. Я и так спас ее, пусть и ненароком. Чего еще?
— Эллая, я хотел попросить тебя позаботиться о девушке. Пока я не найду в своего знакомого в этом городе, — первая часть реплики была правдой, вторая почти ложью. Я действительно хотел свалить заботу об Илге на Эллаю и ее родственников, а уж временно или нет — это как получится.
— Конечно! — добрая Эллая отозвалась без тени сомнений и колебаний, и мне снова стало не по себе.
Плот пришвартовался возле основания одной из арок. Древний камень вблизи был не так уж светел, в щербинах вили гнезда чайки, но все равно размеры поражали, будто в небо уходит исполинский мост.
…Узкие улицы промывали плотное скопление белых домиков словно ручьи — где прямо, а где извилисто, а временами растекались заводями крошечных площадей. Пришлось нанимать повозку, чтобы увезти Илгу. К счастью, родичи Эллаи оказались и впрямь гостеприимны. Пока высыпавшие из уютного, беленого двухэтажного домика люди тискали вновь обретенную странницу в объятиях, охали и ахали, всплескивали руками над безвольной Илгой, я сделал то, чего так опасалась Эллая.
Сбежал.
…На подставке восседала крашеная птица-чтец и вопила на всю улицу, зачитывая вперемешку объявления и заголовки газет: «…продается клавесин самопоющий, самоиграющий, знающий две тысячи мелодий и тысячу текстов песенок, как строгого, так и фривольного содержания…»
Лак на крыльях птицы заметно облупился. Птица щелкнула облезшим клювом, кукольно моргнула и продолжила: «…свежие новости из газеты «Носит ветер»! Разыскивается опасный преступник, маг, владеющий запрещенными искусствами!..»
Я сбился с шага.
До дома Скалобора, торчащего над здешними пологими крышами, словно настоящий клык, оставалось всего ничего. И тут я задержался, чтобы послушать новости. Как оказалось — не зря.
Над головой птицы парило, меняя невнятные изображения, небольшое «око». Настолько мутное и исцарапанное, что разобрать, что оно там показывает было невозможно. Оставалось только прислушиваться.
«…достаточно неохотно комментирует произошедшее, но по достоверным сведениям таинственный маг, возможно, имеет отношение к противоестественным силам и служит самому Оборотню…» — с воодушевлением тараторила птица.
Люди спешили мимо, не обращая внимания на чтеца. Я удостоился разве что внимания маленькой девчушки, объедающей полосатый леденец. Девочка безразлично, но упорно таращилась на меня, пока ее бабушка выбирала зелень у торговки рядом.
«…началось на островах Пепельного Ожерелья, где…» — птица вдруг запнулась, кхекнула и застыла, разинув клюв.
Мысленно ругнувшись, я подошел поближе к некстати заткнувшейся птице и, мельком оглядевшись, слегка стукнул ее по затылку. Девочка с конфетой раскрыла рот от удивления. Язык у нее был такой же малиновый, как спирали на леденце.
Птица встрепенулась:
«…таинственным образом исчезла девушка, подрабатывавшая перегоном морских животных. Ее жених находится при смерти в лечебнице, тетка вне себя от горя… Соседи видели, как в дом пропавшей накануне зашел незнакомец… украл крестокрыла… с тех пор никаких известий…»
Наискосок, через крошечную площадь шли два мага. Совсем еще юные, девушка и парень, в серых сюртуках подмастерьев. Вряд ли их бы заинтересовала моя персона, но на всякий случай я развернулся и двинулся в другую сторону. Только что услышанное не навевало желание общаться к коллегами. Тем более, с такими зелеными. Разнервничаются еще от встречи с Оборотнем.
— Бабушка! — девочка требовательно потянула женщину с пучком купленной зелени, за юбку. — А этот дядя птичку стукнул! — испачканный палец указал на меня.
— Я бы этой птичке еще бы не так наддала, — проворчала в ответ женщина, упаковывая зелень в корзинку. — Чтоб не балаболила всякую гадость.
Торговка напротив сочувственно покивала.
Чтец, не подозревающий о непосредственной угрозе, орал вслед:
«…по заявлению достопочтенного господина Гуса, управляющего бродячим цирком, они приютили и дали работу некоему молодому человеку, даже не подозревая, что он на самом деле настоящий оборотень…» — тут я хмыкнул, не оглядываясь, — «…однако, воспылав страстью к артисткам цирка, изображавшим русалок, он принялся домогаться их, и когда девушки отвергли его притязания, тот…»