— Ну, так какая разница, если все одно оборотень!
— Короче, давно он у нас!
Я закрыл глаза, отхлебнул из предусмотрительно выданной мне кружки нечто терпко-кислое, и приготовился вслушиваться в многоголосицу, чтобы выловить хоть какой-нибудь смысл. От тепла уже порядком разморило и сделать это, не задремав под трескотню, оказалось не так просто.
Кто-то жил в лесу, это точно. Раньше он часто тревожил сельчан, потом затих, потом вернулся. Нападал, в основном, на молодых женщин. Рвал глотки, пил кровь. Одно время молодух совсем перестали пускать в лес, так назойливая тварь принялась навещать деревню, избегая любых ловушек и зачастую, не получив лакомой добычи, убивала животных. Сельчане пытались жаловаться господам из замка — те не снизошли. Пробовали обращаться за помощью к магам, но в такую глушь забирались лишь проходимцы…
— Кто-нибудь видел его?
— А то! Почитай все и видели, — хмуро усмехнулся староста. — Вам такого набрешут!
— Он ростом с двух человек!
— У него шкура в колючках…
— А зубы с палец!
— На самом деле его видела только Диарра, но она почти ничего не сказала. Она вообще не может говорить.
— А что за Диарра?
— Да мать того парнишки, Лино, что привел вас сюда. Ей единственной удалось выжить после нападения оборотня. Он ей горло порвал, всю изодрал, когда нашли в лесу, думали не выживет. Но она живет. — Староста пожевал губами, словно заминая не сказанное.
— С ней можно встретится?
— Попробуйте. Только толку не будет.
— Где ваш монстр чаще следы оставляет? Что за следы? С какой стороны приходит… Чем больше вы скажете, тем легче его будет отыскать.
Присутствующие всерьез задумались, морща лбы в затруднении и обмениваясь неуверенными взглядами.
— Ну, какие следы… Разные. Он же оборотень, чтобы кем попало оборачиваться.
— Он горшки путает, — вдруг пискнула девушка в углу.
— Да ну, что ты болтаешь! — староста даже на стуле заерзал. — Баловство это все.
— А корова?
Слегка сконфуженный староста все же признался, что в последнее время оборотень то ли рехнулся, то ли обрел пугающее чувство юмора, но в промежутках между кровавым весельем он зачем-то пересаживает горшки с забора на забор. Или обращается в якобы заблудившуюся корову, из-за которой разгорится сыр-бор среди соседей за право водворения находки в свое хозяйство, а скотина, между тем, исчезает. Иногда посреди двора за ночь вырастает груша, обильная урожаем, а пока осчастливленный владелец бегает за корзинами — так же бесследно пропадает. Пару раз женщины видели кого-то в бане…
Я молча почесал переносицу, переваривая и это.
— Вы когда с Лино поговорите, господин маг, возвращайтесь к нам, — любезно предложил староста, отмякший за время беседы и исполнившийся после чарки-другой благодушия. — В доме вас, конечно, я разместить не смогу, уж простите. У меня и девиц полно, да и неизвестно, кто вы сам такой. Вдруг, вы и есть оборотень? Люди в лес теперь меньше ходят, может вы придумали сами сюда явиться?.. — Он подмигнул и заулыбался.
Все тоже заулыбались. Вымученно и с явным беспокойством. Стремясь сгладить неловкость, староста поторопился завершить свою речь:
— Ну, стало быть, переночевать я вам могу предложить на сеновале. У нас там тепло, сухо, не то, что в иных хозяйствах… — прибавил он с застарелой обидой.
Дождь окончательно стих. В разрывы туч глянули крупные, словно вырезанные из фольги, звезды. В зарослях репейника, разросшегося по обочине, вились светляги, таская за собой мерцающие, янтарные паутинки. На заборах поблескивали умытыми, глазурованными боками всевозможные кувшины, горшки, даже миски.
На тех, что украшали плетень возле дома Лино, улыбалось кривоватое, но жизнерадостное солнце.
Я постучал. Дверь открыл уже знакомый тощий подросток, уставился с любопытством. За его плечом стразу же, как большой сторожевой пес вслед за беспечным щенком, возник хмурый Лино. Не обрадовался, но вполне приветливо кивнул:
— А, господин маг. Чем могу помочь?
— Староста рекомендовал навестить ваш дом. По мнению соседей, ваша мать сможет рассказать что-нибудь о том, кого я ищу.
Лино коротко повел подбородком, услав брата вглубь дома, сам вышел, плотно прикрыл дверь, выпрямился, расправив плечи. Ни дать, не взять — неподкупный страж на границе. Приветливость исчезла с его лица, сменившись досадой.
— Ничего она не скажет, — угрюмо отозвался он. — Она уже много лет ничего не говорит.
Я прищурился. Рассеянным движением кисти, словно отмахиваясь от насекомого, толкнул в сторону насупленного Лино «призрачный шар», и не особенно удивился, когда паренек совершенно машинально уклонился. Спохватился, взглянул на меня пронзительно и неприязненно.
— Так я и подумал, — я удовлетворенно усмехнулся. — Вот почему ты сразу понял, что я настоящий маг.
Он сердито повел плечами, сунул руки в карманы, словно опасаясь, что лишние движения выдадут еще какой-нибудь его секрет.
— Ну, так что?
— Почему ты не отправился учиться? У тебя неплохие способности.
— А родных я на кого оставлю? — огрызнулся раздраженно Лино. — И кто платить станет за мое обучение? Небось в Ковене благости бесплатно не делают.
— Иногда делают.
— Там, в доме, моя мать, которая почти не может двигаться и брат, которого все считают малость тронутым. Кроме меня, некому позаботиться о них.
Теперь настала моя очередь пожимать плечами. Сеанс бескорыстной профконсультации закончился, не начавшись. Вернемся к насущным проблемам.
— Во всяком случае, ты знаешь, что я действительно могу попытаться справиться с вашей местной напастью. Но пока я чего-то не понимаю. Этот оборотень ведет себя… странно. Люди сказали, что твоя мать видела его. Она никак не пыталась описать своего мучителя?
Лино некоторое время молчал, явно терзаясь сомнениями. Было заметно, как затвердели желваки на простецкой физиономии, как стиснулись кулаки в карманах. Потом он вздохнул, решившись.
— Я покажу вам кое-что. В обмен на обещание взять меня с собой на охоту на этого… мучителя, — последнее слово буквально выплюнул. — Я и с прежними охотниками ходил, — прибавил он с нескрываемым презрением, — но те только делали вид, что ищут кого-то.
— Я возьму тебя.
— Хорошо… — он исчез в доме, резковато хлопнув дверью.
От толчка дверь снова растворилась, позволяя заглянуть в чистенькую, но скудно обставленную комнату. Перед очагом примостился корточках младший брат Лино, вытачивая что-то ножом из деревяшки. Рядом на кресле в неудобной, болезненной позе скорчилась женщина. Ее застывшее лицо казалось стянутым, как неловко штопаная маска. Она сидела прямо напротив входной двери, так что любой гость встречался взглядом с ее страшными, пустыми глазами.
— Вот, — Лино поспешно затворил дверь и, прижавшись к ней для верности спиной, протянул мне листок грубой бумаги. На лицевой стороне счет, вроде прачечного: «рубашка тонкая — 2 штуки, воротник плоеный, белый — 9 штук…», а на обратной стороне неумелый, но выразительный рисунок. Так дети пытаются изображать то, что они никогда не видели, но что изрядно пугает их.
— Мама, когда… вернулась, — Лино нервно сглотнул, дернув острым кадыком, — бредила. Говорить она почти не могла, тварь раскромсала ей все лицо и горло, но я много сидел рядом и слушал… Маленький был, боялся очень.
— Давно было?
— Двенадцать лет назад… Мне было семь. Как сумел, так и нарисовал.
С желтой бумаги, утратившая краски в сумраке, но вся равно яркая, на меня злобно таращилась кривая харя — полосы черного и красного, провалы глаз, очерченные белым. Детский рисунок. Не столько факты, сколько эмоции…
— Я намерен выйти еще до рассвета. Ночую на сеновале у старосты.
Лино коротко кивнул.
* * *
А староста Хабур не обманул — сеновал у него оказался и впрямь достойный: просторный, теплый, пропахший душистыми, хорошо просушенными травами и слегка — мышами. На сено набросили шерстяные одеяла и положили подушки в свежих льняных наволочках. И даже принесли дополнительный ужин в разрисованных птицами горшках — мясное жаркое, томленые со сметаной овощи, нарезанный упругими ломтями дырявый сыр, почти черный пряный хлеб…
Развалившись, я ничтоже сумняшеся уничтожил принесенное, разумно предполагая, что подкрепиться лишний раз не помешает и неизвестно, что будет дальше. Что-то не нравился мне этот оборотень.
Что он действительно существовал — я не сомневался. Следы оборотня, словно оборванная пряжа, то и дело попадались в поселке, а уж по изнанке строки его пути читались без усилий. На дороге, в воздухе, в памяти людей частицы живого волокна сохранялись, словно масляные разводы на воде — как ни перемешивай, все равно заметно.
Но перепутанные горшки и разорванное горло — это совсем не одно и тоже. Может, оборотней два? Но я чуял следы только одного.
…Воздух перед рассветом стал ломким и тусклым, как грязное стекло. В стекле застыли деревья, спящие дома, изогнувшаяся дорога, нахохленный замок на горе. Звезды размазались в молочном небесном мареве. Птицы, обычно в это час шумные и говорливые, молчали.
Шевельнулось на обочине то, что я мимоходом принял за валун. Выпрямился во весь рост поджидавший меня Лино. Похоже, ждал парень долго — кудрявые пряди челки вымокли от росы и распрямились, прилипнув ко лбу.
— Идем, — тихо позвал я.
В ткани реальности пульсировала яркая, желтоватая жилка… Оборотень был здесь совсем недавно. По изнанке его след тек ворсистым волокном, свитым из множества жил. Ни одна из них пока не налилась кровавым оттенком. Не успел найти жертву?..
Лино ступал следом — бледный, сосредоточенный, закусив от напряжения губу.
— Может, вернешься?
Он только упрямо засопел.
Штаны вымокли от ледяной влаги до колен, в поисках следа пришлось не раз сойти с дороги. Просыпались птицы, перебрасываясь отрывистыми репликами. Небо, поначалу блеклое, постепенно наливалось сыто сливочной розовиной.