Я не сразу осознал, что пауза затянулась. И что Илга замерла, не пытаясь отодвинуться. И что смотрит мне в глаза. Губы, почти обесцвеченные холодом и тьмой, сжались в тонкую, кривящуюся полосу. Потом шевельнулись, выдыхая жаркое и торопливое:
— Я передумала… Слышишь? Я не хочу причинять тебе вред.
Сердце глухо стукнуло, пропустило удар, налилось горячим свинцом. Только этого не хватало!
— Не хочешь? С чего бы это?
— Это неправильно. Я чувствую, что неправильно… Еще недавно я думала, что… А ты снова спас мне жизнь и…
Чудом не стиснув податливые Илгины кисти до хруста, я нарочито резко выпустил их, отодвинулся и грубо рявкнул:
— И что? Дура наивная! Нашла время для сентиментальностей! По-твоему, зачем я спасал тебя? Ради прекрасных глаз? Ты всего лишь инструмент, но потерять тебя мне невыгодно. Лишь поэтому ты все еще цела.
Она недоверчиво воззрилась на меня. Губы, снова плотно стиснутые, заметно вздрагивали и потемневший взгляд пытливо обшаривал мое лицо, ища что-то. Пришлось добавить.
— Или ты все же влюбилась? — холодно осведомился я. — Надумала втрескаться в зловещего Оборотня? Может, захотела исцелить его мерзкую душу, приметив, что он не так плох, как все думают? А как же Яннек? Пусть сдохнет?
Фонарь упал наземь, судорожно закачавшись в слое пыли, расплескивая по бугристым поверхностям чахлый свет, когда Илга отпрянула, будто от удара. Подобралась, выставив колени и локти, заползла во тьму, поблескивая злыми глазами.
— Размечтался…
Тишина сделалась плотной и волокнистой. Звуки вязли в ней, растворяясь. Казалось, даже воздух сгустился. Подобрав фонарь из пыли и отогрев, я поднял его повыше, осматриваясь. Древняя, окаменевшая кость охотно впитывала свет, наливаясь легким свечением. Бугры и трещины, изобильно покрывавшие древнюю ткань, прихотливо соединялись, рисуя скорее бойкие узоры, чем мертвые письмена времени. Глазницы полнились подвижной тьмой, и чудилось, что взор дракона обращен внутрь себя. На нас.
Илга тоже наблюдала с молчаливым напряжением. И вдруг встрепенулась:
— Там что-то написано. Посвети выше и правее.
На отливающей в сумраке янтарем кости и впрямь проступали едва различимые, расслоившиеся и раскрошившиеся руны. Сколько раз я их читал? «В драконе память»… Нет, «в мыслях». А на самом деле в «голове»! В черепе. Руны основного языка — всегда оборотни. Можно прочесть и так, и эдак. И там, где чудится двусмысленность, зачастую всего лишь прямое указание.
В голове дракона ответ. Знание. Путь. Предки оставили подсказку, а она, как песчинка в моллюске, обросла перламутром иных смыслов.
— Здесь черта. Похоже на указатель…
— Вижу.
Закрыв фонарь полой куртки так, чтобы только слегка подсвечивать кости, мы осторожно двинулись внутри драконьих останков, повинуясь указанию высеченных значков. Под сгорбленным позвоночником. Переступая через исполинские ребра… К пещере, откуда так и не выбрался однажды исполин. Пришлось идти почти на ощупь, потому что через сквозную конструкцию уцелевшего костяного свода сверху заметить даже такой тусклый фонарь, как наш, легко.
— Осторожно. Здесь обрыв.
Драконий хвост исчезает в густом, вязком мраке внизу. Там даже свет растворяется, как акварель в дегте. Но кости хвоста, такие хрупкие с виду, на самом деле надежно спаяны с вертикально уходящей вниз стеной провала. Не вздрагивают даже от удара. Можно рискнуть спуститься.
Хвост истончался, заканчиваясь костяной плоскостью, смахивающей на наконечник гигантской стрелы. Дальше только тьма. Значки на стенах подтверждают, что пока все идет правильно. Вниз, вниз!
— Сдурел? — ахнула Илга, попытавшись схватить меня, как только я прыгнул вперед. Конечно, она не успела. И хорошо, что не успела — окажись внизу пропасть, я бы утянул ее за собой.
— Идиот! — в бешенстве прошипела она вслед сверху. Помедлив, соскочила следом, мимоходом приняв мое поддержку, когда утратила равновесие, но сразу же отодвинулась.
Пахло застарелой гарью, окалиной и морскими водорослями. И еще совсем немного — зверем. Лохмотья остаточной магии колыхались липкой выцветшей пряжей. С каменной площадки во тьму стекала выдолбленная в граните лестница. Справа, возле верхней ступени валялся искореженный воинский шлем. Вычурный, потемневший от окислов.
— Идем?
Илга сделала шаг в сторону и подобрала округлый предмет — еще один фонарь. Такие фонари, из покрытого насечками мутного стекла, не делали вот уже с тысячу лет. Но он, как ни в чем не бывало, разгорелся в руках девушки.
Лестница ныряла круто вниз. Воздух наполняла волокнистая пыль, смахивающая на черную шерсть. На единственной стене, которую удавалось осветить фонарям, через равные промежутки встречались кованые чаши для светильников. Все пустые.
Не знаю точно, сколько мы спускались, но, похоже, лестница вела к туннелю, пробитому в скалах, давно ушедших под поверхность океана. В какой-то момент лестница исчезла, развернувшись в прямой, довольно обширный ход, проложенный горизонтально.
— Что-то давит… чувствуешь? — вдруг дрогнувшим голосом спросила Илга, инстинктивно подавшись ко мне.
— Над нами вода, — я невольно поднял глаза к каменному своду. — Очень много воды… — добавил, постаравшись, чтобы в свою очередь не изменился мой голос. Все-таки странное ощущение. — Раньше и Черноскал, и Драконье логово были единой горной грядой, но потом она затонула, оставив только макушки. Под водой они соединены между собой. Если проход продержался столько столетий, вряд ли он рухнет прямой сейчас.
— Ну, не знаю, — с сомнением пробормотала себе под нос Илга. — С моим везением всего можно ожидать.
Туннель тянулся и тянулся. Изрядно утомившись, мы сделали привал, кое-как разведя костер (использовали зажигалку, про магию в этом месте даже думать не хотелось) и слегка обогрелись, стараясь держаться поближе друг к другу.
— Не боишься?
— Боюсь, — спокойно отозвалась Илга без малейшей рисовки в голосе.
— Пока я рядом, здесь неопасно, — хотелось бы мне самому ощущать в этом твердую уверенность.
— Да, пока ты рядом, — Илгин голос, как эхо, отразил и исказил смысл сказанного.
— Отдохнула? Времени у нас не так уж много… — произнес я фальшиво.
Откуда мне знать, много у нас времени или мало? Погоня за плечами теперь точно не висит. Но и ждать сил больше не осталось. Особенно сидеть рядом с Илгой, слушать ее прерывистое дыхание, и представлять, что, возможно, это последнее, что происходит между нами.
Слишком поздно, чтобы что-то менять. Значит, незачем затягивать агонию.
— Туда! — решил я, выбрав направление. Туннель разошелся каменным раструбом, проваливаясь в полость.
Возникло ощущение, что вокруг полно зеркал. Краем глаза я уловил сотни своих замерших отражений. Но посмотрев внимательнее — не увидел ничего, кроме скупо поблескивающего гранита. Я сделал несколько шагов, чувствуя, как уплотнился пыльный воздух, и снова остановился, услышав тревожный вскрик спутницы.
— Что?
— Мне показалось… показалось, что ты… идешь по потолку, — смущенно созналась девушка после паузы.
А мне показалось, что за нами следует целый отряд многоножек. Шлейф причудливых, слоящихся, дробящихся звуков катил за нами волной, не отставая. Шуршание мешалось с бряцаньем железа. Стеклянный звон обрастал рыхлым, трухлявым шорохом древесины.
Я застыл. Тень перекрывала дорогу — плотная, мятая, будто скомканная бумага. Тень лежала между стенами, но не было ничего, что могло бы ее отбрасывать. Скорее напротив, свет наших фонарей крошился на ее поверхности, как на серебристой фольге.
— Не бойся, — я переложил фонарь в другую руку и повел им вокруг, выглядывая новые тени. — Это сторожевой раб. Тень тени. Он мертв.
— Мертв?
— Был бы жив, ты бы не успела его заметить.
— А ты?
— А меня он не тронул бы. Извини, я упустил из виду, что они могут тут быть.
— Ты знал…
— …но забыл. Разумеется. Оборотням не свойственно думать о других. Постарайся сама не забывать об этом.
Молчание упавшее между нами, было словно только что виденная тень. Неощутимое, сложное, смертоносное, если бы в него добавить чуть-чуть энергии. Но к этому моменту мы слишком устали, чтобы толком злиться.
— Как это — тень тени? — Илга заговорила лишь, когда четвертый поворот надежно отгородил нас от мертвеца.
— Сначала раба стирают с этой стороны мира и сливают воедино с его изнаночной тенью. И то, что получилось, живет на изнанке, бросая тень уже на обычный мир. Существо неуязвимо для обычного оружия.
— Бедняга.
Она сказала это так, что я обернулся. Лицо девушки ничего не выражало. И казалось, пожалуй, слишком уж неподвижным.
…Гранит исчез, скрытый под красноватым кирпичом, каменной гладкой плиткой или мозаикой. Весьма впечатляющей мозаикой. Присмотревшись к одной из картин, отставшая было Илга живо догнала меня и довольно долгое время держалась рядом, больше глядя под ноги, чем по сторонам.
— А ты чего ожидала? — не оборачиваясь, полюбопытствовал я. — Это логово Оборотней.
Она весьма красноречиво промолчала.
По моим расчетам мы уже должны находиться где-то в недрах подножия самого Черноскала, и требовалось отыскать путь вверх, в подземелья замка.
— Похоже, мы не туда идем, — подумал я вслух, когда плутать надоело. Пахло землей, а следы магии исчезли вовсе. — Хорошо бы обзавестись путеводителем.
— Поищи в библиотеке, — Илгин фонарь плеснул светом в пустой дверной проем, за которым спряталось довольно обширное помещение.
Я небрежно отмахнулся, решив, что она иронизирует, но вдруг заметил упорядоченный строй разновеликих книжных корешков. Невольно подался вперед, переступив порог огромной залы и вчитываясь в названия ближайших томов. Ошарашено присвистнул — прямо-таки список запрещенных раритетов! Мартан бы душу отдал за любой из них.
— Кто бы мог подумать, что здесь хранится такое сокровище!
— Кому из нас от него будет польза? — резонно осведомилась бесцеремонная спутница, равнодушно смахнув пыль с ближайшей инкунабулы. Попыталась разобрать название, забавно наклонив голову и по-детски шевеля губами.