Открыв рот для возражений, я тут же осекся. Она попала прямо в точку. Перед смертью не начитаешься. Но вот хотя бы полистать этот серый фолиант: «Апология другой магии», считается безвозвратно утраченной. Написана современником первых Оборотней…
— Нашел время! — простодушно возмутилась, нервно озиравшаяся, Илга.
— Боюсь, другого не представится, — я невольно ухмыльнулся, водя фонарем над удивительной сохранности страницами.
— Ой! — Илга прыгнула ко мне, больно вцепившись в плечо. Фонарь со стуком покатился по полу, суматошно мелькая лучами, словно пытаясь ухватиться за неровные стены.
Свет выхватил из тьмы многоногую фигуру и сразу же упустил. Паучьи лапы сложно задвигались, торопливо унося во мрак округлое тельце.
— Незачем так пугаться. Это Хранитель библиотеки…
— Какая мерзость, — вставила, попятившись, Илга.
— …и весьма упитанный. Вот кто нам поможет. А ну, иди сюда.
Хранитель проворно попятился, пытаясь спрятаться за полками. В два широких шага я догнал его и сцапал за… Ну, за загривок, наверное.
— Зачем он тебе? — Илга с опаской смотрела издали, не решаясь приблизится. — Ему явно страшно. Пусть остается…
— Дорогу покажет. Эти твари знаю все… Ведь покажешь?
Библиотекарь плачуще захрипел, когда я с силой встряхнул его, но продолжал сопротивляться. Вспухло облако сухой пыли, ссыпавшееся с жирного тельца. Здешняя тварь оказалась сытой и своенравной, не то, что полумертвый сородич, встреченный мной на островах. Видно и впрямь библиотека была обширна и вкусно питала своего хранителя.
Илга неприязненно поморщилась.
— Он же не хочет. Мы и сами найдем дорогу.
— С проводником надежнее… Ах, ты! — я еще раз зло тряхнул зарвавшуюся тварь, которая ухитрилась посечь мне запястья с виду тонкими, но очень острыми по краям лапами. Будто краями бумажных страниц — глубоко и болезненно.
— А люди верят, что нет существ, непокорных воле Оборотней… — Илга, улыбаясь, прошла мимо.
Тишина стекала со стен, мешаясь с темнотой — осязаемая, вязкая, махровая. Глаза слезились и чесались, а вдыхать стало тяжело, словно через шерсть. Илга нарочито отставала, и даже спиной я чуял ее неудовольствие.
У переброшенного через трещину моста Хранитель задергался, пытаясь вырваться. Что-то он почуял там, на другой стороне. Извивался, сучил конечностями, сипел придушенно.
— Отпусти его! — не выдержала Илга, догоняя и останавливаясь рядом. Глаза девушки были красными и сильно слезились.
Из черной щели под мостом ощутимо тянуло сероводородом.
— Илга, — я утомленно провел ладонью по лицу, растирая зудящую кожу, — шла бы ты уже… по мосту. Обещаю, что скоро ты мне отомстишь, в том числе и за жестокое обращение с живот… с библиотекарями.
Илга вспыхнула, раскрыла рот, но тут же стиснула губы и действительно двинулась по настилу. Теплый нечистый воздух снизу омывал ее фигурку зыбким потоком.
— Пшел, — буркнул я, разжимая пальцы.
Сиплый визг стих. Округлое тельце, приземлившись на камни, мгновение покачивалось на тонких ножках, потом нерешительно засеменило боком прочь.
Илга обернулась как раз в тот момент, когда я занес ногу для пинка. Проворный Хранитель, почуяв угрозу, мигом ускорился. Но девушка успела увидеть все, что я хотел.
— Это вместо благодарности? — гневно процедила Илга, когда я приблизился.
— Он сотрудничал без должного энтузиазма. Хозяин должен держать прислугу в тонусе, — небрежно огрызнулся я, с удовлетворением подмечая в глазах спутницы именно то, что нужно. Пусть презирает или злится сколько хочет. Так лучше для нас обоих.
Все острова под водой имеют единую опору. Все языки мира корнями сходят к основному. Как магия Высшая и Обратная по сути едины, так и люди в сердце своем одинаковы и хотят одного — понимания и любви. Но как островам никогда не сойтись, как языкам различаться, как магиям всегда слыть чуждыми, так и людям не понять, почему они любят. И не полюбить им того, что они не понимают.
Из трактата «Сквозь толщу вод».
Императорская историческая библиотека.
Глава 16.
Теперь мы поднимались по узким и широким, целым и разбитым, резным и строгим лестницам. По ребрам замурованных исполинских чудищ. По пальцам горных великанов, слившихся в смерти с породившим их гранитом. В ледяное, пыльное дыхание камня примешался железистый привкус. А тишина наполнилась едва уловимым, но скверным отзвуком, рожденным будто не эхом, а злым пересмешником.
…Один из великанов сомкнул ладони горстью, в которой затаилась древняя оружейная сокровищница — лопнувшие бочонки давились наконечниками стрел; на полу валялись скомканные, как ветошь, кольчуги; мечи, ссыпанные в углу, тускло блестели клинками в строчках ржавчины.
— Не может быть! — Илга прерывисто вздохнула, коснувшись моего плеча. — Это тот самый?
Так вот он где! Знаменитый Белый Луч. Легендарный клинок, который по слухам затаен в сокровищнице Императора. Меч победителя, заложившего основу нынешнего миропорядка. Перепутать невозможно, меч нарисован во всех исторических книгах с большей или меньшей достоверностью. Вот разве что черных разводов на клинке нет. Видно, не так уж кровь врага и ядовита, как уверяют легенды.
— Не хочешь дотронуться? — предложил я почти без иронии. — И исцелить себе что-нибудь?
Илга вздрогнула, словно я подслушал ее мысли, и двинулась вокруг клинка, укрепленного на простой подставке, мелкими шагами. Даже руки старательно завела за спину, сражаясь с искушением.
— А, кстати, меч нам действительно пригодится, — тоже не без усилия отведя взгляд от блистающего лезвия, решил я. — Только какой попроще… Вот этот, например. Не слишком тяжелый?
Илга, завороженная Лучом, машинально приняла из моих рук клинок, подержала на весу, брезгливо отстранившись, словно несвежую рыбу на рынке и осведомилась:
— Зачем? Придется драться?
— Надеюсь, нет, — с чувством отозвался я. — А как ты собираешься убить Оборотня? Задушить поясом? Или собственными руками?
Девушка нервно сглотнула, быстро опустила взгляд, сделав вид, что рассматривает меч.
— Тупой, — с осуждением констатировала после паузы, попробовав пальцем край лезвия. — Тебе будет…
— Неприятно? — я невольно заухмылялся во весь рот, хотя веселого в происходящем было мало. — Так ты не затягивай процесс.
— Неси сам, — буркнула она мрачно. — Вдруг по пути пригодится.
…Звук, который исподволь закрадывался в сознание, сделался явственнее. Поначалу мы не замечали его, но постепенно глухой, вибрирующий рокот и стон стал различим и неотвязен. Было в нем что-то смутно знакомое…
Пространство внезапно расступилось, оглушив размерами и тяжелым духом. Мы застыли, осматриваясь и привыкая к неприветливому простору. Здесь было светло и очень холодно. Непонятно откуда шло свечение. Белесо-красноватые, полупрозрачные остроконечные глыбы беспорядочно скопились вокруг черного, почти идеально круглого зрачка в центре каменной полости. Зрачок лениво колыхался зыбкой чернотой — вода? кровь?
Илга вдруг закусила обветрившиеся губы и зажала уши. Это вряд ли помогло — звук проникал через любые препятствия, пульсировал в каменных стенах, отдавался дрожью в ступнях, взбираясь по костям.
Сильно и одуряющее пахнуло освежеванной плотью.
Я сделал шаг в сторону и коснулся белесой глыбы. Руку сразу же ожгло холодом, а на ладони остался розоватый след. Зато на глыбе влажно заблестел гладкий мазок. Это бы лед, смешанный с кровью.
— Говорят, — мой голос сел до хрипоты, — есть в мире место, куда сливается вся пролитая Оборотнями кровь… Кажется, мы нашли его.
— Там что-то двигается.
— Это кровники. Они спят… Пока.
Вот куда они прячутся между охотами. А тугая, пронимающая насквозь дрожь, — это полусонная песнь кровников. Наверное, в миг их пробуждения и ликования здесь не под силу находиться даже мне.
Огонь факелов плыл по инистым, неровным изломам кровавого льда. Тени между глыбами смотрели нам вслед скучно, сонно. Зрачок озера брался слабыми морщинами в такт ритмичным толчкам скал.
Сразу за логовом кровников ходов стало много, но угадывать нужный не пришлось. Путь к замку древние строители обозначили весьма недвусмысленно — черной меткой. Жилой в мраморе, черной полосой мозаики, вкраплением черного стекла…
Лестницы вверх перетекали одна в другую, как реки-оборотни.
— Почти дошли. Я чувствую.
В ответ послышался полувздох-полувсхлип. Увлеченный путем, я почти забыл о своей спутнице, не замечая, что уже какое-то время практически не слышу ее. Быстро обернулся, различив в полутьме поникшую спутницу.
— Я не могу туда идти, — казалось, что Илга сейчас упадет в обморок. Что-то давило на нее, неудержимо, неподъемно, как каменная плита. Девушка еле передвигала заплетающиеся ноги, лицо было белым и мятым, словно бумага.
Око бездны совсем рядом. Дышит. Где-то близко.
— Держись…
Она безропотно оперлась о мое подставленное предплечье. Повеселела, выпрямилась, кажется, даже согрелась слегка.
Каменная тяжелая панель с узорами развернулась на невидимых шарнирах легко, беззвучно, так никогда не отворялась ни одна из дверей Черноскала.
Почти сразу же Илга, отпустив мою руку, осела на пол. Я не попытался ее подхватить. Ощущение непоправимой беды накатило мертвым приливом, затопило с головой. Вроде бы все, по-прежнему: стылый, пустой, заполненный зеленоватым мерцанием зал… Только теперь стены казались выгнутыми наружу. Выстроившиеся вдоль них колонны-ребра равномерно содрогались, а по черному камню стен ползли, набухая, уродливые жилы.
Привычной каменной плиты на полу не было. Открытый Черный Глаз смотрел ясно и зло. Взгляд его страшил, затягивая в жирную муть, вращающуюся по кругу. Он давил, ломал, плющил все живое, что оказывалось рядом. И тянул, тянул, бесконечно тянул своей безысходностью…
Над мрачным оком, едва светясь, мерцало солнце Югов. Бледный отблеск неживого древнего света.