Пламя опускается занавесом. Мы вываливаемся из котла, спрыгиваем с пьедестала и оборачиваемся, будто нас кто-то все еще преследует. Но слышится только наше дыхание и биение сердец.
Мы смотрим друг на друга. Ашен выпускает меч, берет мое лицо в ладони и целует, как будто это конец света. Его прикосновение жжет, как последняя надежда. В этом поцелуе столько же отчаяния, сколько в последнем вдохе.
Он отстраняется, глядя мне в глаза. Грудь тяжело поднимается после боя.
— Повторять такое больше не хочу, — говорит Ашен и кивает в сторону котла.
— Почему нет? Мне было весело.
Ашен прищуривается и ладонью стирает с моего лица пятно запекшейся крови.
— Я все еще не согласен с твоим представлением о веселье.
— Ты же Жнец. Тебе и не положено знать, что такое веселье, — говорю я, обнимая его и прижимаясь лицом к груди. Она мокрая от пота и горячая. Я улыбаюсь, представляя, как мое тело ощущается на фоне его жара — словно холодный пакет со льдом прямо из морозилки. — Что они вообще там делали? Ты сказал, их там быть не должно.
Я отпускаю его, он наклоняется и поднимает меч с пола. Лезвие испачкано черной кровью, и от него несет разложением.
— Да. Обычно они держатся недалеко от Дома Мушуссу. У этих существ слабость к душам вампиров, а в том районе их как раз много, — отвечает он и мельком смотрит на меня, направляясь к кирпичной колонне у стены.
— Под «слабость» ты имеешь в виду… типа, как деликатес? Не похоже, чтобы они бежали за обнимашками.
— Да, ни о каких обнимашках тут речи нет, — сухо отвечает Ашен, и по голосу слышно, насколько ему это противно.
Улыбка медленно расползается по моему лицу.
— Когда ты в последний раз произносил слово «обнимашки»?
Ашен замирает и поднимает взгляд к потолку, будто прокручивает в голове воспоминания, и старые, и новые.
— Никогда. Ужасное слово.
Моя улыбка становится еще шире.
— Но мы же обнимались прошлой ночью.
— Это были НЕ обнимашки, — резко бросает он, бросив на меня взгляд и наклонившись за тяжелой чугунной крышкой, валяющейся в пыли у колонны.
— Ну немного точно было.
— Нет. Я не обнимался и никогда обниматься не стану.
Я приоткрываю блокнот.
Заметка себе: демон ненавидит слово «обнимашки». Использовать чаще.
— Ну, я только что заставила тебя произнести это слово трижды за полминуты. Думаю, ты врешь. Уверена, ты на самом деле обожаешь обнимашки и говоришь это слово постоянно, просто когда меня рядом нет, — дразню я, глядя, как он поднимается по ступеням пьедестала, держа чугунный круг, как щит. Он закатывает глаза и бросает на меня грозный взгляд — в зрачках вспыхивает огонь, и это только делает мою улыбку шире.
Я наблюдаю, как он накрывает крышкой широкий зев котла, гася последние языки пламени.
— И что ты делаешь, страшный демон? — спрашиваю.
— Убеждаюсь, что за нами никто не последует из Царства Теней, — отвечает он, спускаясь с пьедестала медленно, тяжело, не отводя от меня глаз.
Я то смотрю на него, то на котел. Приподнимаю бровь:
— И все? Ты просто… накрываешь его крышкой — и этого достаточно?
— Да. В целом, да.
— Это так… жалко звучит.
Ашен останавливается прямо передо мной, не сводит взгляда.
— Немного, — отвечает он, снимая с моего плеча одну из сумок. Мне даже приходится усилием оторвать взгляд, чтобы отвернуться.
Мы поворачиваемся и направляемся в сторону коридора, ведущего к лестнице.
— Как бы там ни было, — говорит он, — я не хочу, чтобы тот, кто впустил этих тварей в Дом Урбигу, пошел за нами по проходу.
— Есть идеи, кто это мог быть? — спрашиваю я. — Не думаю, что Эмбер. Я ведь нужна ей живой, чтобы реализовать план. Может, Коул?
— Вряд ли. Как бы он меня не бесил, он слишком прямолинеен для таких подлостей, — говорит он. Я бросаю на него взгляд снизу вверх. Его глаза скользят по моей коже и снова встречаются с моими. Его челюсть напрягается. — Может быть кто угодно, Лу. Тот, кто мстит мне. Тот, кто просто хотел поиграть с тобой. Тот, кто знает, что задумала Эмбер, и решил забрать у нее самое сильное звено. Или тот, кто знает о тебе больше, чем ты себе представляешь.
Мы идем молча. В доме темно, и снаружи все еще ночь. Кажется, будто сам воздух становится плотнее, тяжелее, оседает на коже. Мысли расплываются, как туман, что окутывает этот дом. Я перебираю варианты. Кто? Почему? Что если другие знали обо мне больше, чем я думала? Что, если я все это время не была так надежно спрятана? Может, я просто начала выбираться из темноты, и мой свет, как всегда, делает невидимое явным.
Мы подходим к коридору, где находятся наши комнаты, и, не дожидаясь неловких пауз или ненужных вопросов, я беру Ашена за руку и затягиваю его в свою. Внутри все осталось таким же, как в прошлый раз: цветочное покрывало, орхидеи на подоконнике. Но ощущение совсем другое — будто с тех пор прошла целая вечность. Будто это была другая Лу.
И я впервые понимаю: жизнь можно измерять тысячелетиями, а можно — тяжестью всего нескольких дней. Порой даже одно короткое мгновение способно сдвинуть фундамент внутри тебя, перебросить через пропасть между тем, кем ты была, и кем становишься. Разрушить. И тут же начать собирать заново, уже другим существом.
Я ставлю сумку и меч у окна и подхожу к орхидеям. Беру белую звездочку ветряной орхидеи между пальцами, провожу большим по ее гладкому лепестку. Я улыбаюсь, представляя как Жнец расставляет цветы. Каратель, который заботится о редких растениях.
— Все в порядке, вампирша? — спрашивает он. Я оборачиваюсь через плечо и вижу, как он смотрит на меня из центра комнаты. Отпускаю цветок, поворачиваюсь к нему и киваю, сдержанно улыбаясь, но тревогу не удается скрыть.
— Все еще беспокоишься о том, что случилось сегодня? — говорит он и делает шаг ко мне. Потом еще один. Огонь в его глазах словно обжигает, и я понимаю: в этот раз я не смогу отвести взгляд. Только киваю, не отрываясь от него, пока он приближается.
Еще шаг. Его зрачки вспыхивают ярче. Одна рука скользит в мои волосы, другая ложится мне на бедро и тянет ближе. Я провожу пальцами по напряженным мышцам его рук, закрываю глаза. Желание разворачивается внутри, медленно, как змея под кожей, облизывающая горячим языком грудную клетку. Но кроме этого пламени, внутри живет и другое. Светлое, яркое. Голод, который не сводится ни к приливу крови, ни к желанию тела. Что-то большее. Что-то, чего я хочу только от Ашена. И все же, это слишком опасное чувство для души, которой не стоит связываться с Жнецом из Царства Теней.
Ашен касается моей шеи жарким поцелуем, как пламя. Кровь в венах отзывается на это прикосновение, словно спешит к нему. Сердце замирает на миг, а потом в груди разгорается все сильнее то самое чувство, тот шепот, что я все еще прячу внутри. Он, наверняка, чувствует этот хаос во мне — инстинктивную волну, что накрывает изнутри. Он проводит пальцами вдоль точки на пульсе и отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза.
— Кто бы это ни был, и с какой бы целью они это ни сделали, им придется пройти через меня. Я не подпущу их к тебе, Лу. Никому не позволю причинить тебе боль. Обещаю.
Я качаю головой.
— Ты не можешь давать такие обещания, — шепчу. — Ни один бессмертный не может хранить клятву навечно. Ты знаешь это. Обещания — для смертных. Они умирают вместе с тем, кто их дал.
Его ладонь медленно опускается по моей шее. Пальцы проходят по ключице, затем вдоль цепочки, золотые звенья чуть нагрелись от его прикосновения. Он кладет ладонь мне на грудь, где сердце все еще пытается пробиться сквозь ребра. Его глаза не отрываются от моих, и в темноте они становятся ярче.
— В этот раз все иначе, вампирша, — говорит Ашен. — Это обещание похоже на тебя. Его не измеришь временем, его не удержит ни один мир. Оно стихийно.
Поцелуй Ашена и его прикосновение сопровождают каждое слово в последних отголосках ночи. Но я знаю правду: по-настоящему бессмертные обещания — те, что даны жизнью или смертью — требуют расплаты. Кровью.
ГЛАВА 27
— Ты вообще спишь? Я не видела ни разу, — говорю я, усаживаясь на высокий табурет на кухне и собирая влажные волосы в хвост. — Каждый раз, когда я просыпаюсь, ты уже бодрствуешь.
Ашен наливает мне кофе, протягивает через островок кувшины с кровью и сливками, потом возвращается к своему тосту с толстым слоем масла и газете. Легкий запах корицы витает в комнате, проникая через открытое окно.
— Спать рядом с той, у кого ангельское бешенство, не самая простая задача для демона.
— Ну, хорошо, что хотя бы не пукаю во сне.
— Это тоже. Просто я слишком вежливый, чтобы упоминать такое.
Я ухмыляюсь. Он улыбается. Мы смотрим друг на друга.
Это должно казаться чертовски странным — сидеть напротив Жнеца и думать обо всем, за что я его люблю. Его чувство юмора. Его колкость. Его безумно красивые глаза цвета коньяка, в которых я тону. Но нет. Это не кажется странным. Чем меньше я сопротивляюсь, тем правильнее все ощущается. Опасность отступает, оставляя только желание.
Эдия меня просто разорвет.
Черт.
Блять. Блять. Блять.
Эдия.
Я понимаю, что Эдия ждет вестей, а я до сих пор не сообщила, что благополучно вернулась в Мир Живых.
Отвожу взгляд от Ашена, наклоняюсь к сумке и достаю телефон. Шесть сообщений от нее. Только эмодзи. Женщина-вампир. Земной шар. Пожимание плечами. Ладонь - возможно, прощание. Или пощечина. Нож - думаю, она меня хочет убить. И привидение - значит, точно убьет.
Я отправляю ей рожицу-дьявола и много баклажанов.
Она отвечает сразу: куча смайликов со слезами и череп. То ли смеется до смерти. То ли все еще хочет убить. Наверное, и то, и другое.
— Хм, — бормочет Ашен.
Я поднимаю глаза, он сосредоточенно читает газету, хмурится, а потом показывает мне одну из страниц.
— «Семья просит помощи у общественности в поиске пропавшего мужчины», — читаю вслух. Мой взгляд падает на фотографию знакомого лица. — Ебучий Джесси Бейтс.