Тень на жатве — страница 39 из 42

— Я добровольно отдал свою силу, молодость и здоровье ради этого момента, — говорит Адамен. Он кашляет, вытирая мокроту салфеткой. Я чувствую запах крови. Кажется, что его тело разваливается на части у меня на глазах. А потом что-то меняется в его лице. Оно превращается из лица стареющего мужчины во что-то кошачье, а затем снова становится прежним, прежде чем я успеваю понять, что видела. Он делает это снова с коварной улыбкой, и на этот раз я понимаю, что это не было моим воображением.

— Оборотень, — шепчу я.

— Верно. Последний в своём роде. Магия в моей крови соединится с твоей и лишит тебя того, что у тебя есть, — его улыбка становится зловещей. — А теперь я посмотрю, как ты получишь по заслугам.

Я рвусь с цепей, рыча и шипя ему в лицо.

— Успокойся, маленькая пиявка, — Семён хватает меня за горло и прижимает к койке. Он залезает на неё, упираясь коленом в грудь. — Я приготовил для тебя кое-что особенное. В благодарность Адамену за его кровь и силу. Хочешь что-то сказать перед началом?

— Пошел нахуй.

Я плюю ему в лицо. Он смеётся.

— Как скажешь, — говорит он. Игла вонзается в шею, Семен нажимает поршень. Жидкий огонь растекается по венам. Он улыбается, смотря сверху вниз. — Чуток серебра. Недостаточно, чтобы убить, но достаточно, чтобы заглушить твой голос серены. Надеюсь, ты сказала все, что хотела.

Я корчусь в агонии.

Но это не мои последние слова.

Мои последние слова — шёпот надежды.

Ninmen Eslal.

ГЛАВА 32

Я даже не пытаюсь издать звук. Серебро жжёт так сильно, что я не могу сглотнуть. Адамен читает какое-то заклинание, но я не вслушиваюсь в слова. Просто корчусь от боли, пока слёзы струятся по коже, смешиваясь с потом, пропитавшим волосы.

Семён вынимает серебряную иглу из моей шеи. Ослабляет хватку на горле и берёт у Адамена шприц с чёрной жидкостью, обменивая его на пустой флакон. Вонзает в яремную вену.

— Сначала сыворотка ведьмы. Когда подействует — дадим волчью.

Он слезает с меня. Я слышу его шаги, удаляющиеся к столу. Зажмуриваюсь в беззвучном рыдании. Адамен продолжает говорить заклинания. Улавливаю отдельные слова: Namtud. Usutuku.

Возрождение. Воин.

Эта ведьминская сыворотка Семёна та еще хрень. Холодная, ледяная, до жжения. Чувствую, как она ползёт по венам, расползается по телу. Но кожа при этом горит. Пот стекает с линии роста волос, скапливается на груди. Порванная рубашка прилипла к телу, мокрая, противная.

Кардиомонитор пищит часто. Кажется, сейчас сердце выпрыгнет из груди. Желудок сжимается, желчь подкатывает к горлу.

Поворачиваю голову и выплёвываю фонтан крови на хлопковую рубашку Адамена. Он смотрит вниз с отвращением, потом мне в глаза, сверкая злобой.

Я беззвучно хриплю от смеха.

— Khristos, вот же бардак, — бросает Семён через плечо, закатывая глаза. Смеюсь ещё сильнее, несмотря на боль и страх, звеня наручниками о стальные поручни койки.

Смотрю на Адамена, который достаёт из нагрудного кармана платок и вытирает кровавую блевотину с подбородка.

И тут я вижу это.

Не фокусируюсь. Он не должен заметить. Смотрю на старика, но внимание моё на двери, что медленно закрывается за ним.

Слышу то, что другие не могут. Щелчок замка.

Чую слабый запах шалфея, сорванного на подоконнике в полнолуние, растёртого гранитным пестиком, сожжённого с восковой свечой.

Лампы мигают.

Адамен расширяет глаза. Я оскаливаю клыки в ядовитой ухмылке.

Он вдыхает, но не успевает позвать Семёна.

Оглушительный треск — и свет гаснет. Комната погружается во тьму, будто нас вышвырнуло в космос. Искры сверкают и падают с потолка, шипя на полу.

Коляска Адамена опрокидывается. Старик слабо вскрикивает, падая с грохотом. Шёпот заполняет воздух, обволакивая нас заклинаниями. Семён отбрасывается к стене вспышкой молнии.

Наручники на запястьях и лодыжках рассыпаются.

Я взлетаю с койки и набрасываюсь на старика. Он хрипит, пытаясь отползти от перевёрнутой коляски. Пальцы скребут полированный пол в последней бесполезной попытке. Я хватаю его за горло, поднимаю к себе и шиплю — но звука нет.

Старик смеётся.

— Ты больше не сможешь петь песенки, вампирша, — говорит он, и тонкая струйка крови стекает из уголка рта.

А ты - жить, старик. С оскалом из клыков и яда впиваюсь в его шею и разрываю её.

Трескучий электрический свет окутывает меня, окрашивая кожу в сияющий голубой. Я жадно глотаю кровь, пока вокруг формируется купол из чёрных искр. Чую знакомый запах Эдии. Она обнимает меня сзади, пока я высасываю последние капли из умирающего.

Слышу, как когти яростно скребут купол. Знаю без взгляда — это Семён, превратившийся и пытающийся прорваться. Раздаётся рвущий звук, и луч света пробивается через треснувшую поверхность сферы. Он не только выжил после удара молнией в человеческом облике, но и чертовски зол на это.

— Пора уходить, — говорит Эдия.

Прижимает меня к груди.

— Sabbi lillaam barbi lillaam, — её голос звучит, как аккорды в песне.

Купол взрывается, и мы падаем в кучу на пол её гостиной.

— Какого чёрта? — Эдия хватает воздух, переворачивает меня и морщится. Никогда не видела её такой встревоженной, даже когда она выкрала моё обгоревшее тело со столба. — Что с тобой случилось?

Качаю головой. Чувствую, как мозг стучится о череп. Отворачиваюсь в отчаянии. Слёзы текут по горящей коже, когда её ладонь скользит по моему лбу. Её прикосновение, обычно тёплое, теперь холодное.

— Ты вся горишь. Говори, что случилось.

Снова качаю головой.

— Говори со мной, Лу.

Бью кулаком по полу в ярости. Эдия отстраняется. Не открываю глаз. Не поднимаю головы. Делаю пишущий жест рукой.

Она вскакивает, хватает со стола блокнот и ручку, суёт мне в руки.

«Нет голоса», — пишу.

— Нет голоса? Здесь никого нет, только я. Никто не услышит.

«УКРАЛИ ГОЛОС».

— Что?.. — Эдия шепчет. Приподнимает мою голову, всматривается в глаза. Её взгляд скользит по коже, затем она отстраняется, осматривая горло. Вижу, как в ней разгорается магия, преображая глаза, будто смотрю в сердце вселенной, где звёзды кружатся, как галактики. — Серебро?

Пальцы Эдии мягко скользят по моей шее, она закрывает глаза. Находит точное место, куда вошла игла с ядом, лишившим меня голоса. Начинает заклинание, но горло горит так, что я не выдерживаю. Хватаю её за запястье, беззвучно умоляя остановиться.

— Боже, — шепчет она, окидывая взглядом мои руки, потом смотрит на меня. Звёзды в её глазах гаснут, возвращаясь к привычному тёплому чёрному. — Здесь ещё и заклятие, Лу.

Жжение в горле сталкивается с холодом сыворотки в крови. Чувствую колющую боль, будто иглы вонзаются в глазницы. Кончики пальцев немеют.

— Где Жнец?

«Убит. Вернулся в Царство Теней», — пишу, едва удерживая ручку. Онемение поднимается по рукам, проходит запястья. Язык кажется слишком толстым во рту.

— Что они в тебя вкололи?

«Не знаю. Кровь Адамена. Что-то чёрное».

Рука дёргается по странице. Руки и ноги дрожат. Падаю на пол, и последнее, что слышу — Эдия зовёт меня по имени. Мир темнеет.

Очнувшись в дрожи и смятении, вижу Эдию, склонившуюся надо мной с холодной тряпкой. Пытаюсь говорить, но звука нет. На мгновение думаю, что это сон, кошмар. Но вижу отчаяние в её глазах — это реально. Я не могу издать звук. Ни горького смеха над иронией судьбы. Ни песни, чтобы порадовать Эдию. Ни крика скорби. Ничего.

— У тебя был припадок, — тихо говорит она. Провожу языком по зубам, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса.

«Какой урод насрал мне в рот?» — пишу.

Эдия почти улыбается, видя записку. Подаёт чашку с подогретой кровью и кивает на вторую с дымящимся зельем.

— Ferula asafoetida и другие травы. Вроде помогло.

«Отлично. Надеюсь, не повторится. Будем здоровы».

Она наблюдает, как я пью кровь, склонив голову. Жар не спал. Пальцы уже не немеют, но слабость осталась, даже писать тяжело.

«Спасибо. Без тебя они бы продолжили».

— Что ты имеешь в виду?

Ждали, пока подействует сыворотка ведьмы. Потом должны были ввести волчью. Хотели сделать из меня гибридное оружие против Царства Теней. Превратить мой яд в ангельский.

— Крыло ангела? Ты бы... производила его?..

Киваю. Рука снова дрожит, глаза опять колет. Хлопаю в ладоши, указывая на вонючее зелье. Эдия подаёт, я делаю глоток, боль отступает, тремор прекращается.

— Возможно, твоё тело бунтует, — хмурится она. — Может быть, именно это и происходит с твоим телом, Лу. Какой бы процесс они ни начали, он уже начался, но ещё не завершён. Очевидно, что эта сыворотка что-то делает. Но, может быть, твоему телу нужно то, что должно произойти дальше, чтобы стабилизироваться.

«Ни за что. Ты не видела член того гибрида. А если у меня вульва станет как парашют?»

Эдия усмехается, проводя рукой по моей щеке.

— Рада, что твое извращенное чувство юмора не украли. Но надо понять, что с тобой, пока не стало хуже. Ты виделась с тем аптекарем в Каире?

Киваю.

— Хорошо. Он благосклонен к вампирам. Отправимся к нему, он поможет, — она подкладывает подушку под мою голову. — Лежи, не двигайся. Я приготовлю портал.

Я киваю и закрываю глаза. Прислушиваюсь к звукам, которые издает Эдия, проносясь по кухне, открывая дверцы шкафов и бормоча себе под нос. Слышу, как пестик перетирает ароматные травы в ступке.

— Нужны сосновые иглы, — говорит Эдия, выходя на крыльцо. Шаги удаляются к сосне.

Через мгновение слышу новые шаги на лестнице.

Но это не Эдия.

Шаги медленные, твёрдые, но не тяжёлые. Каблук каждого ботинка с силой ударяется о пол. Запах серы доносится до меня из открытой двери.

— Леукосия, — мурлычет голос.

Я стону без звука.

— Ты видала и лучшие дни.

Открываю глаза. Эмбер склоняется надо мной.