— Я его уже видел, — возвестил Томаш сдавленным голосом, первый нарушивший тишину.
— И я, — заявил Леха, утирая рукавом вспотевший лоб — шок благотворно на него подействовал, он внезапно понял нашего польского товарища без перевода. Хотя, в данном случае Томаша понял бы любой русский и славянин вообще.
Наталья сидела, ни живая, ни мертвая, и не могла проронить ни слова.
— И мне его лицезреть доводилось, — признался я и уронил голову на руль — к счастью, поплохело мне лишь на мгновение, я уже чувствовал себя лучше. — Не поверите — во сне.
— Отчего ж не поверю, — усмехнулся Леха. — Не далее, как вчерашней ночью.
Перевел Томашу, тот кивнул.
— Да, и я встречал его во сне, причем дважды.
— Чертовщина, — задумчиво проронил Леха, глядя вперед. — А ведь я тебе говорил, что предчувствие нехорошее, а значит… Мля, приплыли.
Навстречу из-за подъема вынеслись две машины — здоровенный ленд крузер и угловатый гелендваген.
— Не уйдем, — сразу предупредил я. — Сидим тихо, как мышки. Может, проедут мимо.
Ага, щас. Наша машина стояла аккурат посреди дороги, у всех на виду, не заметить ее невозможно, а в таких джипах вряд ли ездят чуткие и отзывчивые люди. Родители Томаша были исключением, но правила никто не отменял. Да, а еще я не выключил фары. Да и когда я должен был это сделать? Соблюдать светомаскировку я и не думал, совсем забыл о том, что лучше передвигаться скрытно.
Гедендваген встал нос к носу с нашим субару. Номер был польский, и я не знал, радоваться или горевать. Пока я размышлял об этом, ленд крузер перекрыл выезд сзади.
Леха недвусмысленно направил калашников водителю гелендвагена в лоб. Тот рассмеялся, запрокинув голову, открыл водительскую дверь и вышел наружу. К нему присоединилось шесть крепких, подтянутых ребят, кто в спортивных костюмах, кто в натовской форме, купленной в популярных нынче милитаристских магазинах. Хотя, скорее они это барахло тиснули из «склепа», вон, все новенькое, с иголочки.
Трое с винтовками, двое с пистолетам, один, водитель тойоты, — с пустыми руками. Переговорщик. Высокий, крепко сложенный, бритый и уверенный в себе, с огромным и ровным носом, какой мы представляем себе у грузин, существующих только в наших стереотипах. Я зачем-то подумал, ну куда, куда человеку такой напильник, и едва не издал дурацкий смешок — от нервов, наверное. Хорошо, что удержался, поляки на шутки точно настроены не были.
Переговорщик подошел к водительской двери, я опустил стекло, вопросительно посмотрел ему в глаза и нарвался на жесткий колючий взгляд.
— Вы откуда и куда?
— Из Гдыни, — ответил Томаш с заднего сиденья — молодец, сообразил, что инициативу лучше взять ему.
— В Германию едете?
— Да, в Германию.
— Ясно, — кивнул переговорщик и внезапно обратился ко мне. — А ты-то че молчишь, чмошник?
В его глазах сверкнул недобрый огонь. Такой вопрос застал меня врасплох.
— Я..? А что? Едем в Германию, и что с того?
— А то, что ты не наш, — со злой улыбкой покачал головой переговорщик и спросил Томаша. — Что, земеля, кацапы вас повязали и куда-то везут?
— Нет-нет! — горячо возразила Наталья. — Мы сами с ними едем.
— Да? А откуда ты? — этот вопрос вновь был адресован мне. — Беларусь, Украина, Россия?
Самым безопасным вариантом была Беларусь — к ней у поляков, кажется, личных счетов нет. Украина тоже могла бы сработать, тут уж либо пожалеют и приголубят, либо башку открутят. Эх, и зачем я сказал правду? Наверное, потому что вру плохо. Попадусь на лжи, и тогда выкрутиться уже не выйдет, еще утяну кого за собой.
— Россия.
— Так, вышли оба из машины. Вообще, все на выход, — махнул рукой переговорщик и отступил назад.
Мне ничего не оставалось, как подчиниться. А что, прикажете кидаться в драку? Хотя, если будут убивать, то можно попробовать хоть как-то им нагадить напоследок, чтобы наши жизни не остались отнятыми совсем уж безвозмездно.
— Оба русские? — Переговорщик спросил меня, кивая на Леху.
— Да.
Я старался не отводить глаз от лица переговорщика, не увиливать от его тяжелого взгляда. Леха держал палец на спусковом крючке автомата, привычно наклонивший голову немного вперед и весь подобравшийся.
— А в Польше-то вы какого рожна забыли? — как-то подозрительно нейтрально спросил высокий.
— Проездом мы. Едем в Германию, к…
Черт, ну ведь мог же ожидать, что прилетит подача! Лицо и так было одним сплошным синяком после недавнего перевертыша, а теперь еще и правый глаз «закрыли». Едва не упал, качнулся, но удержался на своих двоих. Кулаки конвульсивно сжались, пульс снова подскочил, внутри вмиг запылала злоба. Да кто вы, суки, такие?!
— Не надо! — закричала Наталья.
Томаш вторил ей:
— Пацаны, тормозните! Я отвечу…
— Ну, отвечай, — переговорщик повернулся к Томашу. Его друзья тем временем обступили нас с Лехой, давая понять, что лучше бы нам стоять, не шелохнувшись. Автомат в руках Лехи их нисколько не смущал, они вообще его словно не замечали. Перевес в оружии однозначно был на стороне поляков.
— Мы спасли этих двух с моим отцом, в Гданьске, — Томаш изо всех сил старался говорить твердо, но голос пару раз подвел, дрогнул. — Они на самом деле едут в Германию, в Дюссельдорф. В Трехградье заезжали по делу, так пересеклись со мной. Я б не стал за них впрягаться, но они спасли мою шкуру каких-то шесть часов назад. Мы с ними квиты.
— И что ты предлагаешь?
— Прошу вас дать нам проехать, — спокойно сказал Томаш.
— То есть ты предлагаешь нам отпустить их? — чуть тише произнес переговорщик, криво улыбнувшись. — Позволить этой дичи, сволочи и погани уйти? Да? Ты серьезно, друг?
— Убьете их, и что дальше? Вам полегчает?
— Еще как. И тебе полегчает, — поляк кивнул на бело-зеленую нашивку на рукаве Томаша. — Так что выбирай, с кем ты.
— Что ж, ваше дело, — Томаш пожал плечами, а я воззрился на него, не веря и до конца не понимая, что наш попутчик открестился от своих спасителей. Ну, а что, квиты ведь? Защитник, блин. — Но они спасли меня, когда мою семью расстреливали какие-то уроды. По-людски прошу, не убивайте их.
Переговорщик задержал на Томаше пристальный взгляд прищуренных глаз, а потом повернулся к Лехе и велел.
— Опусти автомат.
— Лех, опусти, — добавил я.
Едва тот сделал, что велено, как нас начали избивать, синхронно, все шестеро, с долбаным высоченным, как каланча, переговорщиком во главе. Леха простоял несколько секунд — на него набросились четверо — я же почти сразу свалился от хорошей подсечки, да прямо на поясницу, ее обожгло так больно, что я уж подумал, что останусь калекой. А потом нас били. Били, вкладываясь в каждый удар, с чувством и желанием, но без особой сноровки, что и спасло внутренние органы и голову. Выглядели поляки устрашающе, а вот били, по правде, не слишком качественно.
Я молча прикрывался, стараясь не смыкать глаз и всеми силами подавляя панику, растущую с каждым новым пинком. Виски, прикрыть виски, пусть поломают пальцы, пробьют ладонь и растопчут кисть, но голову нужно сберечь. И плавающие ребра тоже, они ведь мне все потроха распорют. Древний инстинкт подсказывал взвиться ужом, вырваться и бежать, но ум вцепился в штурвал, надеясь победить бурю и не дать кораблю пойти на дно.
Изо всех сил я старался держать «рамку», пряча за ней попеременно то тело, то голову и скручиваясь, как еж. Несколько раз пропустил тяжело, но, к счастью, сознание не помутнело, и большинство ударов пришлось на руки и на ноги. Я выдержал атаку.
Едва я осознал это, как все кончилось.
Разгоряченные нашей кровью поляки с неохотой отхлынули, но я не торопился раскрываться, хотя все тело и даже ноги болели — по голени заехали раза три, наверное, а ребра от ударов, хоть и через прижатые руки, все-таки ушли глубже в плоть, больно пережав внутренние органы. Зато не поломали, сейчас с переломом ох как несладко бы пришлось.
— Раз они тебя спасли, земляк, пусть живут, — раздался над головой голос переговорщика-палача. — Но если еще раз увидим их в нашей стране — звездец уродам. Кстати, вы точно хотите ехать с ними?
— А что, есть предложение? — Томек, Томек, как же ты легко переобулся. На лице Натальи в этот момент отобразилось такое удивление, какого не было даже пару минут назад, когда на шоссе волшебным образом появился и исчез человек. Для нее внезапный поворот тоже стал полной неожиданностью.
— Погнали с нами, мы обосновались недалеко от Щецина, нас много, несколько десятков, есть пары, даже одна семья. Место отличное, возле озера, сами увидите. Чего тебе с инородцами мотаться, братан, да еще к швабам. Ну их нахер. В Польше безопасней, здесь хорошо. Мы порядок наводим.
— Хм, а что, почему бы и нет. Ты как? — Спросил он Наталью, и было видно, что делал это больше для порядка, на деле он и не собирался интересоваться ее мнением.
Моя голова почему-то начала гудеть, сначала совсем тихо, а теперь все громче, по нарастающей, будто внутри кто-то разбудил рой злых пчел. Очень злых.
— Мне уже плевать! — выпалила девушка. — Какой же ты все-таки гад!
Наталья заплакала. Томаш в ответ процедил:
— Тот, второй, все на нее заглядывался, — это он объяснил переговорщику, а потом глянул на Леху и спросил. — Думал, я не видел?! Раскатал губу, блин.
Леха вряд ли понял сказанное. Он уже поднялся — встал, облокотился на капот, лицо все перекошено от боли, морщится, скалится, зубы целые. Я тоже, наконец, присел, осторожно поднял шумящую голову, готовый снова защищаться, если придется, а то и кинуться самому в бесплодную атаку. Страх куда-то совсем запропал, осталось только желание отомстить, пустить им кровь.
— Скажите «спасибо», что за вас слово замолвили, москали, — сказал переговорщик. — Не слышу.
— Спасибо, — буркнул я, подымаясь и из последних сил гася волну гнева.
— А этот че молчит?
— Он не говорит по-польски.
— Курва-мать, — высокий произнес это с ярко выраженным долгим «р», как у испанцев, — я б вас своими руками придушил, гнид. Но поздно — я слово дал. И сдержу его, в отличие от вас, валенков. Пшли вон отсюда, выродки.