После того, как первый этаж отказался открыть хотя бы одну дверь, на меня словно бы извне снизошло озарение — крыша. Я нажал на кнопку лифта, и через полминуты выходил на квадратную залитую солнцем площадку. Там же стоял и тот, кого я искал.
— Эй, засранец, ну-ка поди сюда.
Я бросился на незнакомца, еще не зная, что буду с ним делать — может, собью с ног, может, ударю — а тот с удивленным лицом повернулся ко мне.
— Ты чего? — просто спросил он.
— Не знаю, — так же просто ответил я — злость почему-то испарилась в одно мгновенье, а кулаки сами разжались. — Просто устал.
— Знаю, — он горестно вздохнул, как будто понял меня глубоко и всецело. — Недолго уже осталось, скоро отдохнет. Только Вам бы пора поспешить.
— Куда?
— Сюда. У вас ведь осталось совсем немного времени.
— А можно точнее — куда именно? Мы ведь тебя ищем, — я с укоризной посмотрел на незнакомца, а тот виновато пожал плечами и отвел глаза.
— Это же сон, чего ты ждешь? Я не могу нарисовать тебе карту. Этот мир не такой, как мир настоящий, здесь правда превращается в намек, а беспокойство — в ужас. Но кое-что все же можно отсюда взять. Ищи и забирай, никто не помешает.
Я немного поразмыслил над словами этого странного типа, бесцеремонно отвернувшегося от меня в сторону моря. Что-то в них было, определенно, какой-то смысл таился за этим набором звуков, но я не понял его. Либо же понял, но не понял, что понял.
— Но чего ты здесь ждешь?
Незнакомец стоял, облокотившись на красивые перила и уставившись на безмятежную морскую гладь, начинающуюся все за тем же высоченным обрывистым берегом. Не меняя положения, он медленно, чуть не по слогам ответил:
— Приезжайте, приходите, я все расскажу вам. Скоро станет темно, понимаешь? И вы испугаетесь. Я надеялся, что вы успеете добраться быстрее. Так что не медлите, спасайте друзей и скорее выдвигайтесь в путь.
Его голос прозвучал устало, как будто человеку надоело сто раз повторять одно и то же. Я как-то весь поник, не зная, как мне отыскать это место. Отчаявшись от вала непонятной информации, я внезапно спросил то, что вертелось на языке всю дорогу до Дюссельдорфа. Надо же, чудом вспомнил.
— А зачем ты явился нам на шоссе?
— Если бы вы не остановились, вас бы убили, — терпеливо разъяснил незнакомец, глядя так же вдаль. — У вас меньше двух дней, поспешите. Если не успеете — так ничего и не поймете, будет досадно. И останетесь здесь. Выживать тогда будет сложно, все изменится еще сильнее. Вот-вот стемнеет, вам станет сложно двигаться, но темнота — это не повод для остановок. Ко всему привыкаешь, и к ней тоже. Вот увидите. Тем более что это — просто предисловие, в нем нет ничего ужасного. Главное будет — соблюдать равновесие, не спешить слишком сильно, но и не мешкать. Чувство меры, оно главное…
Последние слова прозвучали где-то далеко — мое сознание покидало пучину сна, все выше взмывая в реальность, привычную, прозрачную и серую. По крайне мере, сегодня она такой и была.
Рассвет выдался на удивление тусклым и горьким, как в российских фильмах девяностых. Смотря их в детстве, я искренне недоумевал, куда же пропали все краски, ведь такой серости и безысходности просто не существует! Оказалось, еще как существует, если и в голове у тебя промозгло.
Я проснулся первым. Леха еще храпел на пассажирском сиденье, Хельмут и Бастиан тоже досматривали последние предутренние сновидения.
Выдохнув, я вышел на улицу, начал делать зарядку, подставляя лицо прохладному ветерку. Он освежал и пробуждал, а заодно доносил всякие странные, вызывающие жуть звуки — злобное карканье ворон, например, или рык собак, делящих что-то между собой. Мне подумалось, что животные теперь будут процветать, как никогда. Кто ж знал, что их век окажется совсем коротким?
— Так и не могу найти его, — с грустью произнес бесшумно подошедший Хельмут, тоже начавший неторопливо разминаться, намного более обстоятельно и технически правильно.
— Что ж, я часто с ним встречаюсь, но от того не легче, — я пересказал вкратце содержимое сна. — И никаких конкретных зацепок, так, ерунда какая-то. Маленький отельчик на высоком берегу, три этажа, смотровая площадка на крыше, бар, бассейн и какой-то трезубец рядом с названием, которое не прочесть, хоть носом упрись в дощечку.
— С трезубцем, говоришь? — Хельмут потер щетинистый подбородок, где уже намечалась седая борода. — Будто что-то знакомое, но, хоть убей, не могу вспомнить, что именно… Дай подумать, мне кажется, я скоро созрею. И — да — это зацепка, и не самая плохая. Спасибо!
Вскоре проснулись и остальные участники нашего небольшого отряда. Мы приступили к завтраку, но мне кусок в горло не лез. Казалось, что смерть бродит где-то рядом, искоса поглядывая на нас провалами на черепе. Каждый из нас впервые оказывался перед необходимостью атаковать более многочисленного, смелого и сильного врага. Вся надежда оставалась лишь на внезапность, если не выгорит — поляжем, что поделаешь. Но бросать друзей после того, как одного уже не потеряли нельзя — так никто не поступает. Помирать лучше всем вместе, с чистой совестью. Я ведь знал, что Семен бы не пожалел себя за наши с Лехой жизни. Значит, и мы не должны. На этом и строится мужская дружба.
Хельмут был нашим проводником и ехал впереди, вел нас за собой. Леха, наслышанный о стрелковых способностях арабов и их любовь к засадам, не выпускал автомат из рук да зорко всматривался в то и дело встречающиеся четырехколесные могилы, пока мы пробирались по автомобильному кладбищу. Мы не очень-то боялись хитрой засады, но всякое может случиться — например, всегда есть вероятность нарваться на кого-то другого, а не на Мессуди.
Томаш под шумок вымел из нашей машины все оружие, реквизированное у тех гадов, что напали на нас в Гдыне. Он не тронул только Лехин АК, так что я остался без нормального оружия, с пневматикой на такое дело не пойдешь.
Выручил Хельмут, поделился пистолетом Вальтер Р99 и одним магазином. У него имелся дробовик, но в помещении, где много «своих», он был опасен.
— Да и, к тому же, ты не умеешь пользоваться оружием — это сразу видно, — говорил он.
Я не возражал, небольшой и легкий пистолет мне вполне подходил. Четкой и конкретной тактики у нас не было, мы ведь не спецназ, хотя Леха с Хельмутом кое-что набросали при моем активном переводческом содействии. Оказывается, устный перевод требует сил не меньше, чем внезапный марш-бросок на десяток километров. Но вернемся к делу.
Суть заключалась в том, что нам требовалось создать иллюзию численного превосходства и высокого мастерства, чтобы сломать врага морально. Необходимо уверенно атаковать с двух сторон — со стороны главного и черного входов. Бить на поражение, не церемониться, идти быстро, но не бежать, рискуя нарваться на пулю. Мессуди и их бесчисленная родня никак не ожидает нашего визита, они уверены, что прочно укрепились на вершине пищевой цепочки Хольцхайма и окрестностей, а то и всего Дюссельдорфа. Что ж, пора вернуть зарвавшегося бычка в стойло, прописав ему заодно размашистого леща.
Добрались без происшествий, машины припарковали неподалеку от нужного дома, докатившись на «нейтрали» до соседей и завернув на узкую улицу, ведущую прочь из Хольцхайма на юг. То, что нужно. Вокруг ни звука, как в склепе, и только напряжение вьется над головами — того и гляди заискрит воздух.
Покинув автомобили, мы поспешили к нашей цели, возвышающейся огромной трехэтажной крепостью над одно- и двухэтажными жилищами примерных немцев.
— Черт, — прошипел Хельмут в сердцах. — Все машины на месте. Похоже, они дома в полном составе. Вот не повезло нам… Подвела разведка, простите, ребята.
— Идем, — решительно заявил Леха, не дожидаясь перевода — он устремил злобный прищур на кирпичную громаду и варианта отступить и подождать не рассматривал.
— Вперед, — легко согласился Хельмут, а бледный Бастиан только кивнул и пошел вторым, за пожилым немцем.
Я ожидал, что сердце затрепыхается от ужаса, когда дойдет до дела, а жить захочется сильнее, чем спасать друзей, но произошло обратное — страх оставил меня в покое. Клянусь, еще никогда я не был настолько невозмутимым, как в тот момент, когда Хельмут дал сигнал разделяться. Даже наоборот, предвкушение смертельного сражения оказалось приятным, как любое принципиально новое переживание. Я шел на это осмысленно, я был готов.
Мы с Лехой свернули налево, прошли за высоким забором и, пригнувшись, прокрались на участок. Бросками, от куста к кусту, добежали до запасного входа, неброской черной двери, из-за которой доносились приглушенные голоса. Никто не следил за нами, никто не ждал нападения. Что ж, пора. Я зачем-то бросил беглый взгляд на небо. Все такое же серое…
Последний раз переглянувшись с Лехой и добившись одобрительного кивка, я аккуратно толкнул дверь — заперто. Леха взмахом руки отогнал меня и пустил короткую очередь, размолотив и без того неважнецки выглядящий замок, а затем пинком открыл дверь и ломанулся внутрь. Я бросился следом, чудом не натолкнувшись на спину друга.
Мы очутились в полутемном коридоре, и почти одновременно с нами грохотнуло где-то слева — Хельмут с Бастианом ворвались через парадный. Началось.
Первым нам встретился тощий и гибкий парень лет восемнадцати, с пышными черными усиками под носом. Мы столкнулись с ним лоб в лоб, когда завернули за угол. Он стоял прямо под тускло горящей в потолке лампой и, судя по всему, к неожиданностям он был готов.
Реакция парня поразила. Он вскинул оружие первым, и мы с Лехой, не сговариваясь, бросились ему в ноги. Парнишка успел выстрелить из винтовки, оглушив меня на правое ухо, а в следующее мгновение на нем уже восседал Леха и заносил приклад АК над головой жертвы.
Увы, парень не поддавался и защищался весьма успешно. Вцепился в автомат, затем едва не сбросил Леху, а я не мог подобраться ближе — мог лишь помешать в потемках узкого коридора.
Интуитивно я развернулся и увидел контур нового противника, только-только выплывающий из-за угла. Оттуда, откуда явились мы. Рука поднялась вверх, палец дважды дернул спусковой крючок, и приятная отдача пробежала по суставам, мягко ткнув в плечо. Обе пули легли в грудь, и враг сразу упал, выронив оружие. Готов. Я открыл счет.