стностям спрятано? К гадалке не ходи — со всех сторон поспешно подтягиваются, рассредоточиваются по местности дополнительные силы, занимают удобные для наблюдения позиции, заползают в каждую щель, в каждый магазин, подъезд, кафешку, липнут к окнам. Вцепляются в него глазами, что твой бульдог клыками — не оторвать! Недооценил он их силы и решимости. Ох, недооценил! Ну-да, отступать некуда… Как говорится — позади… А что «позади»? Слежка позади. И впереди тоже. И с боков. И сверху, с крыш. И даже сам ты увешан «маячками» и «жуками». Вкруг обложен, как волк флажками. Да не в один ряд, а в несколько. Как петлями-удавками — ни вздохнуть свободно, ни снять, ни вырваться. И скоро, очень скоро петли эти начнут стягиваться вокруг него, сужая свободное пространство, потому бесконечно водить его они не смогут. Убедятся, что он раскрыл их слежку, и возьмут под белы рученьки! Возьмут! Это уж точно, потому что отбиться от них невозможно!
Можно только умереть. И то если позволят…
— «Объект» движется по улице Пролетарской в сторону центра. Остановился на перекрестке. Ждет…
— Чего ждет?
— Зеленого сигнала светофора.
— Тьфу ты!..
— Кто работает «Объект»?
— Четыре группы в прямом контакте, еще три в непосредственной близости. Далее…
Далее понятно… «Объект» дождался зеленого сигнала и перешел через улицу.
— Идет в направлении…
Идет. Идет. Неспешно, прогулочным шагом, как в полудреме. Некуда ему торопиться. И все пристраиваются к его темпу, все не спешат, идут, потом сворачивают в переулки, а им на смену встают другие.
Идут… Идут…
Кто-то обгоняет, не оглядывается, уходит… Кто-то идет навстречу, издалека, проходит мимо, потому что всё должно быть как в жизни. И он идет. Идет…
И вдруг! Как с цепи сорвались… Доклады со всех сторон…
— «Объект» свернул к больнице. Пошел быстрее. Он заходит, заходит в больницу!
— Что за больница? Быстро за ним!
— Мы не можем.
— Почему?!
— Это женская консультация! Он срисует нас в один момент! У нас тут одни мужики!
— Что?! Бабы где твои? Бабы?! Срочно их всех сюда! Рысью! В консультацию! Баб давай!
— Уже распорядился. А нам что делать?
— Обложи здание со всех сторон. В три кольца обложи, чтобы мышь не пробежала. Камеры по периметру установи. Наблюдателей! Чтобы ни одной щелочки!
— Так точно! Уже сделал! Все входы перекрыты. Все окна под наблюдением.
— А крыша? Не может он по крышам уйти?
— Рядом никаких зданий. Больница стоит на пустыре. Деревьев вокруг нет, сплошной асфальт.
— Коммуникации?
— Проверим. Но вряд ли. Это новострой. Тут сливные колодцы — кошка не пролезет. Выхода из больницы два — главный и служебный во дворе, но там уже наши люди. Некуда ему деваться. В капкане он!
— В капкане, говоришь? Тогда засылай внутрь своих девок, пусть они всё аккуратно проверят, пусть найдут и вцепятся в него мертвой хваткой. Да подушки им, подушки выдай.
— Зачем подушки?
— Чтобы животы изобразить! Беременные меньше к себе внимания привлекают.
— Где же я их возьму?
— В магазине, в ближайшем! Не тупи! Сколько времени прошло, как он оторвался?
— Пятьдесят пять секунд.
— А что на мониторе? Что с маячком?
— В порядке. Сигнал устойчив. Судя по нему — он в здании. На первом этаже, слева от входа.
У него там что, лежбище? В женской консультации? Или встреча?
— Микрофон?
— Работает!
— Ну и что он?
— Вначале дверь хлопнула. Потом какие-то голоса. Мужские.
Голоса? Мужские?
— Может, взять их всех? Чтобы не рисковать?
— Отставить! А если это контакт? Тот, ради которого мы?.. Никаких резких движений. Периметр под охрану, все выходы запечатать, баб в консультацию, всех мужиков на карандаш, разговоры на запись. Понял?
— Так точно.
— И никого не выпускать. Никого — ни беременных, ни врачей.
— Но как я могу?
— Как хочешь! Сломай замок, скажи: сейчас козырек рухнет. Придумай что-нибудь. Но никого — ни единого человека! Запри там всех до выяснения, законопать, как в бочке.
— Есть! Сделаю…
Пошла работа — разошлись, разбежались людишки по окрестностям, полезли на чердаки ближайших домов, встали к слуховым окнам с биноклями наблюдатели, вежливо вломились в чужие квартиры милиционеры, попросили чаю попить на кухне, за бандитами присмотреть, сели перед раскрытыми окнами…
Прибежала толпа беременных дамочек, штук пять, прошмыгнули в консультацию. Еле-еле успели, потому как вслед им подкатила к крыльцу аварийка из ближайшего ЖЭКа, из которой выскочили бравого вида слесари со сварочным аппаратом. Подтащили, растянули кабели, воткнули электроды и стали чего-то к чему-то приваривать, разбрызгивая во все стороны искры.
— Вы чего это, нам дверь открыть. Нам выйти надо.
— Погодите маленько, тут углы перекосило.
И точно — перекосило, не открывается дверь.
— Долго вы там еще?
— Да сейчас, сейчас.
И синяя дуга в глаза и искры снопами.
— Вы бы, гражданочки, отошли подале, а то, не ровен час, одежду пожжете! — И матом, матом, чтобы все натуральней выглядело: — Ты как укосину держишь, сын своей мамы? Вправо ее, собаку, тяни, не видишь, куда дверь повело? Тяни, жми ее, толкай родимую! Нава-лись!
Навалились! Только хуже стало. Совсем дверь не открывается. Всегда у нас так — покуда ремонтировать не стали, еще туда-сюда, а как взялись улучшать — пиши пропало!
А где же дамочки с животами, которые в дверь прошмыгнули? Строем. В очередь в регистратуру встали? Ан нет — разбежались по зданию, по этажам, суются в каждую дверь, бумажками трясут, какого-то доктора ищут.
— Не видали такого? А там его нет? А там? — Настойчивые дамочки, в каждый угол лезут, каждую физиономию на заметку берут, каждую дверь незакрытую отмечают. — Доктора не видели? Не проходил здесь? Лысый такой?
Нет доктора. А ведь нет!.. Нигде нет!.. Доложили по команде:
— «Объект» потерян.
Как потерян? Куда он мог с этой подводной лодки деться? А что на мониторе? На мониторе всё хорошо. Вот она точка — замерла как пришпиленная. А голоса? Звучат. Голоса, точно, мужские. Не очень громкие, но если вслушаться:
— Как всё прошло?
— Могло быть хуже…
Что за ерунда? Голоса — да, есть, но звучат как-то… Как-то очень правильно… По-казенному. И дикция… И точка, точка на одном месте стоит. Может, он, конечно, в креслице сел или на кушеточку прилег и отдыхает от трудов неправедных? Тогда, конечно.
Голоса:
— Я думаю, нужно менять пароли.
— Уверен, они сидят у нас на хвосте.
— Чего?! А ну, дай запись еще раз. Дай! С самого начала. Ах ты!..Ах ты!!! Сука он, сука! Идиоты!
— Кто?
— Он — сука! А мы с тобой идиоты! Ты и я! Нет там никого!
— Но как же, а голоса? Там говорит кто-то.
— Кто-то? Я тебе скажу, кто там говорит. Хочешь скажу?! Штирлиц там!
— Какой… Штирлиц?
— Который наш, который у Гитлера, который с Борманом! Твою мать! Это Штирлиц с нами разговаривал! На, послушай! В конце послушай! В самом конце!
— «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться…»
— Узнаешь?
— Это… Мюллер!
— Ну да, это Мюллер! А второй — Штирлиц. И оба в женской консультации! А ты дебил. И я тоже. Оба мы… А он сука! Сука он!
— Но как же так?
— А вот так! Спектакль он нам разыграл. Радиопостановку. С народным артистом Тихоновым. Нарезал цитат из кинофильмов про шпионов, включил запись и слинял по-тихому.
— Куда? Не мог он уйти. Не мог! За все это время из больницы никто не выходил. Как только вы приказали, мы всё запечатали, все входы-выходы. Здесь он где-то, здесь!
— «Здесь», говоришь?
— А может, и вправду?
— Обыскать тут всё! Каждого врача перещупать, каждую медсестру. И беременных теток тоже. Можете с ними не церемониться. Кончились тайны. Кончилась слежка. Он заранее о ней знал и заранее нас сюда вел. Чего теперь скрываться, чего невинность изображать, когда нас во все возможные места… Иди, смотри, вскрывай все помещения. Подвал, чердак осмотри. Каждый шкаф! Каждой беременной под юбку загляни. Стены простучи. Собак сюда, собак, пусть каждый сантиметр обнюхают, может, у него схрон здесь! По кирпичику мне это здание разнеси, но след найди!
Больницу осмотрели. Все помещения — все подвалы, все подсобки, чердак, крышу… Все шкафы вскрыли. Под столы и диваны залезли. В туалеты. Стены и полы простучали. Никаких схронов и тайных ходов не обнаружили. Лишь в одном кабинете нашли брошенный мужской плащ, костюм, трусы, носки и ботинки. Всё, что было на «Объекте» до того, как он вошел в здание.
И включенный магнитофон, который говорил голосом Бормана, бесконечно повторяя одну и ту же фразу: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться… А вас, Штирлиц, я попрошу остаться… попрошу остаться…»
Потом были разборки. После драки, когда все начинают размахивать руками…
— Как он мог? Когда?
А черт знает! Никак не мог!
— А где он тогда?
А хрен его… Испарился.
— Кто его видел последним?
Все видели, как зашел в консультацию, но не видели, чтобы вышел. Никто не видел.
— Ты его снимал?
— Да, с трех точек.
— Давай сюда записи.
Включили сразу три монитора, на которые вывели видео с трех камер. Вот он идет… Вот свернул… Убыстрил шаг… Вот он вошел… Дверь захлопнулась. Вот вышла какая-то дама с невозможно большим животом, за ней какая-то тетка с коляской, еще одна… Но эти вышли почти сразу, как только «Объект» закрыл дверь. Они с ним чуть не столкнулись. Кто еще, кто дальше?
Вот еще дама. Высокая, крепкая и тоже с животом. Да они тут все с животами! Еще одна. Маленькая, метр с прической. За ней мужик в белом халате. Доктор? Стоп! Кто это? Врач? Или нет? Вот! Это ближе! Совсем близко! Мужик-врач в халате. Халат обезличивает. Зашел, накинул халат, вышел. Хотя лицо… другое…
— Позовите сюда кого-нибудь из персонала.
Позвали. Показали изображение.