Входная дверь. За ней, не исключено, нос к носу, филеры. Тут спешить нельзя, надо быть в образе. Любая фальшь, переигрывание приведут к провалу. Да не спектакля, а операции! И забрасывать его тухлыми яйцами и помидорами будут не «благодарные зрители», а… Убрать эмоции, забыть страх. Забыть, что ты мужик! Я женщина! Я беременная женщина!
Как они ходят? Неспешно, вразвалочку, как матросы по палубе. Несут свой живот, свою главную ценность. Сосредоточиться на животе — оберегать его, защищать, лелеять. Ох, тяжел живот, вниз тянет, спину ломает. Болит спина! Уж сколько месяцев! А тут еще коляска… Покатили, покатили…
Вот они — ребятки. Нажать на пульт.
— А-а-ы!..
Заорал «ребенок», заверещал, привлекая к себе внимание. А на самом деле отвлекая. Женщина с плачущим младенцем не может быть «Объектом», потому что «Объект» без живота и без младенца! Мужик только что в двери зашел! А вышла баба! Давай, давай, катись отсюда, тетка, не мешай, не отсвечивай. Качусь-качусь…
А это кто? Похоже, командир группы. Не очень внимательно, но смотрит. Может увидеть на скорую руку намазанную помаду, зацепиться взглядом, увидеть больше, рассмотреть, «размотать» образ. Нехорошо стоит, не обойти его, не миновать. Взгляд цепкий. От такого, главное, лицо не прятать, не отворачиваться. Иначе инстинкт загонщика сработает. Тут надо буром — взглянуть быстро, оценить. Ведь я дама, хоть беременная и с коляской. Интересный мужчина! Пусть он не лицо, пусть кокетливый взгляд заметит. Глаза в глаза — лица не увидать! Так их учили.
Заметил. Взгляд заметил. И живот. Нет, не интересна ему беременная мамаша.
А вот теперь, проходя мимо, наклониться, успокоить кричащего ребенка, покрутить в руке бутылочку с соской. Видишь бутылочку? А значит, там, в коляске, младенец. Все очень просто — причинно-следственные связи. Крик — ребенок — бутылочка.
Всё, прошла мимо. Да, правильно, не прошел — прошла! Держать образ, держать!
Ох, живот, ох, надоел! Поди, девятый месяц. Ну ничего, скоро родим, отдохнем от пуза. Где машина? Вот она. Оглядеться… Может, кто поможет? Нет — некому. Перевелись нынче сердобольные люди, наплевать всем на беременную даму, придется самой, всё самой. Вздохнуть, раскорячиться, приподнять, толкнуть внутрь коляску. Играть до конца, потому что кто-то может смотреть — наверняка смотрит. Подержаться за низ живота, проковылять к водительскому месту. Сесть, завести машину. Да не рвать с места — дама я, дама, вырулить аккуратно со стоянки, да еще в два приема, да еще заглохнуть разок. Вырулила? Никого не поцарапала? Вот и славно. Поехали… Поворот, выезд на дорогу… Никого позади? А если свернуть? Если притормозить неожиданно — ведь дама я, да еще беременная. Позволительно мне! Нет, никого, чисто. Всё… Всё! Сыграно! Сделано… Аплодисменты!
На столе были разложены вещи — штаны, пиджак, рубашка. Все они были пересмотрены, перещупаны, перенюханы. Только что на зубок не пробованы. Тут же стоял магнитофон и лежал пакет с едой, купленной в супермаркете. Еда тоже была вся пересмотрена на предмет отпечатков пальцев. Но их, как ни странно, не нашли.
— Как так может быть — он же ее лапал, когда с полок брал. Не сами же они в корзинку прыгали?
— Отпечатки есть, но смазанные. Возможно, он использовал специальные пасты. Ну, или просто накапал на подушечки пальцев какой-нибудь силикон.
Отпечатков нет… И в кабинете — нет, и на ручке входной двери, и в машине, которая возила его туда-сюда, и в резиденции «Первого». Нет отпечатков пальцев!
А что есть? Фотографии, видеосъемка, записи голоса. Этого — навалом. Просто километры! Что еще? Договор липовый есть, на двухнедельную аренду вот этого кабинета в женской консультации. От несуществующего в природе медицинского центра. Показания есть главврача, покаянные — что да, пустил и деньги взял — бес попутал. Свидетельские показания многочисленные, все как под копирку — ничего не видел, не помню, не знаю…
Был человек, ходил, ездил, по улицам гулял, с референтами за ручку держался — и нет его, как не было. Пропал! Исчез! Растворился!
Загрустил Главный Телохранитель страны. Совсем загрустил.
— Зверек нам всем прискакал.
— Какой?
— Маленький, пушной, на Севере бегает. А теперь к нам прибежал! Зверек маленький, а последствия будут большие. На ковер меня вызывают. На тот! — ткнул Главный Телохранитель пальцем в потолок.
Мяконький ковер в кабинете — персидский, еще шейхом подарен, но если мордой по нему возить, то как по битому стеклу. Но ты не бойся: он меня, а я тебя! Готовься, Зам, теперь начальнику твоему воткнут по самое «не могу», потом он тебе без смазки так вставит, что погоны зашатаются, а может, и вовсе слетят. А уж ты — на подчиненных отоспишься, если успеешь, потому что в худшем случае никто никому ничего вставлять не будет, а всех их, без объяснений причин, с завтрашнего дня отправят в отставку. Всем скопом! И хрен куда после этого устроишься, только если в сторожа.
— Ну всё, пошел я.
— Ни пуха…
Длинны коридоры казенные, когда голову на плаху несешь. И референты сдержанны, не улыбаются, откуда только узнали, собаки? Откуда вообще здесь все всё раньше, чем ты сам рассказать успеешь, узнают?
— Проходите, пожалуйста, вас ждут.
— Разрешите?
Неласков «Хозяин», неприветлив. Кивнул на стул. Бровки хмурит. Умеет страху нагнать. Вот теперь осерчает, топнет ножкой — и нет тебя, и никакие заслуги прежние не спасут. Одно слово — Государь!
— Что у тебя? Ну?
Плохо у него — упустил человечка, хотя клялся и божился и народа из регионов в помощь немерено нагнал. Да ведь и уверен был!.. А не срослось. Ушел «Объект». Ушел!
— Как такое могло случиться?
Хрен его знает! Случилось. Конечно, можно мути нагнать про слабые кадры из регионов, про стрелочников, которые недоглядели… Но не станет «Хозяин» слушать. Или того хуже, следствие учинит и каждого «стрелочника» вызовет, чтобы лично выслушать. Нет, не помогут отмазки.
— Не знаю, — честно ответил Главный Хранитель тела. — Всё мы правильно сделали, всё как надо — придраться не к чему. А он ушел!
Молчит «Хозяин», нахмурился, скулами задвигал.
— Подробности!
Есть подробности. Рассказал Главный Телохранитель про слежку, про консультацию женскую, про усилия их титанические, которые ни к чему не привели. Про Штирлица умолчал, чтобы уж совсем не позориться.
— Фото есть?
Есть, как не быть, целая пачка.
«Первый» быстро пролистал распечатки… Вот он какой… Никакой. Безликий. Увидишь, отвернешься, забудешь. Ни кожи ни рожи. Ни одной отличительной черты — серенький человек на фоне серой толпы. Человек-невидимка.
— Еще раз, только без подробностей. Не надо себе оправдания искать, не надо покаянных слов и сопли по погонам размазывать. Меня реальные выводы интересуют.
Реальные? Если реальные, то они печальные. Не по зубам охране тот человечек пришелся. Обыграл он их, обставил. Как? А вот так! Сильнее он оказался, изворотливее, что приходится признать, хотя очень не хочется.
— Печально, — сказал «Первый». — Толпа профессионалов не совладала с одним-единственным гостем. А что вы тогда вообще можете?
Молчание. Покаянное…
— Жду соображений о реорганизации твоей службы и кадровых перестановках, — жестко сказал «Первый». — Всех, в ком сомневаешься, — в три шеи. По тебе — лично сам решу. Что — еще не знаю. Но хорошего не жди. Сильно ты меня расстроил!
А подумал по-другому.
Хрен с ним, с этим обалдуем, он свое дело сделал. Вряд ли он халтурил, вряд ли спустя рукава службу исполнял, слишком он был заинтересован в результате, чтобы на авось надеяться. Выходит, фигуры, что охранников режут, не случайные урки. А кто тогда? И это вопрос, на который желательно иметь ответ. Очень желательно!
— Что дальше будет? Как считаешь?
— Не знаю. Возможно, они успокоятся и залягут на дно. Но возможно…
— Уши продолжат резать?
— Не исключено. Но мне кажется, они так или иначе дадут о себе знать. Я не думаю, что они представляют из себя серьезную угрозу, иначе бы действовали по-другому.
А про себя подумал: «Иначе они давно бы угробили охраняемое Тело, кабы ставили такую задачу. И вряд ли бы им кто помешал! Он бы — точно не смог».
И «Первый» подумал то же.
— Предполагаю, даже уверен, что вам ничего не угрожает.
— Индюк тоже думал, — зло бросил «Первый». — А теперь в кастрюле с супом плавает. Иди! Пока иди…
А мог сказать хуже: «Иди». И не просто «иди», а «далеко иди». Вместе со всеми. Строем. Куда-куда? Туда! Сам знаешь куда. Куда все ходят. Ножками!
Но не дурак был «Хозяин», чтобы коней на переправе менять. Пусть еще послужат, пусть походят под седлом. Конечно, менять надо, но не теперь и не сразу, а постепененько, подбирая и проверяя кадры, замещая одних другими. Иначе можно остаться голым, без прикрытия.
Пусть пока живет. И пупок рвет… Этот будет! Этому деваться некуда. Он теперь по самые уши в дерьме. Но пугнуть надо. Сигнал подать, чтобы шустрее бегал, чтобы понимал, что священных коров у нас нет, а любое парнокопытное можно в один момент на фарш пустить. Без страха в нашей стране нельзя. А на Западе… А Запад нам не указ! Пуганется, выслужится, выкрутится, вылижет хозяйский сапог — можно будет его оставить. А если других? Так других пока нет!
Это был тупик. Резидент выиграл! Но… проиграл, потому что личные победы в Конторе в зачет не идут. Никто не будет тебя спрашивать, из какого пекла ты выбрался и сколько врагов при этом угробил. Это тебе не Голливуд, где значимость главного героя определяется количеством оставленных позади трупов. Скорее наоборот, чем больше трупов и головокружительных погонь, тем ниже твоя квалификация, тем ближе несоответствие. Организацию интересует результат, а не приключения. А результата как раз и нет! Можно считать, что задание провалено. Он не смог обеспечить безопасный коридор для Посредника. То есть коридор присутствовал, но в конце него ничего не было. Вернее, никого не было. «Первого» не было. Тупик был! Он шел, шел и пришел — носом в стену!