Первым пришлось держать ответ перед крупными чинами оперуполномоченному Макарову:
— Мы нашли двух братьев Шутько на берегу Свислочи. Задержали, только начали проводить допрос в разных кабинетах. Через тринадцать минут, а именно в семнадцать ноль три, врач скорой помощи зафиксировал вызов — нужно срочно прибыть в ГУВД, человеку плохо. Андрей Вячеславович скоропостижно скончался. — Макаров скромно топтался на месте, говорил медленно, обиженно оттягивая толстую нижнюю губу, отчего она казалась еще более пухлой. Тем не менее вызванный для дачи объяснений милиционер выглядел вполне уверенным, ведь он ничего плохого не совершал. — На следующий день было произведено вскрытие, и мы об этом сразу сообщили в прокуратуру.
— Вскрытие ничего необычного не показало? — оторвался от графина с водой взмокший глава экспертно-криминалистического центра.
— Верно, тогда же следователем прокуратуры было принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела и образцы тканей гражданина Шутько были направлены на гистологическую экспертизу.
— Ваша версия, что явилось причиной смерти задержанного? — Гладко зачесанная дама с редким пучком на голове, очевидно, представляла в своем лице все министерство здравоохранения. И ей ни в коем случае нельзя было бросить хоть какую-то тень на родное ведомство, именно поэтому узкие скулы и тонко выщипанные брови на ее лице не излучали ровным счетом ничего, кроме осознания исключительной важности избранной персоны, не имеющей права ошибиться ни на йоту.
— Я не медик. Но задержанные братья Андрей и Вячеслав Шутько были в добром подпитии, взволнованы, как был бы взволнован любой человек, попавший под конвоем в милицию, — добавил по существу дела стажер Трофименко. — В тот поистине роковой момент в кабинет зашел начальник уголовного розыска Денисов и предложил на одного из братьев надеть наручники…
— Зачем?
— Чтобы не сиганул в открытое окно!
После пояснений Макарова и Трофименко комиссия пригласила в зал начальника уголовного розыска.
— Капитан Денисов, судя по вашему заявлению, в этот день вам был предоставлен отгул.
— Как отгул? — встрепенулась министерская дама, поправляя белый воротник кримпленовой блузки.
— Верно, у меня был официальный отгул.
— Как же вы оказались в том кабинете? — вступил в разговор начальник криминальной милиции города Колач.
— Машину для переезда хотел у коллеги попросить… — Денисов боролся со смешанными чувствами, испытывая одновременно унижение за постыдную ситуацию, замешанную на недоверии, и досаду от невозможности заняться непосредственным расследованием вверенного ему особо важного уголовного дела.
— Что можете пояснить? — министерская дама решила по-прежнему брать инициативу на себя.
— Здоровый парень дней десять праздновал свое рождение, пребывал в сильном алкогольном опьянении, эдакая косая сажень в плечах ростом в метр девяносто, отслужил некогда срочную службу в подразделении внутренних войск и владел приемами рукопашного боя. После предъявленных обвинений начал бузить. Ему была показана сделанная в отделе УГРО ксерокопия допроса гражданина, который не только знал о готовящемся преступлении, но и наблюдал у подъезда за обстановкой — проще говоря, стоял на шухере. На допросе этот человек указывал на братьев Шутько и некоего неоднократно судимого Захаревича, совершивших кражу… Несомненно, жизнь человека очень хрупка, да и в милицию попадает не самый лучший контингент, в основном люди, злоупотребляющие алкоголем и наркотиками. И попадают они сюда не на праздник. Любое ограничение свободы для человека обязательно стресс, какой бы он ни был, хоть трижды судимый и особо опасный рецидивист. И выбрасываются, и вешаются, и после запоя умирают. Все бывает…
— Вы утверждаете, что наручники на Шутько были надеты в соответствии с законом? — не унималась представительница министерства здравоохранения.
— Разумеется. А как иначе?
— Почему же тогда они оставили такие страшные повреждения на запястьях? Вы какие-то пытки к нему применяли? — голос женщины от медицины все более стал походить на голос карающей Фемиды.
— Упаси Боже! Руки здоровые, наручники сильно изношены, новых мы давно не видали. Следы от наручников свидетельствуют о том, что задержанный сделал вращательные движения руками. Браслеты же стальные, на них можно увидеть зубцы, на которых они внутри крепятся. Если бы человека подвесили наручниками, то кожа была бы лохмотьями, а не по кругу.
— Врач скорой помощи констатировал смерть, когда гражданин Шутько лежал на полу. Его на полу избивали? — добивалась признания единственная женщина из комиссии, очевидно, пытаясь на всякий случай осудить капитана на внушительный срок.
— Андрею Шутько стало плохо через тринадцать минут после того, как он был доставлен в милицию. Сразу же без причины начинать избивать человека? Это просто маразм какой-то. Ему стало плохо, я пытался его реанимировать.
В беседу вновь вмешался тертый начальник криминальной милиции Колач, по долгу службы входящий в состав комиссии:
— Прошу заметить: Игорь Михайлович Денисов в милиции восемнадцать лет, из них десять — в уголовном розыске. Все эти годы на любимую работу не жалеет ни времени ни сил. В розыске человек виден под увеличительным стеклом: если ты трус и подлец, то больше двух лет не выдержишь. Мы с ним с детства знакомы. Жили на одной улице, рядом дома. У Денисова аналитический ум, логическое мышление, плюс интуиция и творческий подход к раскрытию преступлений.
— Спасибо за информацию. Комиссия это учтет непременно. — Министерская дама, покрывшись потом от изнуряющей жары, начинала терять терпение оттого, что не могла дотянуться до спасительного графина, а почтенные увесистые милицейские погоны не соизволили проявить обыкновенную вежливость, галантность и учтивость, от которых тают самые жестокие женщины на свете, и все же настойчиво произнесла: — Что-то хотели добавить, Игорь Михайлович?
— Во все времена сотрудники УГРО буквально ходят по лезвию бритвы, это такая служба, мы не белые и пушистые. Работаем с контингентом специфическим, но я никогда не позволял унижать человека.
— Спасибо за пояснения. Все свободны. О выводах вам сообщат. — Дама наконец встала и взяла то, что ей могло принадлежать по праву битый час назад: дотянулась до спасительного графина и с жадностью и упоением допила все его содержимое.
Какими бы ни были решения высокой комиссии, после тщательного опроса обстоятельств гибели задержанного капитан Денисов направился к генералу Зорину. Игорь Михайлович ничуть не волновался, ибо был уверен, что все делал правильно, несмотря на то, что проверяющие чуть ли не с линейкой обыскали весь кабинет, но так и не нашли, за что и в каком месте мог быть подвешен подозреваемый Шутько.
Капитан умел работать: за несколько лет дотошный профессионал вместе со своими подчиненными раскрыл нашумевшую банду Астафурова, физически уничтожавшую коммерсантов; разоблачил черных риелторов по прозвищу Копатели, которые заживо закопали семью из четырех человек, включая шестилетнюю девочку. Во всех подобных громких разоблачениях самых тяжких преступлений всегда не последняя роль доставалась Денисову. Вот и сейчас, перед тем как явиться на ковер к генералу, его голова была забита раскрытием дерзкого заказного убийства Лисовского.
— Читал, что «Коммерсант» написал?
— Никак нет, товарищ генерал!
— «По неофициальным оценкам специалистов из правоохранительных органов, Беларусь является одной из наиболее коррумпированных бывших советских республик…»
— Надо же!
— «…В силу этого обстоятельства организованная преступность в Беларуси, в отличие от России, представлена главным образом преступными группировками, состоящими из сотрудников государственного аппарата. В последнее время правоохранительными органами фиксировались попытки установления контактов между “белыми воротничками” и уголовными авторитетами…»
Денисов строго посмотрел на начальника, сумрачно помолчал и сказал:
— Если следовать этой логике, то и убийство Лисовского, по всей видимости, стало результатом сотрудничества коррумпированных чиновников и пользующихся их услугами предпринимателей — с одной стороны, и уголовных авторитетов — с другой.
— Да, и если главной специализацией Лисовского были экспортные операции, в том числе с сырьевыми ресурсами, то в условиях сокращения импорта сырья из России и других республик сильно обострилась конкуренция между кланами. И какие-то коммерческие структуры, связи которых в белорусском правительстве оказались менее прочными, чем у конкурентов, решили поправить дела путем физического уничтожения соперников… — рассуждая таким образом, Зорин бил не в бровь, а в глаз.
— Я понял, товарищ генерал. Но не приведет ли поиск заказчиков и исполнителей убийства внутри страны к очередному «висяку»?
— Не думаю. Скажи мне, Игорь Михайлович, чем занят у тебя Фадеев? Он представил хоть какие-нибудь доказательства причастности арестованных к заказному убийству Лисовского?
— Товарищ генерал, я не подписывал бумаги об аресте, — сказал Денисов, несколько смутившись, и вдруг опять сдвинул брови, продолжив: — Более того, я не могу понять, каким образом они вдруг стали подозреваемыми. Ни улик, ни зацепок…
— Знаю, знаю… Я настоял… Сюжет этот по телевизору, статьи в газетах, министр надавил, понимаешь… Ошибка моя…
— Борис Федорович, когда мне стало известно, какими методами пользуется Фадеев… Эти методы говорят о его профессиональной непригодности, что бросает тень на работу всей милиции.
— Ставишь вопрос о его несоответствии?
— Совершенно верно.
— Давай отпускай так называемых подозреваемых, тем более что один из троих в больницу попал с астмой, и скажи в кадрах, пусть готовят приказ об увольнении Фадеева. Я подпишу.
Обратной дороги нет
Сентябрь, 1993 год, город N, Минск
Ясный сентябрьский день клонился к вечеру, и бабье лето, что нежно подкралось в тихий провинциальный город N, вот-вот могло испариться под гнетом легких ночных заморозков и студеного порывистого ветра. Остались позади жаркие полосы света, в прохладной тени за окном, слегка качаясь, волновались мохнатые сосны, приоткрывая желтую листву, что бесшумно опала на шуршащий осенний ковер.