Следом за жрецами начали подтягиваться те, кого Тень ждал и опасался: богатые купцы и владельцы кораблей. Эти входили как хозяева, целыми центуриями, со слугами и писцами.
Последними появилась царская родня. И среди греческих и персидских нарядов Тень с неудовольствием заметил один женский. Его невеста тоже была здесь. И, проклятье Небу, вела себя, как царица. И кое-кто уже спешил поклониться ей. Правда, пока немногие.
Он мельком видел эту женщину, волей случая назначенную ему в жены. Боги! Она была красива, по-настоящему красива. Не как Франгиз, чей портрет он видел в своих покоях. Лицо Монимы не было таким точеным и бледным, как будто высеченным из холодного мрамора, ее подбородок не смотрел на звезды. Женщина была теплой, страстной и цветущей, как апельсиновое дерево. Почему бы им не встретиться немного раньше? Проклятая жажда…
Тень встрепенулся. Похоже, из-за своей раны и вызванной ею слабости он пропустил что-то важное. Толпа, собравшаяся в тронном зале, нехорошо притихла. Лица почти сливались в одно, Тень Орла клонило в сон. Собрав всю свою волю, он выпрямился. Плечо стрельнуло острой болью, и это на миг прояснило зрение. Тень увидел, что в проходе между скамьями стоят трое. Вошедшие были чем-то неуловимо похожи, как бывают похожи двоюродные братья.
Все – высокие, сильные мужчины. Один немного старше других, голова его уже подернулась сединой, двое других моложе, но тоже уже не юноши. Гордая осанка, прямой взгляд. Глаза большие и пронзительно синие, как небо над городом. Кожа смуглая, как старая бронза. На лицах всех троих особо выделялись носы: большие, узкие, хищные, похожие на птичьи клювы. Подбородки двоих украшали светло-русые, слегка вьющиеся бородки. Третий был совершенно лысым.
Вошедшие были облачены в темно-красные шаровары, перехваченные узорными поясами и полураспахнутые, по случаю жары, кафтаны. На поясе у каждого висела кружка для питья. Короткие мечи, акинаки, им, видимо, пришлось оставить за дверью.
Скфарны!
Старший что-то говорил. Голос у него был звучный, как колокол. Совет слушал его внимательно, не пытаясь перекричать. Тень попытался вникнуть в смысл речи, которая накатывала на него, как морская волна, становясь то громче, то тише, но оставаясь неясным гулом. Тени показалось, что он просто не знает языка кочевников. Но, спустя мгновение, советник уловил знакомые слова и понял, что скфарн говорит по-гречески. Этот язык был ему знаком.
– Скфарны готовы уйти от стен города, – говорил военачальник кочевников, – не тронув не только ни одного жителя, но даже оставив в неприкосновенности посевы пшеницы и пастбища за городским валом…
Снова накатила непонятная слабость, советник ослеп и оглох и даже как будто потерялся в каком-то плотном тумане. Когда он вынырнул оттуда, скфарн уже заканчивал:
– Мы согласны взять выкуп за город золотом, серебром, конями, солью.
– Город остался за нами! – крикнул кто-то из родовитых горлопанов. – Ваши непричесанные вояки убежали от наших мечей, а теперь ты, наглец, требуешь тут коней и золота!
– Конских яблок не хочешь? – поддержал второй голос.
Совет полиса сдержанно посмеялся.
– Когда земля начинает дрожать, бегут все, кроме безногих, – спокойно возразил скфарн.
– Мы отстояли наш город и отстоим его вновь, – подал голос толстяк Миний. – Когда вы шли сюда, то, наверное, заметили, что городские ворота снова на месте, а на стенах – воины полиса.
Кочевник повернулся на голос.
– Да, я внимательно посмотрел на ваши ворота, – ответил он, глядя в лицо Миния, стремительно терявшего кураж. – Мой мастер пообещал, что разобьет их с трех ударов. Но я думаю, что и одного будет много.
В тронном зале поднялся гул, но голос скфарна перекрыл его легко, как, должно быть, во время боя легко перекрывал грохот баллист, вой тугих боевых луков и топот конницы:
– Ваши стены высоки и прочны, но их некому защищать. У вас нет людей. А у скфарнов есть люди, есть стрелы, есть три исправные осадные башни. Следующий штурм будет последним. Я это знаю. И вы это знаете. Я предлагаю вам сохранить город и свою честь. …Думать будете до вечера. С последним лучом солнца скфарны пойдут на штурм. С рассветом вас прибьют к городским воротам.
С этими словами предводитель кочевников повернулся и, не кланяясь трону, не глядя по сторонам, стремительно покинул тронный зал. Его спутники последовали за ним, так же быстро и так же молча.
В зале повисла напряженная тишина. Или слух снова отказал Тени?
Да нет, с ушами пока все было в порядке. Мгновение спустя тишина взорвалась таким возмущенным ревом, что зашевелились шитые тяжелым золотом драпировки на стенах.
– Каков! – орал Миний, – да только за то, как он говорил с уважаемыми гражданами, этому бродяге стоило вскрыть горло и вытащить сквозь дыру его грязный язык!
– Отар отобьет город, – кричали с задних рядов, – северные воины уже били скфарнов, и разобьют их снова. Тень Орла с нами!
Ритул склонился к самому лицу Тени. Его жесткие потрескавшиеся губы шевелились. Только со второго раза Тень сумел разобрать вопрос:
– Тебе нехорошо?
– Пить хочется, – отозвался Тень, – а так – нормально. Слушай, Ритул, похоже, ты тут единственный, с кем можно говорить разумно. Мы сможем отстоять город? Если выгоним на стены всех: стариков, детей, рабов? Если выйдем на стены сами…
– Если скфарны снова бросят на штурм мальчишек и толстопузых горожан… – Ритул задумался, – сможем. Пожалуй.
– А если в бой пойдут их воины?
– Нас всего семь раз по десять. Их – туча. О чем ты говоришь, господин? Даже Эвридика смеется…
С этими словами Ритул выпрямился и отошел от трона, чтобы распорядится на счет воды. А Тень снова уплыл в туман. Ему становилось хуже, и советник с легкой паникой подумал, что совсем скоро уже не сможет скрывать свое состояние.
Тень не мог оценить, тяжело ли ранен и есть ли угроза для жизни, но то, что с начала Совета ему стало значительно хуже, он почувствовал.
– Миний, – позвал он, как ему показалось, громко.
Дородный торговец не обернулся.
– Ритул, – сделал еще одну попытку Тень, – сколько у нас лошадей?
– Чистокровок? Пять. Три жеребца и две кобылы.
– Соль?
Удр на мгновение замер… Потом прикрыл глаза и кивнул, соглашаясь с решением Тени.
– Мало. Слишком мало. Армена была выкуплена за восемь подвод. У нас не наберется и трети.
– Миний, – снова позвал Тень. – Боги, да толкните же кто-нибудь эту тушу!
– Миний! – рявкнул Ритул в четверть голоса, но так, что передний ряд присел. – Не слышишь, советник требует!
– Спроси, сколько золота он может дать на выкуп города. Сам, и его цех… Спроси о том же жрецов.
– И царскую родню?
– Эти не дадут, – Тень сморщился, – они не настолько бедны, чтобы быть щедрыми.
– А торговцы, значит, настолько? – скривился Ритул.
– Они умнее, – серьезно ответил Тень. Он чувствовал себя так, словно по ошибке съел целую горсть песка.
– Может быть, отложить совет? – тихонько спросил удр, наклоняясь к самому лицу Тени.
– Зачем? – удивился тот.
Покачав головой, удр выпрямился, а Тень Орла снова «поплыл», теряя представление о происходящем. Он видел, как взметнулась волна человеческого возмущения, как вскочил с перекошенным от гнева лицом тот молодой грек… или перс… словом, тот самый, который принес на блюде голову несчастного, как, потрясая кулаками, кто-то вскочил на скамью…
– Уйми их! – раздраженно бросил Тень, и забытье накрыло его, как волна.
Когда он пришел в себя, в тронном зале было тихо.
Оказалось, Ритул навел порядок предельно просто: выставил перед троном десяток лучников. Подействовало замечательно.
– Объяви им, что от каждого полноправного гражданина полиса изымается одна шестая часть имущества. Для спасения города от военной угрозы, – распорядился Тень. – Деньги, вещи, скот и прочее должны быть сданы сегодня, до заката. Неподчинившиеся будут закованы в железо и проданы на галеры.
Горожане зашевелились.
– Нет такого закона, чтобы свободных обращать в рабство, – высказался, наконец, кто-то с задних рядов.
Лучники мгновенно повернулись в его сторону и наложили стрелы.
– Есть, – возразил Тень Орла, – я его только что издал. И вы ему подчинитесь!
Слабый голос советника звучал в полной тишине и легко достигал ушей всех собравшихся.
– Господин советник, – голос раздался со стороны купцов. Часть лучников мгновенно переместились туда, но говорившего это не смутило. Он даже встал. Это был старшина цеха ткачей, Полифем. – Я внесу свою долю. Для спасения города это сделают все ткачи. И все рыбаки, я говорю здесь и за них. Но я хотел бы знать, и, думаю, совет меня поддержит – почему Тень Орла расплачивается с кочевниками нашим золотом, а со своими наемниками – деньгами «помойных крыс»? И если в городе появилась новая аристократия, почему ее представителей нет в совете?
– Объяснись, – в запальчивости потребовал Ритул.
– Объяснять тут нечего. – Полифем поднял над головой и, не спеша, развернул свиток. – Кое-кто из присутствующих владеет благородным искусством чтения и не даст мне солгать.
– Что за тряпкой ты тут машешь, Полифем? – подал голос бритый наголо Кастор.
– Копия, снятая с соглашения, заключенного господином советником с неким Левкипием, – в голосе ткача явственно прозвучало омерзение, – «…обязуются ссудить господина советника двумя сундуками серебра бессрочно и без взымания процентов. Взамен господин советник обязуется предоставить «продавцам сладких снов» право ввозить товар без пошлины. Всех же прочих, кто будет замечен в подобном, хотя бы сумма провезенного не превышала медного обола, должно пытать и казнить…»
– Кто-то нас предал, – заметил Ритул и потянулся за мечом.
Лучники явно растерялись, не зная, в кого стрелять. Совет города в одно мгновение превратился в безобразную базарную склоку. Все орали одновременно на Тень, на Левкипия, друг на друга, перепало на каленые орехи и царской родне. Те не остались в долгу и облили грязью жрецов, за то, что не смогли предсказать такого позора, и получили в ответ обещание тридцати трех несчастий на головы всех неверующих.