Первыми забеспокоились лошади. Сначала они только тревожно фыркали, переступая спутанными ногами. Потом, отчаявшись что-то объяснить своим глупым хозяевам, лошади взбесились. Они молотили копытами, вздымали к темному небу морды и пронзительно ржали, они метались меж гэров, роняя пену и, разорвав путы, уносились в степь…
А скфарны вовсе не были тупыми или жестокими, всадники степей доверяли своим коням жизнь и, несмотря ни на что, привыкли с ними ладить. Странная боязнь баиров взбудоражила людей. Но они были воинами и подчинялись дисциплине. Скфарны не могли сняться с места самовольно, пока военачальник не отдаст приказ. А Сандак медлил. Ночное небо с пугающей стремительностью заволокло плотными серыми тучами, сквозь которые уже не пробиться было ни одной звезде. Внезапно со стороны моря поднялся ветер… впрочем, какой там ветер, скорее ураган. Он сорвал два гэра, перевернул пустые котлы и один из них докатил аж до шатра Сандака, повалил повозки и смешал в кучу всю развешанную одежду.
Ветер рычал. Он налетал стремительно, вцеплялся в оставленное в небрежении имущество, рвал и катал его с каким-то веселым остервенением, а потом вдруг так же быстро исчезал. Во имя Таргатай и прародителя Скфарна, у этого урагана была собачья душа… И собачьи же повадки. Лишь когда мимо шатра военачальников, который старались укрепить, вбивая в землю колья, крутя, пронесло тонко ржавшего коня, Сандак велел своим воинам отходить к стенам Акры, под защиту городского вала. Они бросали все, кроме оружия и кружек, и бежали, пытаясь обогнать беду. А за спиной гудело, ревело и трещало, и этот грозный звук наступал бегущим на пятки, заставляя даже самых стойких и хладнокровных терять разум. Несколько молодых воинов обернулись… и кто не застыл на месте, парализованный страхом, тот припустил, как заяц. А те, кому внезапный холод сковал мышцы, увидели редчайшее зрелище: темное море, как рассерженный кот, выгнуло спину и, выламываясь из своих вековых границ, устремилось к городу, сметая по пути домики рыбаков, растянутые сети, лодки, уволакивая за собой по дну огромные камни-пилоны…
– Что это? – Берг с изумлением проследил глазами путь чьей-то крыши, пролетевшей над головами.
Кони вместе с повозками и большей частью людей уже были укрыты в башне, на улице оставались только он, Эрон-певец и Танкар.
– Это ветер, – лаконично ответил рыжий, не спуская глаз с городских ворот.
Они хлопали, как калитка во дворе какого-нибудь бездельника и растяпы, грозя, в любую секунду обвалиться и придавить своим немалым весом всю теплую компанию, которой отчего-то не сиделось в крепкой башне, под защитой толстых каменных стен.
Йонард фыркнул:
– Ну да, такой освежающий, легкий…
– По ту сторону Понта твой освежающий легкий ветерок зовут «Ливийский флейтист», – обронил Эрон. Его брови были сведены к самой переносице.
– Ты хочешь сказать, что это – ураган? И сильный, как ты думаешь?
– В стене нам ничего не грозит, – уверенно отозвался Танкар и отвернулся.
Продолжать он не стал, но и без этого было ясно, о чем думал рыжий: Вани и племянник остались в лагере скфарнов. Там же была и Айсиль. Мужчины решили, что на побережье безопаснее.
– Я вывожу коней? – полувопросительно-полуутвердительно сказал Йонард и сделал было шаг к башне.
– Шо это? Во имя Хальбы, шо это такое!.. – вопрос Танкара потонул в густом, низком, стремительно нарастающем гуле, в мгновение ока заполнившем все пространство от земли до неба. Плохо закрепленные ворота, наконец, слетели, увлекая за собой кусок стены, и Йонард едва успел отскочить от падавшей на него глыбы.
Голос Эрона не мог перекрыть рев ветра, но по его губам, вмиг подсохшим и вытянувшимся в нитку, Йонард прочитал:
– Это море. Море идет сюда.
– Ты сошел с ума?! Танкар, он над нами издевается… Танкар?!
Рыжий исчез. Когда он успел? Только что был рядом, таращился круглыми от изумления глазами на городские ворота, качавшиеся на одной петле…
– Может, в башне?
Эрон и Берг двинулись туда, стараясь прижиматься к стене. Деревянные двери распахнулись на всю ширину, Танкар, согнувшись почти пополам и сжимая повод, пытался справиться с тонконогим золотым аххором. Ему все же удалось взобраться на спину коня и кое-как подчинить его своей воле, но сразу за городскими воротами аххор вздыбился и, скинув всадника, быстрее ветра умчался в сторону от Акры, к горам.
– Пустите меня, – рявкнул Танкар и дернулся из рук скрутившего его Берга с такой силой, что тот отлетел, как соломенное чучело.
– Пусти, – так же, губами, велел Эрон. Глаза его были пронзительны и серьезны, – он думает, что спасает сестру.
– Думает? – переспросил Берг.
– Сейчас что там, что здесь – одинаково опасно.
– Ты что-то знаешь? – догадался Йонард. – Откуда взялся этот ветер?
– Ты тоже это знаешь. Он идет сюда. Он будет мстить за своих дочерей…
Кто «он», Йонард уточнять не стал. И так все было ясно и погано. Берг поднял голову, пытаясь определить скорость ветра по тому, как двигались по небосводу тяжелые тучи.
…На городской стене в непроглядном мраке светилось единственное белое пятно.
Один человек, полусогнутый под ударами ветра, стоял на городском валу и смотрел в сторону моря, туда, откуда на город надвигалась смерть. Он ни на что не опирался, стены казались ему ненадежными. Ураган бесился так, словно был последний вечер этого мира… хотя, может, и был, кто знает? Горизонт почернел, и впервые за всю свою жизнь Даний увидел, как воды вечного моря поднимаются, чтобы соединиться с серыми тучами. С ужасным, сводящим с ума гулом и треском, взрываясь пеной и брызгами там, где встречались препятствия, и с невероятной мощью сметая на своем пути все, на город двигалось море.
Медленно и плавно Даний поднял к лицу обе руки с раскрытыми ладонями. Он не верил черноглазой Чиони. До этого момента. Когда, подчиняясь не велению его, а всего лишь грубой, примитивной силе, волна замерла, словно ударилась о невидимую стену. И застыла. Похоже, Даний и впрямь носил в себе мощь, равную богам. Он сумел остановить море!..
– Кто ты, смертный? – голос прозвучал совсем рядом. Это было так неожиданно, что Даний чуть не утратил свою предельную концентрацию. Этот голос был спокойным и негромким, будто рев ветра и взбесившегося моря ничего не значил для него и не мог его заглушить.
Спустя мгновение до Дания дошло – так оно и было. Этот голос донесся не извне. Он звучал внутри него.
– Приветствую тебя, владыка глубин. Здравия и процветания тебе на многие годы, – ответил Даний. – Я – хранитель этого города.
– Твоя служба закончена, – голос проигнорировал вежливое приветствие, – я беру себе этот город. И сам буду его хранить.
Даний не пошевелился. Его руки все так же были подняты на уровень глаз, ладони раскрыты, и все еще удерживали гигантскую волну.
– Прости, отец наш, владыка Посейдон. Я не могу отдать тебе этот город. Тебе придется взять его силой.
– Ты думаешь, что сможешь мне помешать, смертный? – удивился голос.
– Я не думаю. Я держу море.
Голос вернулся после долгой паузы, во время которой невероятная сила продолжала давить на ладони Дания, пытаясь прогнуть воздвигнутую преграду.
– Ты скорее честен, чем груб, – признал голос. – Кто научил тебя так разговаривать с богами?
– Родина. Когда сердце наполнено любовью, в нем нет места для страха.
– Ты наделен силой, – произнес голос с невольным уважением. – С такой силой ты можешь спастись. И снова построить город в дюжину раз прекраснее и богаче.
– Мое сердце принадлежит этому, – ответил Даний.
В его голосе, почти не слышном за ревом бури, была непреклонность.
– Он же ничего не знает, – сообразил Берг.
Эрон понял его сразу.
До башни, из которой по внутренней лестнице можно было выйти на городскую стену, было не более дюжины шагов. Но стоило отпустить железный ворот подъемника, как ураган подхватил тяжеленного Берга как пушинку и поволок вдоль улицы. Йонард едва успел схватиться за протянутую руку певца. И отстраненно удивился: рука оказалась вполне надежной. Худого, оборванного базарного сочинителя не гнул ураган! Певец помог ему подняться и быстро пошел, почти побежал к башне, не пригибаясь, а чуть повернув корпус, словно разрубая плечом бурю. Йонард последовал за ним, держась в проложенном коридоре. Определенно судьба свела его с очень странным человеком. И человеком ли?
Наверху сила ветра была непреодолимой. Йонард даже не пробовал выйти из-под защиты каменной стены, это означало верную смерть.
– Даний, – крикнул он изо всех сил, – правитель!
Голос потонул в реве ветра и грохоте волны, бьющей в невидимую стену. Эрон отстранил его и высунулся наружу. Буря мгновенно вцепилась в певца и сделала попытку выволочь наружу и сбросить со стены вниз, на камни мостовой. Или по другую сторону, в воду. В воздухе над башней крутилась куча вещиц, мелких и не очень. Певец повернулся к северянину и что-то проорал, прикрывая рукой голову.
Йонард кивнул, понял, мол, буду держаться за тобой.
Приблизив лицо к Бергу, почти в самое ухо Эрон рявкнул, помогая себе знаками:
– Не за мной, а за меня. Иначе погибнешь.
Йонард отлично запомнил эти семь шагов. Позже они не раз снились ему в кошмарах, и он просыпался с позорным криком, мокрый как мышь. Буря, бушевавшая над городом, раз или два все же оторвала его подошвы от камня. Он вцепился в предплечья Эрона обеими руками и переставлял ноги, почти повисая на певце. Он так и не понял потом, зачем Эрон согласился взять его с собой. Верно потому, что просто не видел возможности переспорить.
В двух локтях от Дания урагану был положен предел.
Йонард вцепился взглядом в худое, резкое лицо, сведенное диким напряжением в злую гримасу. Лоб, верхнюю губу, шею покрывали крупные капли пота. Глаза были закрыты.
Берг взглянул вперед, туда, куда НЕ СМОТРЕЛ Даний, и инстинктивно отшатнулся. Ужас пополам с изумлением взорвался в нем почище «гремучего порошка».