й рамке на подставке. Ставя свою закорючку, я заметил, как он бережно поднял упавшую фотографию. Поймав мой взгляд, он протянул ее мне.
От моего нового партнера пахнуло ароматом, сотканным из нот бергамота и грейпфрута — запах попутного ветра, который вдруг поднимается в минуты отчаяния. Запах моей удачи. Заклинание, снимающее с души то, что давно томило и мучило. После того, как я несколько раз испытал на себе действие этого заклинания, я уже научился ожидать его результатов. В таких случаях можно предвидеть развитие событий, даже если поступки окружающих остаются столь же произвольными, как и прежде.
Я взял фотографию в руки. Обычная старая черно-белая фотография — застекленное окошко в прошлое. На плоскости без горизонта стоят двое. За их спинами, словно масштабная линейка на снимке криминалиста, торчит вкопанный в землю «пенал» от градовского «карандаша». Можно только догадываться о наличии периметра из колючей проволоки. Самодельные разгрузочные жилеты одеты на голое тело, ниже — бесформенные шаровары КЗС. У каждого на левой груди болтается приколотый булавкой перевязочный пакет, на бритых головах — самодельные кепки, вырезанные из панам, на ногах — кроссовки. У одного в устало опущенных руках — ПКМ, заправленная лента перекинута через плечо. Пустой конец ленты почти касается земли. У другого — руки плетьми повисли на СВДешке, закинутой, словно коромысло, на голые плечи. Обычный сюжет на тему: «двое справа, это мы». Но память не снимает кино, она делает кадры. Крайним справа, с пулеметом, был Пуля!
Мы сидим в уютной кабинке «Ирландского дворика». Дым его сигары, которую он жует как беломорину, создает особую атмосферу. Много дыма — много дружбы. Постоянные клиенты безупречных заведений имеют право на любые причуды. В ароматном табачном облаке его слабости расцветают, словно цветы на хорошо взрыхленной клумбе.
— Very Special, — он разворачивает бутылку этикеткой ко мне.
Мир коньяка наполняется условностями, но алхимические формулы английских аббревиатур на этикетке бутылки быстро теряют для меня всякий смысл. Коньяк не водка — его много не выпьешь. Видимо, не зря Минздрав предупреждает: хорошего — понемножку.
Я не спешу с расспросами, боясь оттолкнуть человека, привыкшего держать круговую оборону. Жизнь научила нас обоих крайне сдержано относиться к людям, которые вдруг начинают пылать к тебе симпатиями. С последней их встречи прошло почти двадцать лет. О чем говорить?
— Как у него сейчас дела? — спрашивает он, не забывая наливать новую порцию коньяка в мой пузатый сниффтер.
Я вспоминаю, как жил все эти годы. Судьба за это время не одарила меня ничем, кроме этого благоприятного случая. Упертым помогают обстоятельства. Они возникают, кажется, случайно, но на самом деле их рождает фактор необходимости — страх плюс ожидания и минус мечты идиота. Трудные ситуации проверяют нас на прочность, они показывают, на что мы способны на самом деле. Пока жизнь продолжается, всегда есть шанс отыграться.
Рассказываю ему, как познакомился с Гришей — братом Болта, про Душу, про Пулю, — про всех, с кем меня познакомил Прицел.
— А про Сенжарай он тебе ничего не говорил? — откровенно перебивает он меня.
— Пуля рассказывал что-то, — ляпнул я, допивая очередную ударную дозу коньяка.
— И что же он тебе рассказал? — его лицо отражало состояние души, вызванное настоящим страданием.
Что может сделать одно слово? Замкнуть психологическую цепь, разрушить уверенность в себе. Поразительно, какой огромный урожай новых истин можно собрать посредством одной фразы.
Параметры вооружения определяются просто — прицельная дальность, скорострельность, емкость магазина, вес оружия, личные навыки обращения с ним, общая физическая подготовка. Все это усложняет выбор, но увеличивает число личных привязанностей. Именно персональные предпочтения определяют вероятное поведение бойца в обнимку с любимой игрушкой. Вот почему так важно позволять пацанам возиться с оружием в свое удовольствие.
Парадокс, но отсутствие уставных ограничений на ношение оружия вынуждало относиться к солдату как к личности. Концепция формирования характера привязанности командира к бойцу заставляла отвечать за свои приказы — страх потери лучшего бойца не оставлял офицера даже на плацу. Считалось, что неприспособленных лучше выявлять сразу, чем тащить их с собой, чтобы потом, под огнем, вытаскивать на себе с поля боя. Система естественного отбора — игра с жесткими правилами.
Перед каждым бригадным рейдом роты строились на плацу. Их повзводно осматривали выбритые и отглаженные штабисты со следами хронического похмелья на бледных лицах. Кто-то безразлично брал то, что попадало под руку в оружейной палатке, а кто-то — то, что доставалось.
— На, бери, трубадур[2], - Пуля брезгливо сунул в руки Паши гранатомет.
— Это что? — штабной капитан с лицом санитара сумасшедшего дома ехидно тыкал пальцем в трубу РПГ.
— Это гранатомет, — с достоинством ответил Паша, уже научившийся решать, а не создавать проблемы.
За всю службу в армии Паша-Телеграмма вообще ничего тяжелее косяка в своих руках не держал. Присущая Паше способность к психологическому заражению окружающих своими проблемами стала главным его защитным механизмом. Как легко, оказывается, чувствовать себя идиотом — достаточно было поступать в согласии с собственными инстинктами и не подставляться. Если что-то раздражало — смотреть на это, как на задачу, которую тебе надо решить, а не как на личное оскорбление. Всегда можно было успеть составить свой план, пока не прилетело в «башню» — считал Паша.
Его повседневная солдатская жизнь, после перевода из штаба в боевую роту, наполнилась множеством условностей, законов, правил — писанных и неписанных. Большинство из них он старался соблюдать, особенно те, что были собраны в боевом уставе и в уголовном кодексе. Но еще существовали отношения вне устава — нормы поведения, которые соблюдались просто потому, что «так было надо». Прежде всего, «было надо» знать свои возможности — они здесь значили куда больше, чем звания в штабе.
— В случае огневого контакта с противником, направление твоей атаки? — не отставал штабник от своего бывшего подчиненного.
— Танкоопасное направление, — устало отвечал Паша, успевший уже «прожевать» все эти приколы.
Прослужив полтора года в штабе, он лучше других знал, что планирование операции и без этих построений было упрощено уже настолько, что никакого предварительного изучения карт и приказов почти не требовалось. Хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах. Поэтому, жизненное кредо многих русских людей на войне — главное ввязаться в драку, а там война план покажет. Все ухищрения по имитации процесса планирования объяснялись естественным желанием штаба как можно быстрее доставить бойцов в гущу сражения.
Это случилось на третий день бригадного рейда, в четвертую пятницу апреля, сто двенадцатый день восемьдесят третьего года — день рождения Владимира Ильича Ленина.
Батальон долго выходил из зеленки на намеченный рубеж — клеверное поле на окраине кишлака Сенжарай. Было тепло. Устало расположившись вдоль дувала, на границе виноградника, рота приводила себя в порядок. Кто-то перезаряжал оружие, приводил в порядок разболтавшиеся рюкзаки, а кто-то откровенно отдыхал. Солнце грело, уже не по-весеннему припекая. Батальон занимал позиции на блоках вокруг кишлака, дымными росчерками ракетниц отмечая движение выходящих из зеленки групп. За сорок минут наблюдения за кишлаком ничего подозрительного замечено не было — ни единого выстрела, ни единой души, ни намека на движение. Между ротой и кишлаком лежал зеленый ковер клеверного поля. На противоположном краю поля, вдоль большого дувала, протекал большой арык. Вдоль арыка, за дувалом, росли высокие деревья. За их кронами скрывались плоские крыши домов. Темные пятна еще не успевшей высохнуть глины в местах заделанных старых проломов никого не насторожили. Не потому, что опасность всегда пряталась где-то рядом, а просто потому, что никто не обращал на нее внимания. Подсознательное доверие обстоятельствам было связано с тем, что клеверное поле больше напоминало ухоженный футбольный газон, чем поле боя.
Доверие — прогнозирование ожидаемых событий. Насколько совпадают прогнозы, настолько и доверяют. Убеждения оказывают огромное влияние на поведение, поэтому обстоятельства не вызвали недоверия. Ожидание расслабило и притупило чувство опасности. Даже если бы они знали, что эти сорок минут станут для многих из них последними — что смогли бы они изменить, пацаны, безмятежно шагнувшие под пули? Инстинкт самосохранения — это не убогий фрагмент логики, это всего лишь система адекватных рефлексов.
Наконец-то поступила команда. Разбившись на группы по пять-восемь человек, они выдвинулись в направлении кишлака. В первой группе были только дембеля и ветераны. Когда эта группа обладателей реальных льгот на бакшиш одним броском пересекла клеверное поле и достигла арыка, остальные были только на середине этой дистанции.
Лучший способ победить противника — утопить его в море огня, обрушив на него всю свою огневую мощь за минимальный период времени. А это не так-то просто сделать, если между группами несколько сотен метров. После того, как первыми прицельными залпами была сожжена в упор первая группа и рассеяны по полю остальные, за дело принялись снайпера-«кукушки» — они вели прицельный огонь из пышных крон высоких деревьев. Их пули обслуживали всех, кто залег на поле, по полной программе. Стандартная «газонокосилка» на трагически распахнутой местности.
Командиры, как правило, крайне неразборчивы при выборе бойцов. Когда приходит пора паковать РД и отправляться на задание, отцы-командиры просто хватают первых шестерых ребят из списка физически крепких и ставят их в первую группу. Пуля был в первой группе и шел первым. Они шлялись по зеленке уже вторые сутки, то отрываясь, то возвращаясь к броне. Все свое они несли на себе. В эту проческу Пуля ушел прямо из ночной засады. Всю ночь они проторчали на выносном посту, в русле реки. Как только они окопались в сухом русле, снизу, сквозь песок стала поступать вода. Н