Это, наверное, оказалось самое тяжёлое время в жизни Вимала.
Одни. Без какой-либо помощи. Они с Латой скрывались, стараясь выжить. Прятались от всех и каждого, не зная кому можно доверять. Вимал до сих пор помнил тот мерзкий и липкий страх, что стал его верным спутником. Помнил, как вздрагивал от каждого шороха, думая, что вот оно — их нашли! Но каждый раз опасность каким-то чудом проходила мимо, лишь пугая их своим холодным дыханием. Они с Латой были похожи на брошенных бездомных животных, которым некуда податься. У них оставались лишь они сами и больше никого, так что не удивительно, что в конце концов это произошло.
Они прятались в одном из разрушенных зданий в Каттак-Репале. В том самом городе, где, как они думали, им удалось победить и остановить хашмитское восстание. Лата предложила вернутся туда под предлогом того, что там всё ещё мог остаться кто-то из королевских войск, располагавшихся там во время восстания.
Но вместо своих товарищей, они нашли лишь пустой и на половицу разрушенный сражением город.
Ещё до того, как они смогли туда добраться, хашмиты вместе с подразделениями солдат Протектората выследили и перебили большую часть королевских военных из числа тех, кто там оставался. В тот день, скрываясь от очередного поискового патруля хашмитов, Вимал вместе с Латой нашли прибежище в частично разрушенном жилом доме. Половина здания лежала в руинах, но вторая каким-то чудом всё же уцелела. Там они и нашли своё укрытие. Уставшие и грязные, ввалились внутрь и с удивлением обнаружив, что водоснабжение ещё работало. Пусть вода холодная, но это было в стократ лучше, чем если бы её не оказалось вовсе.
В тот день Вимал впервые спал на кровати за несколько недель и...
Он даже не мог сказать, кто в ту ночь сделал первый шаг. Помнил лишь вкус её губ, скрученные простыни и обжигающее тепло её тела. Это нельзя даже назвать любовью. Дикий и полный страсти секс двух отчаявшихся людей, у которых в жизни почти ничего не осталось. Даже уверенности в том, что завтрашний день не станет для них последним.
Но следующий день не принёс им смерти.
И последовавший за ним — тоже.
Они всё ещё были живы. И оставались вдвоем. В итоге то, что началось в виде простой попытки найти утешение в простой ласке другого человека переросло в нечто большее. В какой-то момент Вимал уже не понимал, как он раньше мог жить без этой девушки. Без её глупых, порой неуместных и неловких шуток и долгих, казалось бы, не имеющих смысла разговоров обо всём на свете. Без её прикосновений и жаркого дыхания. Без её горячего и столь желанного тела в постели рядом с собой. Он отдался этому без остатка и Лата ответила ему взаимностью. Это родственное и глубоко взаимное чувство стало для него спасительным кругом посреди всего этого океана хаоса, что окружал их со всех сторон.
Но всему, рано или поздно, приходит конец.
Всё изменилось в тот день, когда на центральной площади Синангара эти мерзавцы устроили показательную и массовую публичную казнь. Вимал помнил лицо Латы, когда она узнала своих родных. Избитого и измученного отца. Исхудавшую и бледную мать. Этот образ отпечатался у него в мозгу до мельчайших подробностей.
Лата в прямом эфире наблюдала на то, как её родителей повесили прямо у неё на глазах. У Вимала до сих пор перед глазами стояла картина залитой слезами и впавшей в истерику девушки.
С того дня всё изменилось. Казалось, что в ней ни осталось и следа от былой себя. Лата больше напоминала пустую оболочку. Опустошенный сосуд, в который медленно, по капле, заливали тягучую и кипящую смесь из злобы и безразличия ко всему.
Почти ко всему, напомнил себе Вимал.
— Я не хочу, чтобы ты умерла, Лат. Не хочу тебя потерять, ты это понимаешь?
Несколько секунд она молча смотрела ему в глаза, прежде чем заговорить вновь.
— А мне всё равно.
Эти слова, произнесённые спокойным и тихим голосом, оказались для него больнее, чем всё, что случилось до этого.
Лата сделал шаг, освобождаясь из его хватки и в этот раз Вимал уже не стал её останавливать.
Просто позволил ей уйти, так и продолжив стоять в коридоре и смотреть в спину удаляющейся девушки. Вот только в этот раз, он уже видел совершенно незнакомого ему человека.
Глава 8
16 мая 786 года
Штаб-квартира Разведывательного Управления Флота Вердена.
Скука.
Наверное, это оказалось самое тяжёлое и опасное испытание, с которым столкнулся Риваль во время своего заключения.
Всё произошло практически именно так, как он и предполагал.
Не прошло и тридцати минут с момента его последнего разговора с Шан Линфен, как к борту «Бельмонта» подошёл десантный военный бот в сопровождении трёх корветов Сил Системной Обороны. Пока маленькие кораблики держали находящийся в дрейфе эсминец под прицелом, бот пристыковался к нему, исторгнув из себя целый взвод десантников с эмблемами военной полиции и трёх сотрудников РУФ. Они мягко, но крайне настойчиво взяли «Бельмонт» под свою охрану, попутно задержав всю команду корабля несмотря на все протесты Магды Вальрен, и арестовали Риваля.
Ну, как арестовали. Блауман сам, лично, встретил их в шлюпочном отсеке. Без какого-либо интереса выслушал откровенно пустые заявления сержанта, командовавшего подразделением, и позволил надеть на себя наручники. А, собственно, что ещё ему оставалось в такой ситуации? Глупое сопротивление? Какая-нибудь идиотская и безумная попытка побега? С корабля на орбите под прицелом кучи сенсоров? Чушь.
Повезло ещё, что Эйхарт выполнил своё обещание и смог прикрыть Симмонса, его ребят, Линфен и Мэннинга. Риваль был ему за это бесконечно благодарен, хотя даже не представлял, какие проблемы у него из-за этого будут. Всё же сейчас Эйхарт действовал на свой страх и риск и за случившееся его обязательно спросят. В этом Риваль даже не сомневался.
И вот уже несколько дней Блауман сидел запертый в одной из камер в штабе верденского РУФ во Франксе. Правда назвать это место камерой у него не повернулся бы язык. Довольно просторная комната с отдельной душевой и туалетом. Стол с парой стульев, кровать. Всё же это не тюрьма, так что определённый уровень комфорта у него имелся. С другой стороны — это нисколько не умоляло того факта, что Риваль находился именно, что в заключении. Об этом ясно говорили расположенные на потолке камеры, следившие за каждым его движением даже в уборной.
По началу Риваль жутко нервничал. Ещё бы, кто не пережевал бы, окажись он в такой же ситуации. Но уже к концу первого дня нервное напряжение, видимо, перешагнуло через какую-что невидимую черту — Риваль просто упал на кровать и вырубился, проспав около десяти часов. Что удивительно, никто его за это время ни разу не побеспокоил. И в течении следующего дня тоже. И в следующий за ним. Блаумана будто специально изводили одиночеством и скукой, подготавливая к последующему вскоре допросу. То, что он произойдёт Риваль нисколько не сомневался. На самом деле, он даже ждал его. В конце концов это даст ему хоть какую-то информацию относительно его дальнейшей судьбы.
А появившееся свободное время Блауман потратил с пользой для себя, раскладывая по полочкам в голову всё, что произошло.
И на одном из самых важных мест у него стоял последний разговор, произошедший между ним и Шан ещё на «Бельмонте»...
***
Несколькими днями ранее...
— Что?
От услышанного Риваль замер на месте, глядя на сидящую перед ним в кресле женщину.
— Я же говорю, мы всегда считали его... немного безумным, — Линфен не поднимала глаз, смотря на собственные переплетённые пальцы. — Это его бзик. Безумная теория, которую он вбил себе в голову и рассказывал всем и каждому, кто только готов был его слушать.
— Стоп, стоп, стоп! Твой отец считал... что? — Риваль даже запнулся, настолько бредово это звучало. — Кобояши и Черенков нашли инопланетян? В солнечной системе? Шан, ну сама себя послушай, ну это же бред!
— Слушай, вот давай только без сарказма, ладно? — насупилась она. — Я и без тебя знаю, насколько по-идиотски это звучит. Просто...
Она прикусила губу, глядя на пол своей каюты.
— Просто всё это как-то странно, не находишь? Двое мужчин совершили технологический прорыв, для которого не существовало предпосылок. Не существовало теорий и даже предположений. Риваль, наука так не работает. Никто не может взять и вытащить из головы технологию, которая бы отличалась от всего, что мы знаем до этого. Любой технологический прогресс неумолимо завязан на уже имеющемся базисе. По-другому не бывает. Это эволюционный путь, а не революционный! Риваль, ну сам подумай. Тут даже не нужно быть гением, чтобы понять, что это правда. Просто взгляни на историю человеческого развития и сам всё увидишь. Каждое крупное открытие имеет под собой какие-то предпосылки. Здесь же мы имеем абсолютно новую область исследований, основанную на феномене, о котором никто до того не знал.
— Возможно именно над этим они и работали всё это время. Просто не торопились рассказывать о своих изысканиях.
— О, да, — Шан со снисходительным сарказмом посмотрела на него. — Они создали двигатель на основе частиц, которые можно обнаружить только благодаря работе самого двигателя. Классическая дилемма — что было первым? Яйцо или курица? Кобояши и Сабуро создали силовую установку на основе теории изучения частиц, которую они были не способны создать предварительно не создав двигатель.
— И? — Риваль вопросительно посмотрел на неё. — Ты же сама и сказала, что это полный бред.
— Да я и сейчас так думаю, — воскликнула Шан. — Сабуро вместе с Леонидом шесть лет провели на закрытом объекте на Титане. Без заявлений. Без каких-либо контактов с внешним миром. В полной изоляции. А затем они появляются и презентуют человечеству новый тип двигателя.
— Они были гениями своего времени, Шан, — заметил Блауман, но даже ему показалось, что в его словах не хватало убедительности. — Я лучше поверю в это, чем в находки каких-то мистических инопланетян. Сколько уже прошло времени? Больше семи сотен лет, а человечество ни разу за всё это время не встретило ни одного представителя другой разумной рассы. Ни одного, Шан. За семьсот лет. Даже следов других цивилазаций.