– Слушай, как ты быстро! – Бен встал. – Я думал, ты вернешься еще через полчаса.
– У ме-еня бы-ы-ыстрый ве-елосипед, – не без гордости ответил Билл. Мгновение они осторожно, с опаской разглядывали друг друга. Потом Бен застенчиво улыбнулся, и Билл улыбнулся в ответ. Парень, конечно, толстый, но, похоже, славный. Остался ведь. Для этого требовалась немалая храбрость, учитывая, что Генри и его дружки могли вернуться.
Билл подмигнул Эдди, который смотрел на него с немой благодарностью.
– Де-ержи, Э-Э-Э-Эдди. – И бросил ему ингалятор. Эдди сунул пульверизатор в рот, нажал на рычаг, судорожно вдохнул. Откинулся назад, закрыв глаза.
Бен с тревогой смотрел на него.
– Господи! Ему действительно было худо, так?
Билл кивнул.
– Я какое-то время боялся, – тихо признался Бен. – Гадал, что же мне делать, если у него начнутся судороги или что-то такое. Пытался вспомнить, чему нас учили на тех занятиях в «Красном кресте» в апреле. В голове крутилось только одно: надо вставить в рот палку, чтобы он не смог откусить себе язык.
– Я думаю, это для э-э-эпилептиков.
– Ох. Да. Похоже, ты прав.
– Те-еперь су-судорог у него точно не бу-удет, – продолжил Билл. – Это ле-екарство по-одействует. С-с-смотри.
Натужное, со свистом, дыхание Эдди стало заметно легче. Он открыл глаза, посмотрел на них снизу вверх.
– Спасибо, Билл. На этот раз прихватило сильно.
– Наверное, все началось, когда тебе расквасили нос, да? – спросил Бен.
Эдди печально рассмеялся, встал, сунул ингалятор в задний карман.
– О носе я и не думал. Думал о моей мамочке.
– Да? Правда? – Голос Бена звучал удивленно, но рука невольно поднялась к лохмотьям свитера и принялась их теребить.
– Она только взглянет на кровь на моей рубашке, и через пять секунд я буду в приемном отделении Городской больницы Дерри.
– Почему? – спросил Бен. – Кровь же остановилась. Слушай, я помню одного парня, с которым ходил в детский сад, Скутера Моргана, так он разбил нос, свалившись со шведской стенки. Его отвезли в больницу, но только потому, что кровь никак не останавливалась.
– Да? – с интересом спросил Билл. – Он у-у-умер?
– Нет, но неделю не ходил в школу.
– Остановилась кровь или нет, значения не имеет, – мрачно изрек Эдди. – Мама все равно отвезет меня туда. Решит, что нос сломан и кусочки кости торчат сейчас в моем мозгу или что-то еще.
– Ко-ости мо-огут попасть в т-твой мо-озг? – спросил Билл. Давно уже разговор не был таким интересным.
– Не знаю. Если послушать мою мамочку, возможно все. – Эдди повернулся к Бену. – Ее стараниями меня возят в приемное отделение раз или два в месяц. Я ненавижу это место. Там есть один санитар, так он сказал ей, что с нее пора взимать деньги за аренду. Она устроила такой скандал.
– Ну и ну, – покачал головой Бен. Подумал, что мать Эдди действительно странная. Он не отдавал себе отчета в том, что его руки по-прежнему теребят лохмотья свитера. – А почему бы тебе просто не сказать «нет»? Сказать: «Послушай, мама, все у меня в порядке. Я хочу остаться дома и смотреть «Морскую охоту» [103]. Что-нибудь эдакое.
– Ох, – выдохнул Эдди и больше ничего не сказал.
– Ты – Бен Хэ-э-э-энском, так? – спросил Билл.
– Да. А ты – Билл Денбро.
– Д-да. А это Э-э-э-э-э…
– Эдди Каспбрэк, – пришел на помощь Эдди. – Я терпеть не могу, когда ты заикаешься на моем имени, Билл. Говоришь, как Элмер Фадд [104].
– И-извини.
– Что ж, рад с вами познакомиться, – сменил тему Бен. Получилось как-то чопорно и неубедительно. Возникла пауза, но отнюдь не неловкая. За эту паузу все трое стали друзьями.
– Почему эти парни гнались за тобой? – спросил наконец Эдди.
– Они в-всегда за-а кем-то го-оняются, – вставил Билл. – Я не-енавижу этих мудаков.
Бен какое-то время молчал (онемел от восхищения), потому что Билл, как иногда говорила мама Бена, произнес Действительно Плохое Слово. Сам Бен никогда в жизни не произносил вслух Действительно Плохого Слова, хотя однажды написал его (очень маленькими буковками) на телефонном столбе в позапрошлый Хэллоуин.
– Бауэрс сидел рядом со мной на экзаменах, – ответил Бен. – Попросил списать. Я не дал.
– Ты, наверное, хочешь умереть молодым! – восхищенно воскликнул Эдди.
Заика Билл расхохотался. Бен резко повернулся к нему, понял, что смеются не над ним (трудно сказать, откуда он это узнал, но узнал), и улыбнулся.
– Наверное, – согласился он. – В любом случае ему придется ходить в летнюю школу, поэтому он и эти два парня напали на меня, и вот что из этого вышло.
– Т-ты вы-ыглядишь так, бу-удто они те-ебя у-у-убили.
– Я упал с Канзас-стрит. Покатился вниз по склону. – Он посмотрел на Эдди. – Я, наверное, увижу тебя в приемном отделении, раз уж об этом зашла речь. Когда мама взглянет на мою одежду, она точно отправит меня туда.
На этот раз расхохотались и Билл, и Эдди, а Бен тут же присоединился к ним. От смеха болел живот, но он все равно смеялся, пронзительно, даже немного истерично. Наконец ему пришлось сесть на берег, и чавкающий звук, который издал его зад при соприкосновении с мокрой землей, вызвал новый приступ смеха. Ему нравилось слушать, как его смех сливается со смехом других. Такого он еще никогда не слышал: не смех компании, это как раз не редкость, а общий смех, в который он, Бен, вносит свою лепту.
Он поднял глаза на Билла Денбро, их взгляды встретились, и этого хватило, чтобы они рассмеялись вновь.
Билл подтянул штаны, поднял воротник рубашки и принялся выхаживать по берегу с важным видом. Голос его разом стал другим.
– Я тебя урою, хорек. И ты мне мозги не компостируй. Я тупой, зато большой. Лбом могу орехи колоть. Могу ссать уксусом и срать цементом. Звать меня Лапочка Бауэрс, и я – главный дурак Дерри и окрестностей.
Эдди упал и катался по берегу, схватившись за живот и заходясь смехом. Бен согнулся пополам, голова оказалась между колен, слезы лились из глаз, сопли двумя широкими белыми полосами выползали из носа, а смеялся он как гиена.
Билл тоже сел, и мало-помалу все упокоились.
– Один плюс в этом есть, – наконец заговорил Эдди. – Если Бауэрс будет учиться в летней школе, здесь мы его не увидим.
– А вы часто играете в Пустоши? – спросил Бен. Такая идея не пришла бы ему в голову и за тысячу лет (учитывая репутацию Пустоши), но теперь, когда он попал сюда, она представлялась даже привлекательной. Собственно, ему очень нравилась эта полоска низкого берега, освещенная солнцем.
– Ко-о-онечно. Здесь з-здорово. И ни-икто н-нас н-не т-трогает. Мы бы-ываем тут часто. Ба-ауэрс и д-д-другие ни ра-азу з-здесь не по-оявлялись.
– Ты и Эдди?
– И Ри-и-и… – Билл покачал головой. Лицо его исказилось, напомнив мокрую тряпку, а в голове у Бена вдруг сверкнула странная мысль: Билл совсем не заикался, когда копировал Генри Бауэрса. – Ричи! – воскликнул Билл, помолчал, потом продолжил: – Ричи То-озиер обычно приходит сюда. Но се-егодня он по-омогает отцу п-прибираться на че-е-е…
– На чердаке, – перевел Эдди и бросил камешек в воду. Плюх.
– Да, я знаю его. Так вы, парни, часто сюда приходите, да? – Идея зачаровала его, и он вдруг почувствовал желание присоединиться к ним.
– До-о-овольно часто, – кивнул Билл. – И по-о-очему б-бы тебе не п-прийти сюда за-автра? М-мы с Э-Э-Э-Эдди пы-ытались по-остроить п-плотину.
Бен ничего не смог ответить. Его поразило не столько само предложение, как легкость и естественность, с которыми Билл это сказал.
Бен поднялся. Подошел к воде, счищая грязь с громадных окороков. С обеих сторон ручья еще лежали груды маленьких веток, но все остальное вода смыла и унесла с собой.
– Вам нужны доски, – указал Бен. – Добудьте доски и поставьте их в ряд… друг против друга… как хлеб в сандвиче.
Билл и Эдди только смотрели на него, на лицах читалось недоумение. Бен опустился на одно колено.
– Смотрите. Доски здесь и здесь. Втыкаете их в дно ручья напротив друг друга. Понятно? Потом, пока вода не успела их смыть, заполняете пространство между ними камнями и песком…
– М-м-мы, – оборвал его Билл.
– Что?
– М-мы это сделаем.
– Ох, – вырвалось у Бена, который чувствовал себя дураком (он не сомневался, что и выглядит дураком), но при этом ощущал невероятное счастье. Он не мог вспомнить, когда в последний раз был таким счастливым. – Да. Мы. В любом случае, если вы… мы… заполним пространство между ними камнями и песком, они устоят. Первая по течению доска под напором воды будет ложиться на камни и песок. Вторая доска через какое-то время отклонится назад, но, если мы возьмем третью доску… вот, смотрите.
Он начал рисовать на мокрой земле палкой. Билл и Эдди Каспбрэк наклонились вперед и с неподдельным интересом изучали маленький рисунок:
– Ты когда-нибудь строил плотину? – спросил Эдди. В голосе слышалось уважение, даже благоговение.
– Не-а.
– Тогда о-о-откуда ты знаешь, что это с-с-сработает?
Теперь уже Бен в недоумении воззрился на Билла.
– Конечно, сработает. А почему нет?
– Но к-как ты э-это з-знаешь? – спросил Билл. В голосе его звучало не саркастическое неверие, а искренний интерес. – К-как ты мо-ожешь у-утверждать?
– Просто знаю, – ответил Бен. Вновь посмотрел на рисунок на грязи, словно с тем, чтобы убедить в этом самого себя. Он никогда не видел намывных плотин, ни на чертежах, ни в жизни, так что понятия не имел, что нарисовал одну из них.
– Ла-адно. – Билл хлопнул Бена по спине. – У-увидимся за-автра.
– В какое время?
– Мы с Э-Эдди бу-удем здесь в по-оловине де-е-евятого или…
– Если мы с мамой не будем еще сидеть в приемном отделении, – вздохнул Эдди.
– Доски я принесу, – пообещал Бен. – У одного старика в соседнем квартале их целая гора. Я стырю несколько.
– Принеси и припасы, – вставил Эдди. – Что-нибудь из еды. Сам знаешь, бутеры, песочные кольца. Все такое.