— Мы? — она уцепилась за это слово.
— Ну да, я не один. У меня есть помощники, свои агенты. Ты узнаешь их, если будешь работать со мной.
— Я не совсем понимаю, — Зина решила прикинуться дурочкой, — иннокентьевцы ведь не оккультная секта. Зачем они Аненербе? И как в организации узнали, что твой рассказ правдив?
— На самом деле в Аненербе и раньше слышали про подземный монастырь на Украине, — нехотя признался Дмитрий, — ведь «Райский сад» строили немецкие инженеры. А все немцы, приезжающие в страну, всегда работали на свою разведку или были под ее контролем. Поэтому мое предложение изучить секреты этой секты попало как раз в точку!
— Но, судя по всему, ты упустил то, что Алена Сунько украла в «Райском саду», — усмехнулась Зина. — Архивы потеряны?
— Да, пока недоступны. Вот для этого мне и необходима ты!
— При чем тут я? — Она и на это знала ответ.
— Ты что-то узнала. Недаром сектанты пытались тебя убить.
Зина отметила это про себя. Дмитрий знал, что ее хотели убить под землей, но даже не попытался ее спасти.
— Я ничего не узнала, ты ошибаешься, — пожала она плечами.
— Подумай, — Дмитрий крепко сжал ее руку, — этой стране ты не нужна. Советы сломали всю твою жизнь. Я предлагаю тебе тоже работать на Аненербе. Им очень нужны такие люди, как ты. Мы найдем архивы иннокентьевцев, а потом вместе уедем в Германию. У нас будет новая жизнь, положение в обществе, семья! И я действительно тебя люблю.
«Действительно»… Зина знала, что когда так говорят, то это ложь.
— Это ты забрал икону из моей квартиры?
— Нет. Я никакой иконы не брал. Чекисты, которые следили за квартирой, наверное. Так что ты мне ответишь?
— Я подумаю. Я вечером дам тебе ответ.
Глава 23
— Я не хочу давить на тебя, — Дмитрий обнял ее за плечи, а Зина не решилась сбросить его руку, — но времени у нас нет.
— Совсем нет? — попыталась она улыбнуться, но не смогла. После рассказа Дмитрия ее лицо стало похоже на треснувшую гипсовую маску.
Она смотрела на него, пытаясь понять. Перед ней стоял совсем чужой человек. Человек, который вдруг обнаружил в себе настолько пугающую бездну, что у нее просто перехватило дух. Боль разочарования выступала на ее лице обнажающими пятнами правды, но Дмитрий на нее не смотрел.
Она вдруг с горечью подумала, что он вообще на нее не смотрел, никогда. Все, абсолютно все было ложью, притворством ради корыстной цели, жестокой игрой, в которую ради своих собственных интересов так часто играют люди, не понимая, что причиняют зло и бездушно калечат сердца и чувства других людей.
В глубине души Зины вдруг возникло пугающее предчувствие. Она почувствовала что-то очень страшное — настолько страшное, что это нельзя было ни понять, ни объяснить. Если немцы с помощью своей секретной организации собирали тайны и различные оккультные знания по всему миру, то как и для чего они собирались их применить? У них должны была быть очень серьезная цель, настолько важная и страшная, что ради этой цели меркли все затраты, средства и способы. Что-то пугающее, массивное, как огромный паук, пытающийся закинуть свои страшные щупальца во всех направлениях. Черный паук с эмблемой СС.
Эта цель была пока непонятна, но она пугала. В ней ощущалось бездушное, очень сильное зло. Это же бездушное зло было и в глазах Дмитрия, которые вдруг перестали быть глазами человека, а стали частью тела черного паука, несущего смерть.
Зине предстояло принять страшное решение, и пугающий холод этого решения вдруг застыл неподвижным, страшным камнем в ее животе. Руки стали предательски дрожать, и, чтобы скрыть эту дрожь, она попыталась спрятать их за спину.
— Что с тобой? — нахмурился Дмитрий.
— Плохо… стало, — тихо ответила Зина, словно с трудом выдавливая слова, — спазм сосудов. Нужны лекарства.
— Скажи, что нужно. Я куплю.
— Лучше я сама выйду. Ты не запомнишь, их несколько. Тут есть поблизости аптека? Названия сложные, — вымученно улыбнулась Зина, — если ты перепутаешь, и я их не приму… Не хочется в больницу попадать.
— Не знал, что ты больна. И часто у тебя такое? — сочувственно смотрел на нее Дмитрий, но это было сочувствие удава, наблюдающего за кроликом.
— Все чаще — в последнее время…
— Давай вместе в аптеку пойдем!
— Конечно, хорошо, — словно обрадовавшись, улыбнулась она.
Оказалось, что домик находился не в такой уж глуши. Совсем рядом были оживленные улицы, невдалеке виднелась центральная площадь вокзала. Был ясный солнечный день. Раскаленное южное солнце вовсю обжигало маленький город. И Зине захотелось закричать, когда она увидела беспечные лица людей, не представляющих о том, что скоро их ждет беда.
— Давай потом вина купим, — она взяла Дмитрия за руку, — говорят, тут хорошее местное вино. Устроим праздничный ужин.
— Ну конечно! — радостно улыбнулся он.
В аптеке было сумрачно и прохладно. Солнечные лучи почти не проникали в низкие окна, расположенные почти вровень с землей. Дмитрий скучал, пока Зина перечисляла лекарства. Девушка-фармацевт нахмурилась:
— Вы уверены, что вам нужны именно эти препараты?
Когда они вышли из аптеки, все так же жгло солнце. И невозможно было представить, что где-то притаилась густая, холодная тень.
— Я хочу выпить за нас с тобой, — поднимая бокал, сказала Зина. Непонятно где и как, но Дмитрий сумел раздобыть старинные винные бокалы, которые очень приятно было держать в руках, прикасаясь пальцами к тонкому и нежному чуть прохладному стеклу, — за наше будущее… В Германии…
— Значит, ты… — Дмитрий засиял.
— Я согласна, — лучезарно улыбнулась она.
И долго, не отрываясь, смотрела, как Дмитрий допил свое вино до конца. Он отрубился минут через 10, и Зина поздравила себя с тем, что все-таки была хорошим врачом. Смеси из порошков и ампул, которую она добавила ему в бокал, должно было хватить на то, чтобы он проспал как минимум сутки. Но для гарантии она связала ему руки веревкой, найденной на кухне. Перетащила Дмитрия со связанными руками на кровать, а концы веревки привязала к железным перекладинам кровати. Затем без зазрения совести порылась в его карманах и забрала все деньги, которые у него нашла.
Через полчаса Зина уже была на вокзале, где купила билет до Измаила. Она специально сделала так, чтобы запутать следы, если за нею кто-то следит. Но все прошло без приключений. До Измаила она добралась спокойно, без всяких происшествий в пути, а из Измаила уже купила билет на поезд в Одессу. Чтобы добраться домой, ей потребовалось чуть больше суток. Где-то к середине этого путешествия Зина поняла, что ночная стрельба после того, как она влезла в архив поликлиники, была специально инсценирована Дмитрием и его агентами, чтобы заставить ее поехать в село. Он тонко играл на людской натуре, особенно — на женской, сумев приобрести качество, которое было абсолютно необходимо для профессионального разведчика.
Корпуса хлебного завода были серыми. Зина тихонько постучалась в окошко вахтеру.
— Как мне попасть в отдел кадров? Я знаю, у вас люди требуются…
Она выглядела совершенно по-деревенски — простое ситцевое платье и платок на голове. Вахтер направил ее по длинному плохо освещенному коридору. Ни разу не сбившись, она оказалась в небольшой комнате, где сидела стайка девушек, с деловым видом печатающих на новеньких пишущих машинках «Континенталь» и одновременно болтающих друг с другом. Машинки хищно поблескивали длинными рядами металлических блестящих зубов, готовыми вонзиться в ничего не подозревающее о бюрократии живое человеческое тело.
— Присядьте, обождите, — скомандовала одна девчонка, небрежно кивнув ей на стул, — я сейчас отчет допечатаю и вами займусь.
И, бодро выпустив длинную, похожую на пулеметную, очередь по клавишам машинки, вдруг воскликнула:
— А я вам говорю, что это будет катастрофа! Катастрофа цельная, вот попомните, лопни мои глаза!
Со всех сторон сразу понеслись голоса, и Зина поняла, что попала прямиком в бурное обсуждение очень важной темы.
Обсуждали то, что краем уха Зина уже слышала в поезде, но не придала этому особенного значения. Хотя в поезде тоже шли разговоры, и эти разговоры серьезно разделились — собственно, и обсуждаемые темы были слишком разные.
Мужчины бурно говорили о том, что при рабоче-крестьянской милиции НКВД СССР было создано абсолютно новое подразделение — Государственная автомобильная инспекция, сокращенно ГАИ, которая должна была заниматься исключительно машинами. Постановление было подписано 3 июля 1936 года, и многие находили решение разделить службы очень неплохим.
— А я вам говорю, скоро все в стране будет в машинах! — ораторствовал хлипенький мужичонка в крестьянской фуфайке, потрясая старым выпуском газеты «Правда». — Кто-то же должен за ними следить? Правильно сделали, что разделили! Мозговитое это решение!
— Вот делать им нехрен! Как будто все у нас на машинах ездиют, — вытирая платком со лба пот, крупный мужчина в потертом чесучовом пиджаке был настроен скептично, — кому нужны эти машины! Вон, единицы! Так еще и за ними следить! Лучше бы давали следующую пятилетку, стахановцы, — народу жизнь усложнять.
— Ну, с них не убудет, — вторил ему старичок с козлиной бородкой, — жизнь нам всегда усложнят…
Зина быстро потеряла интерес и переключилась на другое — на обсуждение за ее спиной. Говорили несколько женщин. И вот это больше автомобильной инспекции привлекло ее внимание.
27 июня 1936 года было издано постановление, наделавшее немало шуму. В СССР запретили аборты. Раньше эта тема была деликатной, секретной, щепетильной, но вдруг оказалось, что об абортах можно и нужно говорить.
Было издано специальное Постановление Центрального исполнительного Комитета СССР и Совета народных комиссаров СССР о запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, а также были внесены законодательные изменения в процедуру развода, существенно усложняя развод, особенно для семей, уже имеющих детей.