Зине пришлось сказать, что они мертвы. Михаил едва не заплакал, услышав о смерти друга. Вряд ли он притворялся.
Когда он успокоился, Зина спросила об Андрее Угарове. Михаил нахмурился:
— Был один мужик, приезжал. Но я в тот день рыбу повез в Болград, а затем в Измаил. Я с другом рыбой торгую, езжу по всем небольшим городкам. Мне говорили, что был какой-то мужик из города, меня искал. Когда я вернулся, его уже не было. Он ведь утонул вроде? Помню, шухер еще был. Мне друг рассказал, что видел, как мужик тот к реке шел.
— Он один был? — напряглась Зина.
— Один. Точно один. И шел прямиком в плавни, не там, где пляж у нас расчищенный и куда все люди ходят. А именно в плавни, словно спрятаться хотел.
Рассказ Михаила подтверждал слова Бершадова о том, что Андрея никто не убивал. По всей видимости, он шел к реке, чтобы попробовать препарат — снадобье из мухомора по рецепту сектантов. Но реакция на организм оказалась непредсказуемой — Андрей упал в воду, и у него возникли симптомы сухого утопления. Смерть его наступила в воде.
— Не знаю, что он искал здесь, — говорил Михаил, — с сектой связанное, наверное. Все ищут. А я с детства этих сектантов ненавидел. Помню в детстве, каждый раз, как мать в Одессу уезжала, всегда сбежать хотел.
— Мать часто ездила в Одессу? — насторожилась Зина. — Зачем?
Михаил замолчал, отвел глаза в сторону, и она вдруг поняла, что это и было то ценное, за чем все охотились. Инстинктом почувствовала, шестым чувством — и затаила дыхание.
— Расскажите, Михаил! Вы ведь знаете. Это важно, очень. Я прошу вас.
Уговаривать пришлось долго. Но в конце концов Михаил не выдержал:
— Ладно, расскажу. Устал в себе держать. Только знайте — за то, что я вам сейчас скажу, меня и убить могут. А я устал молчать! Имею право, в конце концов… Сколько мне в жизни зла сделали, вся жизнь наперекосяк… А ради чего? Ради тайны, от которой, узнай кто, и всё у них перевернулось бы! В общем, мать моя влюблена была в этого… В Иннокентия. И незадолго до своей смерти он доверил ей выполнить очень важное поручение. И мать свято поклялась его исполнить. В Одессу она в детский дом ездила.
— В детский дом? — У Зины округлились глаза. — Вы хотите сказать — к ребенку?
— К ребенку, — вздохнул Михаил, — к его дочери. Только никто не знал, что у Иннокентия была дочь. Мать ее умерла при родах. Тоже из этих была, из сдвинутых… Ребенок в подземелье не выжил бы. Вот он и отдал дочку в дом малютки, специально отвез в Одессу. А матери моей поручил за ней смотреть.
Зина задумалась. Дочь Иннокентия. Сейчас девочка должна быть уже взрослой. Знала ли она, кто ее отец? Что с ней произошло? А если архивы хранятся у нее? Это было слишком серьезно! Вот оно, тайное место, где можно было спрятать все, что угодно. Дочь! Невероятная тайна!
— Она ведь выросла уже, — сказала Зина, словно размышляла вслух, — интересно, что с ней сталось…
— Да к ней и не подступиться теперь! — хмыкнул Михаил.
— Это как? — удивилась она.
— Да такой стала… В поклонниках все красные комиссары да московские шишки! Актриса она. Актрисой стала. Очень известной. Может, слыхали? Елена Закричная.
Конечно же Зина слышала это имя. Восходящая звезда музыкального театра, которая пела везде, где только можно, и за пределами родной оперетты тоже. Черноволосая женщина, бездна обаяния и чарующий голос! Она видела ее на сцене несколько раз.
— Этого не может быть! — воскликнула Зина.
— Может, — сказал Михаил. — А от кого, как вы думаете, она красоту и актерский талант унаследовала? Она, кстати, знает, чья она дочь. Мать моя с ней до сих пор общается. Но она это в тайне держит. Ну еще бы… Такое происхождение! И врагу не пожелаешь!
Зина покинула Маяки на следующее утро, переночевав в гостиной у Михаила — поздно было куда-то идти. Проговорили они полночи. Больше Михаил не рассказал ничего интересного. Только снова и снова говорил о своем израненном детстве, о боли, которую постоянно носил с собой…
Проходная театра совершенно не охранялась. На входе сидела лишь доброжелательная бабулька с клубком ниток для вязания. Бабулька вязала быстро-быстро, и клубок все время крутился.
— Простите… Я Елену Закричную ищу. Когда она в театре будет, можете подсказать? — спросила Зина.
— А зачем ищешь? — прищурилась бабулька.
— Я подруга ее родственницы из села, вот, письмо привезла. Очень просили лично в руки передать.
— А почему на квартиру ей не понесла?
— Так была у нее на квартире, сказали, что старый адрес, переехала она! Не живет больше по старому… — Это была ложь. Зине просто моментально пришло в голову, что актриса могла часто переезжать. А если нет — что ж, деревенская баба что-то напутала, только и всего.
— Да, верно, — закивала бабулька, подтверждая ее слова. — С этим своим как разошлась, так сразу и переехала!
— Как найти-то ее?
— А до середины декабря ты ее и не увидишь. Театр на гастроли уехал, месяцев на пять. Так что придется подождать.
— Вы мне хоть новый адрес ее подскажите! — взмолилась Зина.
Бабулька уперлась, но ненадолго. Купюра решила дело. Деньги буквально таяли, ускользая из рук. Но экономить больше не имело смысла. Зина должна была дойти до конца во что бы то ни стало, хотя и сама не понимала зачем.
Елена Закричная снимала комнату в коммунальной квартире на Екатерининской. И соседка подтвердила, что актриса уехала на длительные гастроли, поэтому комната заперта.
Из поликлиники Зину уволили с такой ужасной записью в трудовой книжке, что устроиться на приличную работу у нее больше не было никакой возможности. Но даже больше, чем это, ее волновало, что в квартиру вернется Дмитрий, ведь она жила там по-прежнему, больше ей некуда было идти. Однако на двери Дмитрия все так же висел замок.
Через несколько дней после визита к Елене Закричной раздался звонок в дверь. Как всегда, Зина была дома, пытаясь склеить разбитые чувства и сообразить, как ей жить дальше. Сделать это было сложнее всего. Перспектив не ожидалось никаких. Деньги улетали с катастрофической скоростью, и она с печалью ждала того момента, когда у нее не останется даже на хлеб. На пороге стоял Евгений. Зина провела его в свою комнату.
— Я пришел предложить тебе работу, — с порога сказал он.
— Ты шутишь? — засмеялась она. — У меня такая запись в трудовой, что никто больше не рискнет!
— В том месте рискнут, — мрачно ответил Евгений. — Собственно, там и будет лежать твоя трудовая книжка. А по совместительству ты будешь вести занятия на кафедре педиатрии в институте, и по новой твоей работе тоже.
— Я согласна! — воскликнула Зина.
— Подожди… Ты ведь не знаешь, куда я тебя приглашаю! — вдруг смутился Евгений. — Мне стыдно, но это единственное, что я могу сейчас тебе предложить… Может, как узнаешь, выгонишь меня со скандалом.
— Не выгоню, — улыбнулась она. — Я знаю, куда ты меня зовешь. Ты зовешь меня работать в морг.
— Ну да, откуда ты… — растерялся Евгений. — Детским патологоанатомом… И не только детским. Ты такое впечатление на моего знакомого произвела во время вскрытия Андрея, что он попросил предложить тебе работу. Им давно человек нужен. А никто не хочет идти. Ну у тебя и интуиция!
— Я пойду, — серьезно сказала Зина. — Я ничего уже не боюсь.
И тут же засмеялась, увидев удивленное лицо Евгения.
Глава 25
Время летело, как вихрь. Новая работа вдруг оказалась отдушиной, изгоняющей из головы дурные мысли. К тому же все эти месяцы огромный замок в комнате Дмитрия по-прежнему висел на двери.
Первые месяцы адаптации к условиям, которые выдержит редкая женщина, доказали Зине одну простую истину: в морге не страшно. Нет ничего страшнее живых людей.
А в конце ноября и начале декабря вся страна бурно обсуждала событие, которое отодвинуло на второй план и войну в Испании, и запрещение абортов. Все передовицы газет трубили исключительно об этом.
25 ноября — 5 декабря в Москве состоялся последний Съезд Советов, принявший новую Конституцию СССР. Высшим органом власти теперь становился Верховный Совет СССР. А новая Конституция стала очень серьезным событием, влияющим на все аспекты жизни страны.
5 марта 1936 года газета «Правда» опубликовала запись беседы Сталина с председателем американского газетного объединения Роем Говардом. Американский журналист удивился тому, как можно изменить положение в СССР, если на выборах по-прежнему будет выступать одна партия. Сталин ответил так: «Вас смущает, что на новых выборах у нас будет выступать только одна партия. Вы не видите, какая в этих условиях может быть избирательная борьба. Однако избирательные списки на выборах будет выставлять не только коммунистическая партия, а и всевозможные общественные организации. А таких у нас сотни. И я предвижу очень оживленную избирательную борьбу. Миллионы избирателей будут обсуждать кандидатов, отбрасывая негодных, вычеркивая их из списков, выдвигая лучших и выставляя их кандидатуры. Наша новая избирательная система подтянет все учреждения и организации, заставит их улучшить свою работу. Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти».
Так Сталин раскрыл суть конституционной реформы, когда ради мирной предвыборной борьбы с помощью альтернативных выборов происходила смена власти.
В новой Конституции экономической основой провозглашалась плановая социалистическая система хозяйства и социалистическая собственность на все орудия и средства производства, которая имела либо форму государственной собственности, либо форму собственности колхозов и отдельных кооперативных объединений.
Впервые в истории Конституция 1936 года предоставляла всем гражданам равные права — всеобщее избирательное право, право на труд и отдых, материальное обеспечение в старости и по болезни, право на медицинскую помощь, право на бесплатное образование.
Провозглашалась свобода совести, слова, печати, митингов и собраний, а также неприкосновенность личности и тайна переписки.