Святилище хотело общаться.
Все, как сказал Карл.
Унни почувствовала мое благодушное, мечтательное настроение и раскрыла навстречу объятия, словно любимая бабушка. Близость кургана тоже сыграла роль. Энергия мироздания бурно радовалась гармонии, так некстати воцарившейся в моей душе, и жаждала зазвать меня в гости.
Праховы ладони бессовестно горели золотом даже сквозь плотную ткань плаща. А еще нестерпимо жарили! Я вытащила их обратно и с шипением уперла в мраморные плиты ступеней, надеясь остудить. Раздались ошеломленные вскрики, пронзительный младенческий плач. Кто-то заорал: «Стража!» Детский голос над самым ухом восторженно ахнул: «Тетенька горит?!»
Святилище тянуло меня к себе, как, бывало, Снежок тянет Дахху на прогулку: дергает поводок, не слушая возражений; тащит, не боясь уронить хозяина, порыкивая, потявкивая, само нетерпение. Междумирье не хотело понимать, что мне в него нельзя.
– Унни, поганка! – выдохнула я, осознав, что энергия бытия наполняет каждую клеточку моего существа, еще мгновение – и я просто взорвусь.
Ее надо погасить.
Срочно погасить.
Слишком много, набежала со всех окрестностей! Убийственная щедрость!
По плану унни, ее горячее изъявление любви должно было помочь мне с перемещением в Святилище. Увы, но так не пойдет. Нет-нет-нет. Даже не просите. Иди на фиг, Святилище, неразумное ты чудовище!
Значит, два пути.
Либо я взрываюсь – сияние пальцев уже распространилось до локтей и ползло все выше и выше, по ходу дела окрашиваясь в янтарно-багряные, перезревшие тона. Либо я нахожу другой выход для скопившейся энергии.
– К Сайнору, – процедила я сквозь плотно сжатые от напряжения зубы.
Надеюсь, это делается именно так.
Руки вспыхнули алым цветом – и все пропало.
Телепортация не изменила моей изначальной позы. Толстый иджикаянский ковер, расстеленный посреди королевских покоев, прекрасно заглушал шаги посетителей – любых, будь то муштрованные горничные или укомплектованные тяжелой броней гвардейцы.
Выдержал ковер и мое приземление из ниоткуда.
Думаю, если бы не исторгнутый мной вопль, Его Величество вообще не заметил бы появление незнакомки в своей спальне.
А так – бодренько подпрыгнул на инкрустированном изумрудами кресле, эдаком внучатом племяннике трона, негодующе встал, чудом не запутавшись в многослойном парчовом одеянии, и устремил на меня пронзительный монарший взор.
Не будь я так испугана предыдущим актом собственной пьесы, умерла бы от страха.
Разозлить Сайнора… Это полный финиш.
Впрочем, Его Величество не стал гневаться. Он просто поднял руки к правому плечу и приготовился дважды хлопнуть в ладони. Я знала, что это такое. Охранный сигнал – Кадия рассказала.
Хлоп-хлоп от Сайнора – и вокруг меня тотчас материализуется переносная пыточная камера, а со всего дворца к нам галопом рванут стражи, маги, безымянные подхалимы и шестерка недобитых Ходящих. Ходящие наверняка объявятся сразу внутри предполагаемой клетки и с ходу меня придушат, если не придумают что-то пострашнее. В общем, не очень радужная перспектива.
Но король не успел позвать на помощь.
Унни сегодня была в ударе. Я была в ударе. Время ползло со скоростью улитки, раздобревшей на мясистых виноградных листьях, и обогнать его не стоило забот.
Моя ладонь, так и не погасшая до конца после телепортации (догадываюсь, что Прыжок в иную реальность должен был забрать больше унни, чем перемещение на сотню метров, – так у меня образовался излишек), сжалась в кулак и осуществила красивую тринапскую подачу снизу вверх. Только вместо плотного мячика в руке пряталась чистая энергия. Она, повинуясь прах знает какому шестому чувству, в полете превратилась в золотую сеть, мгновенно сковавшую короля сверху донизу, как погребальную статуэтку. Так изображают плакальщиц в далеких западных культах: одеревеневшие, с поднятыми в мольбе руками.
Изумленно моргнувший Сайнор пошатнулся, но – на мое счастье – устоял. Завались он плашмя на пол, никакой ковер бы не спас от гулкого удара. И никакая унни, никакие боги – от моей скорой казни.
– Ох ты ж ежик… – протянула я, поднялась с колен, отряхнулась и подошла к Его Величеству.
Там, замешкавшись, я сделала то, с чего планировала начать, сложись день по плану, – склонилась в земном поклоне и отчетливо проговорила в соответствии с принятыми нормами этикета – лебезя, насколько позволяет совесть, и не подымая глаз:
– Ваше Величество, я посланница хранителя Карланона, пришедшая вслед за его небесным ястребом, я прошу Вас выслушать меня. Имя мое – Тинави из Дома Страждущих, и, боюсь, если вы знаете обо мне, то лишь наихудшее. Умоляю, не судите сейчас меня, я – лишь сосуд для добрых вестей, летящих к вам от богов. С Вашего высокого позволения и благословения, при помощи хранителей наших Карланона и сиятельной Авены, я верну Вам сына, принца Лиссая. Я спасу его от нечисти, заполонившей некрополь, и доставлю Вам целым и невредимым, ибо на то воля и желание богов, чьим гласом сейчас я нижайше пришла к вам.
Я украдкой, исподлобья, глянула на Сайнора. Как и следовало ожидать, скованный золотой цепью, он не мог ничего, кроме как поблескивать белками глаз.
– Лиссай вернется к Вам, Ваше Величество, – повторила я.
Надеюсь, его проняло. Я поочередно щелкнула ногтями больших пальцев о подушечки всех остальных – и золотая цепь с легким шорохом растворилась.
Король даже не вздрогнул, освободившись от тугих пут, – как стоял, так и стоял, будто ему было зашибись как удобно все это время. Вот это выдержка! Я нервно сглотнула, исподволь следя за его ладонями: позовет охрану?
Сайнор с не меньшей опаской следил уже за моими руками.
– Боги хотят, чтобы принц Лиссай возвратился домой живой и здоровый, поэтому….
– Хватит, – прервал король. – Посмотрите на меня.
Я перевела взгляд на его безжалостные лазоревые глаза. Морщинки рунами разбегались до самых висков. Волосы были коротко стриженные, золотые. Корона с сапфиром туго перетягивала голову – интересно, она не вызывает мигреней?
– Вы ведь дружили с моим сыном, Тинави. А потом предали его и королевство, – как-то буднично укорил меня Сайнор, садясь обратно в кресло.
Я осталась стоять:
– Нет! Нет-нет. Боюсь, информация могла дойти до Вас в несколько искаженном свете, я никогда, ни в коем случае не…
– Пустое, Тинави. Значит, вы посланница Карланона. – Он бросил взгляд на гордого ястреба, все это время неподвижно сидевшего на подоконнике. Мое шоу птица переждала с колоссальным, воистину божественным спокойствием. – Какова цена?
– Что? – растерялась я.
Мне казалось, до этого пункта беседы мы дойдем еще нескоро, если вообще дойдем.
– Если бы у вас не было неких надежд, вы бы сразу пришли с Лиссаем, а не устраивали… это. – Сайнор едва заметно поморщился. – Так какова цена за спасение моего сына? Чего вы хотите, так безрассудно прикрываясь божественной волей?
Я покраснела. Прах. Я надеялась, Сайнор не допустит мысли о моей самодеятельности. Во всяком случае, так вот с ходу!
– Я бы хотела попросить об амнистии. О двух амнистиях. Для себя и для Полыни из Дома Внемлющих.
– Что ж. Хорошо.
Я заморгала. «Как это хорошо?!» – хотелось заорать мне. А где долгие дебаты? Уговоры? Мольбы и, может, угрозы? Где крики «Почему ваш куратор сам себе амнистию не попросит?!». Сайнор не спешил объяснить, с чего бы это он, король Лесного королевства, сегодня такой покладистый перед лицом зарвавшейся девчонки.
Я прокашлялась:
– Еще Полынь нужен мне в некрополе для спасения принца.
– Вот как? – Его Величество скучающе прикрыл глаза и начал массировать веки подушечками пальцев.
Мне стало как-то совсем не по себе.
– Да. Моих умений не хватит, несмотря на пособничество Карланона и Авены. Мне нужен именно Ходящий с полным комплектом запредельных способностей, чтобы миссия прошла как надо.
– Кажется, вы и сами неплохо Прыгаете, – пожал плечами Сайнор. – А таких золотых сетей я не встречал даже у Теневого департамента.
– Вся моя магия дарована мне пресветлым Карланоном и несет на себе отпечаток дарителя.
– Значит, вы умеете лечить, сражаться и защищаться. Это именно то, что пригодится вам в некрополе.
– Но я не могу и лечить и сражаться одновременно.
– Моя гвардия в вашем распоряжении. – Сайнор костяшками пальцев подпер подбородок.
– Прошу прощения, но, если вся ваша гвардия поляжет, Совет отнюдь не будет рад. А если под курганом погибнет тот, кого вы и так похоронили в тюрьме, – какая разница?
– Договорились.
И снова странно.
Его Величество сквозь зеркало посмотрел на настенные часы, идущие в обратном направлении:
– Меня уже ждут в Зале Совета. Я спущусь туда и соглашусь, чтобы двадцать восьмого июня в девять тридцать утра маги запломбировали все новые входы в курган. Ориентируйтесь на этот срок. Если к тому моменту Лиссай не будет дома – вы умрете.
– Либо я вернусь с принцем, либо меня убьет нечисть, – подтвердила я.
– Нет. – Сайнор отрицательно покачал головой. – Не только так. Если вдруг вы струсите, передумаете, решите сбежать со своим выпущенным из-под стражи куратором – вы все равно умрете. Мне даже не придется вас искать. Любой, кто без приглашения появляется в королевских покоях, попадает под проклятие. Неважно, как пришел чужак – в дверь, в окно или Прыжком. Через шестьдесят шесть часов вы перестанете дышать. Вы обрекли себя на это своей дерзостью. Шестьдесят шесть часов…. Я сам выбрал этот срок для проклятья. Говорят, всю среднестатическую человеческую жизнь можно уложить в него – вернее, все, что в ней достойно упоминания и сожаления.
Я окаменела.
Часы тикали. Ястреб застыл, буравя нас янтарным взглядом. Сайнор легонько улыбался.
Прах. Допрыгалась.
Король легонько пожал плечом:
– Если к тому моменту Лиссай будет у меня – я сниму проклятие. Кроме меня, этого не может никто. Можете спросить богов, конечно, – королевская бровь ехидно приподнялась (самую чуточку, тем ехиднее), – но я бы на вашем месте не тратил время зря. Конечно, сто тысяч золотых отменяются. Две амнистии вместо них – это даже слишком щедро.