На спине его вязаного свитерка была вышита надпись, достойная стать девизом всей моей жизни: «Всякое случается!»
Приют экстравертов
Людям доверяй, но колоду приноси свою.
Я наматывала по кухне волнительные круги. Они были сильно ограничены размером помещения. И мебелью. И вообще, взгляни кто на мою траекторию сверху – сказал бы, что это кляксы, а не круги. Жутко кривые, контуженные кляксы-дистрофики…
– Отправь Полыни записку, будь добр, – взмолилась я. – Я ж теперь не успокоюсь.
Дахху перестал резать лимоны к чаю и написал:
«Полынь, пожалуйста, загляните сейчас ко мне в гости, если свободны. Тинави хотела бы обсудить с вами санацию».
С ответом не замедлила прилететь черная глянцевая пташка Ловчего.
Белые буквы на ней гласили:
«Увы, я занят, господин Дахху. Передайте Тинави, что нехорошо читать чужую переписку».
«Тинави говорит, что нехорошо безропотно идти на заклание. Санация лишит вас теневых способностей».
«Уточните у Тинави: она решила сменить профиль и стать Мастером Очевидности? Если так, пусть предупредит: я не буду зря назначать ей новую встречу с Улиусом. Он, кстати, крайне расстроен сегодняшним инцидентом».
Следующая наша ташени была написана уже другим почерком. Быстрым, острым и хронически заваливающимся налево. Моим.
«Так, Полынь, а ну не переводи тему! Дуй сюда, дурачина, будем думать, как тебя спасать!»
Ответа не последовало. Хотя ждали мы долго.
Наверное, я переборщила с «дурачиной». Вечно со мной так – схожусь с кем-то близко и сразу теряю чувство такта. Будто меня в любом случае примут и поймут, такую распрекрасную. Что, увы, является скорее исключением, чем правилом – даже в самых теплых отношениях.
– Ты бы с ним повежливее. – Дахху как мои мысли прочитал. – Все-таки твой куратор, и вообще… Мужское достоинство, понимаешь?
– Но ведь надо что-то делать.
– А кто тебе сказал, что это твоя забота? – Дахху сел за стол, хитро сплел пальцы в заклятье, и лимонная долька с плеском шлепнулась в мою чашку. – Или что без тебя не разберутся?
Я замешкалась.
– Более того, – продолжал энциклопедист, подперев щеку рукой, – почему ты считаешь, что потеря запредельных умений – это трагедия?
– Потому что Полынь без татуировки – это не Полынь.
– А кто?
Я обрисовала рукой какую-то смутную, невнятную фигуру в воздухе. Пожала плечами. Как бы объяснить…
– Не факт, что твои суждения о том, что хорошо для господина Внемлющего, совпадают с его собственными суждениями, – укорил меня Дахху. – Возможно, ты зря рвешься в бой. К тому же далеко не все любят, когда о них пекутся. Многим от этого становится душно, как считаешь?
– Дахху, ты что, в лазаретный отдел Легких Мыслей устроился? Что за сеанс психотерапии? Ты еще свечу зажги и благовониями попшикай, – смутилась я и, скрестив руки, откинулась на спинку стула.
Друг сконфуженно улыбнулся, поправил выбившиеся из-под шапки волосы. Они от влажности завивались вопросительными знаками.
– Ладно, прах с ним, с Полынью! У меня еще одна тема для обсуждения есть, – решительно заявила я. И протянула Смеющемуся руку.
Он удивился.
– Будешь ее жать? – спросила я. – Или боишься вируса?
Дахху вздрогнул.
Я рассказала ему об утренней встрече с мастером Улиусом. Друг слушал меня очень внимательно. В отличие от Полыни, он не попрекнул меня ни единым словом, не закатил глаза, не стал выспрашивать на тему потенциальных галлюцинаций.
Потом Дахху задал несколько уточняющих вопросов, поднялся и со вздохом направился прочь из пещеры, на ходу слегка качая головой, будто самому себе не веря.
– Эй! – возмутилась я. – Ты куда? А прокомментировать?
– Ты все узнаешь, когда я вернусь. – Дахху благоразумно прихватил зонтик. – Обязательно дождись меня, ладно? Я приведу еще одного свидетеля заражения.
– О. Ну ладно. А твой уход не затянется? – Я напряглась.
Пепел его знает: Дахху все-таки жил с Карлом какое-то время, не дай небо поднабрался от того временной гигантомании!
– Мне нужно несколько часов, – прикинул Смеющийся и схватился за карман, совсем как гоблин Чичко. – Пещера в твоем распоряжении, не скучай, пожалуйста.
Я послушалась и не скучала, ох как не скучала, выпотрошив за это время все медицинские справочники, которые нашла у Дахху. Благо их оказалось много. То, что мне удалось выяснить о «санации», отнюдь не вдохновляло.
Полынь и впрямь собирались лишить Умений. Навсегда.
Я голову сломала, пытаясь понять, как такое технически возможно. Ведь магия Ходящих по сути похожа на Карлову, дружественную магию… Но разве можно вытравить благорасположение энергии унни? И вообще, если задуматься о Теневом департаменте – как у них работает колдовство?
Я не помню, чтобы Полынь пытался найти у себя в душе пресловутую гармонию перед тем, как Прыгнуть или Поблекнуть. Яростью он тоже не пылал – это чисто мой грешок.
Так каким образом татуировка Глазницы запускает «божественное» волшебство? И почему дает такой ограниченный список возможностей?
Я никогда не была сильна в теории магии, да и не планировала развиваться в этой сфере, но нескольких часов наедине с собой, под аккомпанемент грозы и волчьего храпа, хватило на широкий мысленный ассортимент.
…И почему же я раньше не сообразила, что Сайнор так просто не позволит бывшему Ходящему жить и процветать в его столице? Полынь – проблемный парень, такого в свиту не возьмешь. А Ходящий-без-поводка – опасно!
Не успела я окончательно добить себя страданиями на тему грядущего потрошения Внемлющего – в дверь постучались.
На пороге пещеры стояла Кадия во всей своей мокрой красе.
Грохнув перевязь с мечом на пол, стражница со скрежетом потянулась в форменных доспехах и радостно возопила:
– О, и ты тут?!
– Только я тут, – педантично уточнила я. – Дахху ушел.
– Ну дает! А сам меня в гости позвал. Говорит: общую вечеринку опять переносим, но ты приходи ко мне, пожалуйста, да волшебную рубаху из Рамблы возьми. Что, нас ждут пижамные посиделки?
И Кадия, не переставая беззаботно болтать, почапала на кухню. Прямо в сапогах. С одной стороны, ее можно понять – их пока расшнуруешь, состаришься. С другой – все равно свинство. Заколдованный веник непременно охнул бы, если б Дахху наделил его голосом. А так – просто кинулся размазывать грязь по полу, усугубляя и без того нечистую ситуацию.
– Кстати, душа моя! У тебя что, нервишки шалят? – весело спросила Кад.
– С чего ты взяла?
– Дахху на свою ташени прицепил вот это, – и подруга метнула мне через кухню несколько спресованных таблеток пустырника. – Я подумала, это тебе.
Пока я разглядывала успокоительное, Кадия по-свойски распахнула шкаф со сладостями, вытянула оттуда пакет печенья и с размаху плюхнулась на стул.
Подруга доверительно сообщила:
– А ко мне сейчас Полынь заходил.
Я не поверила своим ушам:
– Это по какому поводу?
– В смысле?! Я красивая, он разборчивый – этого мало?
Кадия насладилась произведенным эффектом и заржала, как конь.
– Шучу, конечно. Ловчий просил, чтобы я напомнила ему кое-что из придворного этикета. – Кадия аппетитно захрустела ржаными крекерами.
Вообще-то Дахху покупает их для Снежка, но я не стала говорить об этом стражнице. Ничего-ничего. Считай, она получила по заслугам. И за шуточки, и за то, что мокрые следы на полу выглядели ужасно. Я обмотала ретивый веник тряпкой, выуженной из-под раковины (дабы его усилия не были столь бесплодны), и села напротив Кад, положив подбородок на кулаки:
– Но зачем?
Кадия развела руками:
– Он идет на прием. После «урока» мы отправились покупать ему вечерний костюм.
– И куда же?
– В Сапфировый переулок. Там, конечно, в основном ателье, но Полынь напрочь отказался ждать, пока сошьют, – ему уже к вечеру надо приодеться. Так что пришлось довольствоваться магазинами готового платья.
– Да нет, куда он идет? На какой прием?
Кадия вдруг почувствовала неладное. Распрямила смятую упаковку крекеров, прочитала название и, скривившись, кинула их обратно в шкаф.
Потом подруга повернулась ко мне:
– Не знаю. А что?
– Да просто… – протянула я озадаченно.
Как-то странно, что в последний вечер перед санацией куратор не колдует до одурения и не ищет возможный выход. А вместо этого идет за покупками под ручку с моей блондинистой бестией. Нет, он всегда был шмоточником – чего только стоят эти вечные реверансы по поводу собственной хламиды: как бы не запачкать, как бы не помять, и неважно, что ты в эпицентре магической битвы! Но… Вечерний костюм? Этикет? Прием?
В дверь снова постучали.
Мои брови взметнулись вверх. Да елы-палы, с каких пор пещера Дахху столь популярна? Придется переписать входную табличку: превратить «убежище поэта» в «притон экстравертов».
Ворча, я прошаркала ко входу в слишком больших для меня тапках Смеющегося (они жуть какие уютные, овечьи, но только больше, чем надо, размеров эдак на пять).
– Здравствуйте! – расплылся в улыбке курьер за дверью. Серая мантия, широкополая шляпа, унылый ослик с пухлыми седельными сумками. Грустные глаза животинки зажглись алчным огнем, когда ослик узрел нежно-сиреневый вьюн, оплетающий крылечко Дахху.
– Добрый вечер! – улыбнулась я.
У юноши на груди была фирменная нашивка: острые готические буквы, складывающиеся в название «Вострушка».
– Примите-распишитесь! – Газетчик бодро подсунул мне какой-то сверток.
– Я не хозяйка. Ничего страшного?
– Страшнее вернуться к начальству, не отдав пакет! – поделился юнец. И доверительно добавил: – Убьют.
Такой судьбы для него я совсем не хотела! Я забрала свёрток, и освобожденный от ноши газетчик тотчас начал беспорядочную борьбу с осликом, который уже вцепился во вьюн. Бедное растение неумолимо гибло во чреве зверюги.