Оба глубокомысленно закивали. Я поскакала прочь.
Особняк Давьера слепо таращился на меня черными провалами окон.
Только в одном из них, выходящем на балкон, горел зеленоватый свет осомы. Если память мне не изменяет, за этим окном – танцевальная зала. Именно оттуда я однажды позорно вывалилась на террасу в обнимку с Мелисандром Кесом и парочкой невинных жертв.
Ха! Знал бы Мел, что я теперь стала невольным спецом по развалу Срединного государства! Если судьба сведет – расскажу ему про драконье яйцо. Уверена, он немедленно захочет его стащить вперед Дахху, где бы оно ни было.
Меж тем я подошла к воротам особняка.
Дом Давьера, некогда блестящий, набитый гостями и слугами, теперь был пугающе пуст. Кто-то – возможно, сам хозяин – уже сорвал с парадных дверей бархатную ленту «опломбировано», но это не отменяло пыльной тишины внутри.
– Эй, вы тут? – почему-то шепотом спросила я, оказавшись в прихожей. Мрак, щупальцами тянувшийся со всех сторон, обжигал загривок.
Почти на ощупь я двинулась к парадной лестнице. Вдруг нечто светящееся, зеленовато-сизое, желейной консистенции и низкой температуры врезалось в меня с правого бока.
– Вы бы смотрели, куда прете, дамочка! – взвизгнул призрак.
– Да это вы в меня врезались! – возмутилась я.
У привидения был широкий лоб и маленькие глаза. Тонкие губы ни секунды не пребывали в покое – все шевелились, складывались трубочкой, уточкой и растягивались в безмолвном крике. На голове – ночной колпак, тело скрыто длинной рубахой. Искорка в том месте, где у живых расположено сердце, еле мерцала – как и у всех привидений. Не искра, а так… Тень. Воспоминание.
– Вроде этот дом не настолько стар, чтобы тут водились призраки? – протянула я, разглядывая собеседника. – Что же вы тут делаете?
– Что хочу, то и делаю! Не затем я на этом свете оставался, чтобы какие-то девицы мне допросы устраивали!
– А зачем вы оставались?
– А не твое Ловчее дело! Я шолоховец, между прочим! – Призрак завихрился спиралькой и взмыл под потолок.
Тут с лестницы бусинкой скатилась Андрис Йоукли. В руке она несла деревянный фонарь. Ищейка засунула два пальца в рот и пронзительно свистнула – как собаке. Призрак, вздрогнув всей своей мерцающей сущностью, свернулся тугим винтом и послушно поплыл к девушке.
– Йоу, он со мной, – пояснила Андрис. – Привет, Тинави. Все оки-доки? Ты опоздала.
– Да тилирийцы бастуют… – Я удивленно наблюдала за тем, как привидение повисло за левым плечом Ищейки и тихо, навязчиво что-то бубнит ей в ухо, то и дело зыркая на меня.
Андрис от него отмахнулась. Будь призрак телесным, получил бы от нее по лбу. Ищейка укорила туманного старика:
– Господин Иладриль, я разрешила вам следовать за мной только при условии вашего примерного поведения!
– Ну ведь вам интересно-о-о…. – заканючил Иладриль и еще жарче зашептал.
Андрис сокрушенно покачала головой, достала из кармана кожаных штанов маленькую бронзовую табакерку и, буркнув заклинание, резко ее распахнула. А потом не менее звонко защелкнула крышечку – уже после того, как Иладриля вместе с его колпаком всосало внутрь.
– С этими призраками проблем не оберешься! – посетовала Андрис и поманила меня наверх. – Пойдем. Все уже собрались.
– И как там? – с опаской поинтересовалась я.
Йоукли поймала мой взгляд и усмехнулась:
– Ты специально так опоздала, да? Не хотела при этом дурдоме присутствовать? Лично я пока воздержусь от оценки. Сижу, слушаю. – Она пожала плечами.
– А почему ты пришла с призраком?
Ищейка сокрушенно покачала головой:
– Не могу от него избавиться. Он в одном деле свидетелем проходит. Его соседа-тернассца загрызли муравьи… Черная магия, видимо. Жуткая история. Когда Иладриля попросили о содействии властям, он так обрадовался, что сам умер – от разрыва сердца. Но тяга к «консультированию органов» была в нем столь сильна, что он стал привидением. Теперь летает за мной везде – я ему как бы понравилась. Только и передыха, когда его в табакерку прячу. Но потом он начинает бушевать. Приходится выпускать.
– Вот это да, – покачала головой я, пока мы брели по второму этажу.
С обитых темным атласом стен на нас смотрели суровые портреты неких дворян. Приглядевшись, я вдруг поняла, что все они до пепла похожи на хранителей.
– А что он тебе шептал?
– О… – Андрис прикусила пухленькую нижнюю губу. – Иладриль при жизни был менталистом. Людей читал: по лицам, жестам, мимике, всему и сразу. А теперь никак не заткнется, так и норовит вывалить мне правду об окружающих.
– И что он про меня сказал?
– Мерзости преимущественно. – Андрис дружески шлепнула меня по плечу. Мое лицо вытянулось. – Он про всех пакости говорит, не волнуйся. Сегодня хотя бы шепотом это делать научился. Вчера-то вслух вещал, от всей широкой души. Чтоб «изучаемый» обязательно слышал.
Я цокнула языком:
– Неприятно.
– Очень. Особенно когда Иладриль начинал анализировать отношения между людьми. Критиковал он очень жестко, правду-матку резал. Поди теперь поживи с такими откровениями… – И обычно светлая, медово-янтарная Андрис Йоукли помрачнела.
Она была так очевидно расстроена, что я не смогла удержать поводья своего внутреннего утешителя.
– Знаешь, Андрис, – осторожно сказала я, – думаю, любая критика – это в первую очередь боль самого критика. Люди часто делают другим плохо только оттого, что им самим плохо. И такие «обезболивающие» нападки обычно имеют мало общего с реальностью. Их полезно учитывать – но не обязательно верить в них.
Андрис вдруг резко остановилась и направила свет фонаря мне в лицо:
– Тебя Полынь подговорил к этим словам, да?
– Что? О нет. Конечно, нет. – Я оторопела.
Андрис сощурилась… Потом, махнув рукой, невнятно извинилась и резким движением распахнула дверь в большую залу, подсвеченную зеленым светом осомы.
Обстановка внутри, надо сказать, была интригующей.
Кадия сидела верхом на стуле. Она не спускала застывшего взгляда с Анте Давьера. Длинные холеные пальцы Мчащейся назойливо барабанили по деревянной спинке.
Анте устроился в другом конце зала, в низком кресле, смирный и смурной, как храмовый хорист слишком ранним воскресным утром. Думаю, большую роль в его плохом настроении сыграл тот факт, что маньяк снова был облачен в женскую рамбловскую ночнушку, а вокруг него на полу полыхал огненный контур. Такие используют, чтобы сдержать в кругу призванных духов, но и против человека помогает. Попробуешь пересечь границу изнутри – и все, привет, теперь ты головешка.
За спиной у маньяка тенью стоял Полынь. Руки куратора застыли в поддерживающем магическом жесте: ладони собраны горстями и накрывают правая левую. Значит, контур – его авторства.
При этом смотрел Полынь на Дахху. Тот, в съехавшей набекрень шапке, взволнованно писал что-то на огромной грифельной доске. Мелок в руках Смеющегося крошился и отвратительно скрипел, доска – на колесиках – то и дело уезжала вбок, и тогда Дахху крепко хватал ее за раму и рывком возвращал на место, что-то увлеченно тараторя. Строчки разбегались, оглушенные его энтузиазмом, и то взлетали высоко вверх, то обреченно заваливались вниз. Волны текста затопляли доску, неуправляемые, как Нейрис в сезон половодья.
Дахху один создавал весь тот странный, академическо-научный шумовой фон, который наполнял пространство залы. Остальные помалкивали.
– Хей-хей! – Я приветственно кашлянула. – Как ваши успехи?
Все, кроме Дахху, дружно повернулись в мою сторону. Удивительно, но самым теплым оказался взгляд маньяка. Полынь нарочито медленно открыл висящие у него на груди часы и поднес к носу близко-близко, будто бы подслеповато щурясь. По губам Кадии я прочитала: «Какого грека?!»
Зато Дахху был доволен.
– Великолепно! – Друг костяшками пальцев рьяно почесал нос. – Процесс идет. Я решил провести квадрант-анализ Пустоты. Сведений у нас немного, конечно, но…
Смеющийся начал хаотично и взбудораженно скользить мелком по доске, обводя одни слова и подчеркивая другие. Я тяжело сглотнула. Небо голубое! Только не квадрант-анализ – боль нашей юности!
Кадия глянула на прыгающего с мелком друга и покачала головой – почти с нежностью, успех:
– Буду милосердной и избавлю тебя от квадранта. Идея такова. О вашей загадочной Пустоте мы знаем шесть вещей – и все дарованы нам ушлепком, – зырк в сторону Анте.
Дахху обнял доску двумя руками и подтащил ко мне поближе, чтобы было лучше видно.
– Мы вот это знаем. – Он ткнул пальцем в скромный перечень.
Я зачитала вслух:
– «Первое. Пустота пришла извне, она агрессивна и зла. Второе. Пустота селится внутри людей, она похожа на болезнь, но при этом является живым существом. Третье. Пустота в человеке размножается, потом передается дальше. Четвертое. Заражение происходит через физическое касание. Пятое. Анте видел эксперимент по изучению Пустоты, но тот оборвался внезапно, когда исследователь потерял к нему интерес (не знаем почему – выяснить). Шестое. Согласно «чуйке» Анте, Пустота действует в Шолохе по своему почину, а не является оружием в руках другой сущности…» Ну… Негусто, но все же!
Полынь из своего угла цокнул языком:
– Зато другой столбик поражает размерами – перечень наших вопросов.
Дахху указал мне на левую часть доски. И впрямь. Я уже не стала читать вслух, просто пробежала десятки строчек глазами. В чем цель Пустоты? Что происходит с зараженными? На сколько частей она делится внутри человека? Как ее остановить? И так далее.
Нижнюю строку столбца я обиженно прочла вслух:
– «Существует ли Пустота на самом деле или наши источники лгут о ней?» Серьезно?
Полынь деликатно кашлянул и принялся объяснять. Видимо, это он был автором вопроса. Сначала Ловчий говорил, как бы извиняясь, но потом его голос окреп, а интонации снова начали напоминать о допросной комнате.
– Дело в том, что нам, – он обвел рукой себя, Андрис и Кадию, – сложно принять ваши слова на веру. Лично я не вижу никакой Пустоты. Никогда о ней не слышал. Вы сами не можете объяснить, чем именно она плоха. При этом доверия к одному источнику… – Ловчий кивнул в сторону Давьера, – у меня нет. Другой источник – ты. А ты эмоционально нестабильна…