Тот неопределенно пожал плечами, зачарованно наблюдая за тем, как искра хранителя реагирует на учиненный Ищейкой допрос.
– Так, все! – Я энергично хлопнула ладонями по коленкам. – Мне кажется, конкурс тяни-толкай, явленный нам в господине Анте, убедительно доказывает, что искра таки имеет влияние на Пустоту. Ну и отлично. Запускаем бокки.
Дахху сложил пальцы, прошептал заклинание.
Анте меж тем усмехнулся:
– А знаете, мне даже понравилось. Когда-то, помнится, еще до прихода в Шолох, я любил, бывало, тратить деньги на психоаналитиков… Жаль, что они тогда не видели воочию реакции моей искры на их слова. Так добираться до нутра куда увлекательнее и четче. Кхм-кхм. Итак, бокки?..
– Сейчас будут, им нужно время! – заволновался Дахху.
И впрямь – несколько минут спустя почти прозрачные на дневном свете бокки-с-фонарями туманом проскользнули сквозь заросли фейкиного борщевика. Дахху что-то провыл на стародольном, и бокки, как всегда, без единого слова, скользнули Анте Давьеру в ноздрю, один за другим.
– Йохан Штраус! – Маньяк охнул от неожиданности.
И тотчас заинтересованно опустил подбородок к груди – хотел увидеть, что будет дальше.
А дальше все было так.
Бокки летучими мышами скользили по прозрачному – благодаря заклятью – телу Анте. Следуя указаниям Дахху, они осторожно подбирались к Пустоте.
Мы смотрели за ними, как за рыбками в аквариуме.
– Анте, а если она вас убьет? – вдруг жалобно спросил Дахху то же самое, что и я вчера на балконе.
Я ожидала агрессивного повтора «ну и плевать», но маньяк вместо этого тихо, натужно объяснил:
– Если так, есть шанс, что она умрет вместе со мной. «Нельзя убивать богов» – один из двух постулатов Отца. Расплата – твоя собственная смерть. Правда, не факт, что я все еще считаюсь богом… Ах, черт, больно как! – Он хрипло вскрикнул и умолк.
Три неравномерных, разноразмерных искры подобрались к Пустоте. Но она ловко расплывалась, как масло на воде, не давала зажать себя в тиски.
– Ну, ловите же ее! – Андрис азартно подалась вперед.
– Пожалуйста, не подведите… – пробормотал Дахху.
Зрачки Анте внезапно расширились. Кадык дернулся.
Пустота, продолжая уворачиваться, начала потихоньку пульсировать. Очень плохой знак!
Может, искра не была прямой угрозой для Пустоты – как и обещал хранитель. Но когда несколько искр начали давить на кляксу, клякса врубила режим тревоги. И имевшихся искр не хватало, чтоб ее прижать, – слишком скользкая, тварь, ужом выворачивается.
– Анте! – ахнул Смеющийся, увидев вибрацию.
Маньяк криво ухмыльнулся.
Удар Пустоты. Так. Новый удар, жестче.
У нас осталось несколько секунд.
Что делать?
Еще одного бокки позвать не успеем…
И, значит, сейчас Давьера высосут, как высосали вчера вечером Кару. О нем все забудут, и, казалось бы – велика потеря, какой-то маньяк, но…
«Ну уж нет!» – подумала я, срывая с ремня Андрис Йоукли бронзовую табакерку.
Говорят, адреналин в крови несказанно увеличивает скорость нашей реакции – во много, много раз. Охотно верю. Иначе как объяснить, что я за считаные мгновения успела вытряхнуть из табакерки ошарашенный призрак Иладриля в ночном колпаке, рявкнуть ему: «Нападай на кляксу!» и вдобавок придать ускорения хорошо выверенным пинком от унни?..
Судя по всему, Иладриль при жизни был понятливым малым. Потому что он не стал, как это бывает у стариков, зависать передо мной, бесконечно трясти головой и переспрашивать: «Что? Нападать? Зачем? А это законно?»
Вместо этого призрак со своей едва полыхающей – но все же наличествующей – тенью искры ввалился в прозрачное тело Давьера, как иной пьянчужка вваливается в пятый за вечер бар.
И заткнул собой ту щель между трех других искр, сквозь которую пыталась вылиться пульсирующая Пустота… И тотчас «наши» преуспели: как четыре охотничьих собаки (Иладриль на роли щенка), они сжали Пустоту, не давая ей обратить Анте в подобие древнеиджикаянской мумии.
Искры давили до тех пор, пока Пустота не лопнула.
Вместе с ней лопнула, как перетянутая струна, и нить-пуповина. А «пришлые» искры, столкнувшиеся, будто мячики для тринапа, разлетелись по сторонам; невольными птичками упорхнули куда-то за пределы лекарского круга и, соответственно, нашей видимости.
Привет тебе, не всегда понятная физика ворожбы!
Анте Давьер, все это время сидевший с лицом соляной статуи, выдохнул и как-то обмяк.
Чист!
– Получилось! – первым очухался Дахху, вскакивая на ноги.
– Ура-а-а! – поддержала его я. – Мы знаем, как лечить Пустоту!
Мы с другом, как бешеные кочевники, пустились в пляс, обнимаясь и хохоча.
Андрис Йоукли усмехнулась, глядя на это вдохновляющее зрелище:
– Пойду искать наших героев антипустотной битвы. И куда их только унесло… Иладри-и-и-ль! Бо-о-ок-ки! – и девушка скрылась в зарослях борщевика.
Анте Давьер лишь, как сидел, так и завалился на спину.
– Что, нравится жить все-таки? Даже без магии? – подтрунила я.
Он не ответил.
Побелевшее лицо хранителя было устремлено по направлению к высокому, бесконечно высокому синему небу.
Нулевой пациент
Если факты противоречат моей теории, то я сочувствую фактам.
После эксперимента мы разошлись.
Дахху с маньяком отправились к нашему «донору», чтобы опять просветить аспирантку и посмотреть, что случилось с ее Пустотой и нитями после «выздоровления» Анте.
Йоукли вернулась в Иноземное ведомство – ее обеденный перерыв подошел к концу.
– Значит, Полынь не помнит про Кару, а я помню? – уточнила Ищейка на прощанье.
– Ага, – кивнула я.
– Класс! – Андрис тряхнула головой, и ее коротенький хвостик весело подпрыгнул на макушке.
«Маленькие победы обиженной девушки, – прыснула про себя я. – Чем не утешение! Помимо форели для «лекаря», конечно…»
У меня же была своя миссия. Я надиктовала Дахху кое-какую ташени, а потом пошла домой – взять Мараха. Во-первых, филин наверняка скучал в одиночестве (молчаливые кормежки от Анхелы, моей кухарки, не в счет). Во-вторых, мне нужно было быть на связи. А Карлова магия, несмотря на все свои плюсы, не избавила меня от необходимости упрашивать, уговаривать и поглаживать моего перистого почтальона, коли я хочу отправить кому-то письмецо.
Я открыла витую садовую калитку и пошла по гравийной дорожке к коттеджу. Там, вдали, за душистой стеной из сирени, за лужайкой, поросшей жасмином, за пиниями-двойняшками, на моем высоком крыльце перетаптывались двое. Две темные фигуры в балахонах, столь неестественные на дневном свету.
Я замерла. Все предыдущие разы, когда на моем участке оказывались незваные гости в плащах с капюшонами – будь то бокки или Ходящие – заканчивались плохо.
Я медленно, крадучись, полезла сквозь кусты к крыльцу. Чужаки не разговаривали, зато активно жестикулировали. Так, будто колдовали. Или общались на языке глухонемых.
«Кто это и что они здесь делают, прах побери?» – пробормотала я. Будто в ответ на мои слова один из чужаков патетично воздел руки к небу. Широкие рукава скользнули вниз, обнажая локти, и я увидела, что кожа «балахона» покрыта зеленоватой рыбьей чешуей.
– Ол`эн?! – ахнула я, с треском вываливаясь из кустов прямо на парочку белых кроликов. Пока кролики сматывались, на прощанье отдубасив меня задними лапами за то, что я испортила им романтический момент, «балахон» снял капюшон и помахал мне. Это действительно был Ол`эн Шлэйла, как всегда, безмолвный.
Тотчас вторая фигура – рослая, почти двухметровая – чуть ли не кубарем скатилась с крыльца.
– Тинави, так тебя растак! Ты же весь сюрприз испортила! – вознегодовал Мелисандр Кес. Он жестом фокусника сорвал с себя плащ и остался в куда более привычных ему кожаных штанах и льняной рубахе.
– Откуда… Откуда вы взялись?! – ошарашенно спросила я, поднимаясь с газона.
– Прямо сейчас – из карнавальной лавки. Я запланировал нам эффектную встречу с театральным настроением и неожиданным снятием масок. Очень жаль, что ты, моя маленькая Ловчая, где-то бродишь вместо того, чтобы сидеть дома, – и тем самым губишь любые сценарии на корню. Ну да ладно уж, непредсказуемые девушки по-своему очаровательны, – хмыкнул Мел и, обняв меня, костяшками пальцев с силой повозил по моей макушке. Это предполагалось милым взъерошиванием волос, но по факту напоминало снятие скальпа.
Рыбьеголовый лишь моргнул пару раз огромными, слегка затуманенными глазами. Потом приветственно приложил руку ко лбу и поскорее накинул капюшон обратно.
– Но что вы делаете в Шолохе? Ол`эн, особенно ты? – Я продолжала недоумевать, отпирая дверь и пропуская этих двоих в гостиную.
Ол`эн Шлэйла начертал на маленькой табличке, которую вытащил из широкого рукава балахона:
«Твой друг вернулся за мной. Я буду жить в Шолохе».
Я показала ему большие пальцы, искренне обрадовавшись.
И лукаво подмигнула:
– Что, Ол`эн, мир уже не падет? Раз ты рискнул покинуть Рамблу?
Уголки рта у рыбьеголового опустились… Он обреченно затряс головой и печально умостился в моем каминном кресле – таком же сером и грустном, как и сам тихий лодочник.
– Рискнул! Покинуть! – прервал нас Мелисандр, и его зубы сверкнули жемчугом на фоне загорелого лица. – Да кто его спрашивал! Я вытащил беднягу из такой же, как была у меня, клетки со скатами. Поди не покинь селедочное царство после этого!
– Когда ты же успел за ним вернуться? – поразилась я. – И как?
Мел рухнул на диван и по-свойски улегся, закинув ноги на подколотник и сцепив руки замком на затылке. Глаза его неистово сверкали – господин Кес казался каким-то полубогом с этими белыми кубиками удачи, прыгающими в глубине зрачка. Если бы кто-то попросил меня назвать самого блистательного из моих знакомых, сейчас бы я назвала его… Он был как заряженный магический артефакт. Мне на секунду даже стало грустно от того, что я не пошла с Мелисандром на квест: вдруг бы сейчас тоже так пылала страстью и энергией?