– Спасибо, что сообщили. – Госпожа Пляшущая продолжала рассеянно штамповать документы на столе. Иногда она отвлекалась на то, чтобы вспороть ножом какую-нибудь ташени – бумажные птички то и дело влетали в звездчатое окно за спиной ведьмы.
– И что теперь? – спросила я. – Надо вылечить людей? И остановить распространение, верно? Мы можем напечатать материал об этом в «Вострушке», но чтобы горожане восприняли все серьезно, нужен комментарий Башни Магов… А то скажут – очередной журналистский бред.
Эрика пожевала тонкими губами, подкрашенными кнасской помадой. Взяла в руки писчее перо и начала крутить его так и эдак, как будто это перо и было моим вопросом и она старательно обозревала его со всех сторон, прежде чем вынести вердикт.
Вдруг дверь кабинета открылась. В помещение впрыгнул молоденький эльф – ростом чуть выше меня.
– Госпожа Эрика, еще две жертвы! – отрапортовал эльф.
Мелодичный голосок чародея мог поспорить с ловцами ветра, а серое одеяние – эдакий саван – прекрасно вписывалось в обстановку кабинета.
– В Пятиречье нашли трупы одиноких путников. Изъедены целиком, до костей. Снова будто муравьи погрызли.
– Рузенблашхен! – Госпожа Эрика задохнулась от возмущения и усердно замигала глазами на меня. – У меня прием, ты что, не видишь?
Эльф захлопнул зубастую пасть (тридцать два зуба – почти человечьи, но чуть заостренные) и перевел на меня испуганный взгляд. Я, сидевшая вполоборота, дружелюбно ему помахала. Обожаю эльфов.
– Ой, – сказал Рузенблашхен. – Ой. Извините. Два трупа, госпожа, еще два трупа…
И он попятился из кабинета, на пороге задев каскад колокольчиков высокой прической (сплошь шпильки и мука – для «благородного» белого цвета. Ох уж эта эльфийская мода).
– Что за трупы? – заволновалась я. – Сколько же их всего, если на «еще два» вы даже не среагировали? И почему муравьи?
Эрика вздохнула и наманикюренным коготком подцепила новую стопку бумаг в углу стола.
– Спасибо за предупреждение о Пустоте, госпожа Тинави. – Мой вопрос про трупы она проигнорировала. – Мы учтем информацию. Но, как я поняла с ваших слов, это именно болезнь. Значит, обращайтесь в Лазарет.
– Да нет, это не болезнь – это существо! Я неправильно выразилась. Это отдельное существо, опасное, злое, иномир… иноземное! – поспешила разъяснить я.
– Тогда приведите мне это существо. Отдельно от жертвы. Мы изучим его и примем меры. – Эрика облокотилась о стол и снова склонилась над документами, ясно давая понять, что она погружена в чтение, а наша встреча окончена. – Спешки нет, я так понимаю.
Я поколебалась еще с минуту, не зная, как лучше действовать. Устроить истерику, что ли? Нет, боюсь, тогда меня просто выведут отсюда под белы ручки…
Ну ладно, Пустота. Мы сами с тобой разберемся.
Какая-то мысль свербела в голове. Что-то мелькнуло в словах Эрики – что-то важное – что я никак не могла ухватить.
Я вышла обратно в «кишку» Башни Магов.
Сходство с вышеупомянутым органом коридору придавало то, что вся башня внутри была выкрашена в кирпично-красные цвета, а стены мягко закруглялись в пол и потолок, избегая каких-либо углов. Двери в кабинеты были овальные. Ну и Воздушная Шахта, конечно, – тоже круглая при взгляде сверху.
По дороге вниз, в одной из зон отдыха для магов, возле узкого овального окошка «кишки» я заприметила эльфа-чародея. Из длинной узкой трубочки, воткнутой в резной мундштук, он выпускал нежно-перламутровые мыльные пузыри.
– Курим на работе, а, Рузенблашхен? – подмигнула я.
Эльф вздрогнул. Его черные глаза – один сплошной зрачок, ни радужной оболочки, ни белого яблока – округлились:
– Но я же в окно!
Я кивнула:
– И вообще, это всего лишь вода с мылом, понимаю и одобряю. Скажи мне вот что, Рузенблашхен. С учетом этих двух новых трупов у нас всего сколько – пятнадцать? Шестнадцать?
– Да нет, тринадцать пока… – вздохнул эльф и выпустил пузырь такого размера, что тот еле пролез в раму.
– Тринадцать, – удовлетворенно отметила я. – И что, всех как будто муравьи загрызли?
Рузенблашхен перестал курить и поспешно засунул мыльную трубку в накладной карман льняного балахона.
Другой рукой прижал к себе папку с рабочими документами – с нее на меня пялилась, мерцая семью остроконечными лучами, символическая ведомственная звезда. Эльф свел брови к переносице:
– Не имею права обсуждать с незнакомками! – и он пошуровал прочь по коридору.
– Это реальные муравьи, Рузенблашхен? Или все-таки просто чары? – обреченно крикнула я вслед ему.
Чародей не ответил.
Я поежилась. Все чаще мелькавшие контекстом насекомые пугали. Ведь настолько же, насколько я не любила муравьев, их любил Зверь…
Пока я наматывала круги вниз, силясь выбраться из магической «кишки», ко мне прилетела знакомая ярко-алая ташени.
«ВОЕННОЕ ВЕДОМСТВО, АЛЛЕЯ. ПУСТОТЕ ПРИДЕТ КОНЕЦ! ЖДЕМ», – гласила записка.
Вот почему, интересно, Дахху так многословен в абсолютно неинтересных случаях и так сдержан – в моменты истины?..
Анте и Дахху сидели на каменной скамье в тенистой аллее Полуденного Ситца, которая по правому фронту огибала комплекс Военного ведомства.
На аллее расслабленно фланировала публика всех сортов – вечер был погожий, и большая часть Шолоха уже вывалила на променад – любимый вид столичного отдыха. Солнце еще не скрылось, но на город уже выползал туман. В его золотой дымке фигуры горожан казались размытыми акварельками, не до конца овеществленной фантазией творца. Тополи и платаны над ними низко склонялись друг к другу, аркой венчая аллею. Над песчаной дорожкой крутилась пыль, поднятая шагами гуляющих.
– Ну как? – нетерпеливо спросила я, подходя к Дахху и Анте.
– Изумительно! – ответил Дахху. – Мы знаем, как уничтожить Пустоту одним махом!
Друг отлепился от скамьи и взволнованно заходил туда-сюда:
– Проведя несколько опытов, мы убедились, что черные кляксы не просто связаны друг с другом посредством нитей-пуповин. По сути, Пустота оказалась единым существом. Мы сказали, что она распространяется как пирамида, помнишь? Растет из единой точки вниз и вширь. И каждый зараженный связан с тем, кто его заразил, и с тем, кого заражает он сам. По сути своей, подобный механизм неуловимо напоминает финансовые пирамиды, которыми в прошлом веке баловались аферисты Кнассии…
– Так. Хорошо! – я подбодрила Дахху.
Друг набрал в грудь побольше воздуха, чтобы разразиться очередным объяснением, но маньяк Анте прервал его:
– In brevi, разрушаешь верхний уровень – и нижний распадается сам по себе. На практике это выглядит так: лечишь заразившего – выздоравливают зараженные.
Осознав эту емкую сентенцию, я подпрыгнула:
– Но ведь это все меняет! Значит, нам всего-то и надо, что найти нулевого пациента?
– Да, – кивнул Анте. – Но это не так просто.
– Вообще-то очень просто, – возразила я.
Маленькие веселые феечки, заменяющие мне мозговые извилины, тихонько шебуршились в черепной коробке. Что-то они нашептывали. Что-то они там сообразили. Надо только прислушаться…
«Иномирное существо». «Болезнь». «Видимо, пролезла через Междумирье, пока дверь была открыта». «Приведите мне это существо. Отдельно от жертвы» – но как, если ее не бывает вне жертвы?
«Да это же ЭЛЕМЕНТАРНО!» – хотела заорать я, но вместо этого заорал Дахху. И совсем другую фразу.
– Что с ним?! – крикнул друг, глядя куда-то вдаль. В тридцати метрах от нас некий прохожий – фетровая шляпа, бархатная мантия, тросточка в руке – вдруг затрясся и упал как подкошенный.
Гулявшие тотчас плотно обступили его, будто сигнала ждали. Мы ящерками проскользнули между их охающими рядами и оказались на пустом пространстве в центре толкучки. Труп седовласого мужчины – сухое, скукожившееся тело без кровинки – не оставлял сомнений.
Такой же труп, как у Кары.
Привет, Пустота.
– Как это случилось? – пробормотала я, а толпа так же внезапно, как появилась, начала рассасываться… Ибо стоило кому-то хоть на долю секунды отвести взгляд от мертвеца – и человек забывал о только что увиденной смерти.
– Черт, – сказал Анте Давьер. – Черт! – повторил он с чувством. – Я бы счел это признаком того, что мы спугнули Пустоту экспериментами.
– В смысле?
– Возможно, она сворачивается. Бежит из Шолоха.
– И что, по ходу дела убивает людей? – в ужасе просипел Дахху, который все это время стоял не моргая – боялся забыть о трупе.
– Да. Вытягивает всех своих «деток» обратно к мамочке, чтобы сбежать единым фронтом. Начинает с нижних рядов, то есть последних заболевших. Не факт, конечно, – но похоже на практику пирамид.
– ЧТО?! – взревела я. Сердце пугало своей колотьбой.
Где-то вдалеке мне послышались еще крики взволнованной толпы, обнаружившей – ненадолго – новый труп…
Нельзя ждать ни минуты.
Я одной рукой схватила Дахху, другой – Анте Давьера. Не успели оба удивленно поинтересоваться, что происходит, как руки мои начали наливаться опасно-оранжевым светом – как разгорающийся в ночи вулкан…
Анте изменился в лице:
– Тинави, только не говорите, что вы собираетесь Прыгнуть! Вы же новичок! Нас может расщепить!
– А может и не расщепить, – сказала я. – Унни! К Лиссаю!
– Почему бы и нет? – сказала унни.
– Это не подхо… – заорал Анте, но не успел завершить свою фразу.
Мир – этот полный страха, и смерти, и ужаса, и одновременно – жизни, света, побед, любви, – в общем, весь этот грешный мир – исчез.
Мы втроем – к счастью, не расщепленные – с грохотом обвалились на холодный пол Лазарета.
Больница уже перешла на режим ночного освещения. Потолочные магические сферы отключились. Горели лишь небольшие розовые шарики, каждый размером с кулак, щедро рассыпанные вдоль коридора, прямо по полу. Они всегда напоминали мне ядовитые болотные поганки: те так же тихо мерцают и переливаются в ночной мгле, даря сомнительное ощущение покоя.