Потом с треском почесала макушку, развалилась прямо на полу звездой и, кажется, начала сосредоточенно думать над тем, как ей отпроситься у Груби Драби Финна на несколько суток.
Я встала и отошла к фортепиано в углу комнаты. Грустно потыкала ноту «ля» раз семь подряд. Мелисандр выяснил, где в моем доме «удобства», и тоже учапал.
Дахху возложил яйцо на очередную – прах его побери! – подушечку, водрузил ее перед камином («Любуйся, малыш…») и подошел ко мне. Волосы, торчащие из-под шапки, как-то грустно облепляли лицо Смеющегося. Будто пес виновато поджимает хвост.
Друг тихо сказал:
– Тинави, я вижу, что тебе это кажется не самым оптимальным решением, но купол обязательно надо открыть.
– Без проблем. Но почему ТЫ так за это ратуешь? – Я подняла взгляд. В глубине зрачков Дахху скакали какие-то странные белые отблески, будто скелетики пляшут.
– Просто знаю, что надо. – Смеющийся отвел глаза.
– Нет, не надо! – вдруг раздался яростный крик от окна.
Не успел кто-либо из нас сообразить, что происходит, как в гостиную впрыгнул Анте Давьер – прямо с улицы, через им же самим открытое прежде окно.
Маньяк метнулся к драконьему яйцу.
Кадия зарычала и, мгновенно подобравшись, бросилась ему наперерез. Из лежачей позы далеко не ускачешь, но стражница была верткой, как кошка. И много лет играла в тринап. А потому успешно пролетела разделяющее их с Давьером расстояние. Кад схватила Давьера за колени, будто помолиться решила, и они оба, как подрезанные, рухнули на пол.
Анте бесцеремонно пнул бывшую возлюбленную, пытаясь стряхнуть с себя. Руки его, с растопыренными пальцами, потянулись к яйцу, мирно покоящемуся на подушечке.
– Не трожь! – взвыла я и бросилась туда же.
Смеющийся, охнув, обеими руками оперся о фортепиано, породив жуткую какофонию разорванных септаккордов.
Одновременно со всем этим дверь в гостиную распахнулась. На пороге появился удивленный Полынь с недописанной ташени («И на минуту без присмотра нельзя оставить!» – читалось в его глазах).
Мы с Ловчим, скакнувшие к маньяку с разных сторон, неловко столкнулись в воздухе. Кадия где-то внизу ругалась так страшно, что Груби Драби непременно снял бы шляпу, буде у него такая имелась. Дахху напряженно застыл у продолжавшего стонать фортепиано.
В общем, сценка была живенькая. И уже проигранная.
Потому что Анте Давьер успел сорвать яйцо с подушки – и одним метким броском забросил его в камин…
Яйцо со стеклянным звоном приземлилось в самом сердце веселого оранжевого пламени. И тотчас засияло, чешуйки начали шевелиться…
Все вдруг замерли в своих дурацких позах, зачарованные зрелищем.
Яйцо тряслось, вибрировало. Вскоре один лепесток оторвался, сквозь появившуюся дырку пролезла трехпалая лапка.
– Какой кошмар! Без яйца мы не сможем открыть купол! – возопил у меня за спиной Дахху. И прах его знает по этому ненатуральному воплю, горевал он или ликовал.
Остальные созерцали молча.
В тишине, нарушаемой странным треском и клекотом распадающегося яйца, дверь в гостиную снова открылась.
Посвистывающий Мелисандр вразвалочку переступил порог и тотчас, ошарашенный, поперхнулся и закашлялся.
Из камина, смешно перешагивая витую решетку, выполз дракончик. Сморщенный, какой-то сопливый, с недоразвитыми кожистыми крылышками и круглыми черными глазами. Размером с цыпленка, если честно. Хороший перекус на одного.
Под взглядом шести пар глаз ящеренок деловито потопал-попрыгал в сторону Дахху, обнимающего мое фортепиано со страстью сдвинутого музыканта.
По дороге дракончику пришлось преодолеть холм в виде распростертой на полу Кадии. Он – вернее, она, будущая драконья королева, – справилась с блеском.
Дракошка коготками цеплялась за льняную, расшитую цветами рубаху Кад. Где было посложнее и покруче, помогла себе резкими взмахами крыльев. Иногда пыталась плеваться огнем – не получалось, к счастью.
Стражница наблюдала за восхождением, не дыша.
Как и все мы.
Когда дракончик миновал Кадию и все так же упорно, целеустремленно продолжил свой путь к испуганному Дахху, подруга села. Она недружелюбно отпихнула от себя Давьерову ногу в лаковой туфле и заявила:
– Так! Я была первой жертвой этого страшного, ужасного дракона. Поэтому я возьму на себя честь дать ему имя.
Я тяжело сглотнула, поняв, что сейчас будет – у Кад всегда были проблемы с именами собственными…
– И да будут звать тебя, сегодня и во веки веков… – Кадия патетически простерла руку вслед ковыляющей прочь ящерке, – королева Бурундук. Драконья королева Бурундук. – Подружка гордо закивала.
Королева Бурундук обернулась и бросила на Кадию странный, на удивление разумный взгляд безбровых черных глаз.
– И что же нам теперь делать? – пробормотала я, когда королева Бурундук начала по-хозяйски жевать штанину Дахху, а Дахху, чуть не поскуливая от ужаса, вжимался все глубже и глубже в фортепиано.
– Судя по всему, идея с открытием купола отменяется. – Полынь поднялся с пола и пощупал свеженькую шишку – вторая за сутки, ох.
– Ну какого праха, а?! – раздосадованно взвыл Мелисандр и навис над Анте: – Господин Давьер! Ну вы же приличный человек! Что вы наделали?!
Анте приподнялся с ковра и начал старательно отряхиваться, оскорбляя мои чувства хозяюшки, и без того сегодня попранные.
– Я спас вас от чудовищной глупости, – высокомерно заявил маньяк. – Открыть кромен – это хорошая идея, – поспешил заверить он нас, устрашившись брошенных на него злобных взглядов. – Но для открытия подойдет любое драконье яйцо. Не обязательно самочка.
– И где ж мы возьмем его, умник? – Мел продолжал негодовать.
– У драконов, где еще, – пожал плечами Анте. – Они с удовольствием выменяют обычное яйцо на нее… – Он кивнул в сторону дракончика, интенсивно топчущегося по расслабившемуся наконец-то Дахху.
– У «нее» есть имя, – напомнила Кадия и, не поднимаясь, еще раз профилактически пнула маньяка по ноге. – Ее зовут королева Бурундук. Прошу называть так, и никак иначе.
– Как тебе будет угодно… – Анте прикрыл глаза.
Я задумчиво уставилась на настенные часы.
Старые добрые ходики неумолимо тикали, и секундная стрелка безжалостно, безапелляционно плыла вперед. Не перескакивала с деления на деления, а именно плыла, будто ускоряя этой плавностью и без того страшный ход времени…
Ненавижу эти часы. Никак не соберусь их снять. Но, знаете, это моя маленькая смелость.
Мой крохотный подвиг – смотреть на неумолимо бегущее время, а не прятаться от него.
Я вздохнула:
– То есть теперь мы не только должны доплыть до купола, торчащего где-то в море, но и предварительно смотаться к драконам на далекий-далекий север? Просто хочу уточнить. Или… Или к вам теперь вернется магия, Анте? – ахнула я.
Хранитель покачал головой: вряд ли это сработает так быстро, Тинави.
– Пусть вас утешит, что от драконов до купола очень близко, – сказал Анте Давьер и спиной оперся на каминную полку с моими тринапскими наградами.
– Драконы. Кхм. Тут одной быстроходной шуккой не обойдешься, – цокнул языком Полынь.
Мы все с ним согласились.
Даже юный дракон, как раз сумевший выпустить свой первый огонь – ровно такой, что хватило прожечь дырку в шарфе Дахху.
Клуб приключенцев
Всегда готов!
И снова забрезжил рассвет…
Я встретила его, сидя верхом на зубчатой стене Чрезвычайного департамента.
Подо мной простирался Шолох. Пока еще темные улицы слепо вглядывались в меня – незнакомку. Их поглощал мрак, мерно бьющийся о синий свет магических сфер, и оранжевый – деревьев ошши. Черные зрачки широких луж, заливающих мостовые, косились на меня, то ли заигрывая, то ли устрашая.
Я сидела на гребне стены, как летучая мышь. Как черная кошка. Как убийца из Ночного Клана. Выбирай любое звание: пока ты жив – ты свободен в титулах, друг!
Звенящий купол мироздания гремел надо мной цирковым шатром. Меркнущие на западе звезды подмигивали, как подвыпившие танцовщицы кабаре, а солнце лениво, неохотно выкатывалось с востока. И, кажется, оно отчаянно торговалось с кем-то незримым: «Погоди, ну зачем сейчас? Ну дай отоспаться! Лето же – время отпусков, ну погоди!»
Попросите меня: Тинави, а расскажи нам о своей жизни?
И я скажу: рассветы и закаты, друзья мои, сплошные рассветы и закаты. Из тьмы во свет, из света в тьму, на огромных качелях вселенной. Долетаешь до наивысшей точки, и дух замирает в тиши: половина неба рассыпана, будто лукошко черники; по другой, виляя хвостами, плывут золотые рыбы Отца. И ты – в центре, в сиянии вечных бликов, искра твоя полыхает, душа обнимает мир. И, кажется, ты вечен, но… Качели срываются обратно. Из света в тьму, из тьмы во свет.
И главное при развороте – не терять надежды.
Рассветы и закаты – все самое важное умещается в них, из года в год, как ни пытаюсь я устаканить режим сна… И каждый из этих рассветов-закатов – уникален. Не только небесными красками, но и характером хардкора в моей жизни, как говорит Карл.
– П-с-с, Стражди! Ты заснула, что ли? – Громкий шепот выдернул меня из мечтаний.
Я встрепенулась. Внизу, с внутренней стороны двора, мне махал Мелисандр Кес. Подле него стояла Кадия с факелом в руках.
Я кивнула и тихо спрыгнула со стены на растянутую ребятами страховочную сеть.
– У вас все получилось? – встревоженно уточнила я.
– Ага. – Кадия и Мелисандр кивнули.
Мы находились в квадратном дворике Чрезвычайного департамента. Он был весь утыкан фиолетовыми кристаллами и мотивационными табличками на столбах. Среди последних я обратила внимание на загадочное: «Тому, что движется, отдай честь. Что не движется – покрась».
После того как спутники помогли мне выбраться из сети, в которой я запуталась, как свежепойманная севрюжка, мы спрятались в клумбе кристаллов, чтобы обменяться новостями.