– Телепорт – шаткая конструкция, ее элементы строго выверены. Лишимся кого-то одного – погибнут все, – сквозь зубы процедил Анте.
– А, ну раз он о себе волнуется, то все нормально! – Кад притворно замахала руками.
Мы столпились вокруг бывшего хранителя кучкой. Очень тесной, потому что Анте расставил нас совершенно по-дурацки. Придерживаясь принципов магической устойчивости, он напрочь забыл об устойчивости физической.
Так, мне в правую почку уткнулся острый локоть Мелисандра, который изо всех сил решал навязанную ему математическую задачу: безуспешно пытался разместить две ноги сорок пятого размера внутри кружочка в двадцать пять сантиметров. После пары минут дискуссий мне пришлось согласиться на роль подпорки для замершего на мысках саусберийца. Из-за этого я сама еле сохраняла равновесие, хотя как раз у меня был большой круг. А все же одно неловкое движение – и обрушу «янтарь» с Лиссаем и кровавик в центре пентаграммы.
Передо мной торчала макушка Андрис с железными очками, и пушистые волосы Ищейки беспрестанно щекотали мне нос. Ей тоже выделили совсем мало места для жизни.
Кадия, Полынь, Дахху и дракоша замерли где-то по другую от нас сторону кровавика и принца. Судя по сдавленным охам и ругани, им тоже было тесновато.
Сам Анте балансировал на переднем краю пентаграммы в комфортабельной изоляции.
– Начинаем, – кивнул Давьер, и помпон на его зимней шапке (добыча Андрис) беззаботно качнулся васильковым цветом.
Послушавшись, мы прижались друг к дружке еще плотнее, прямо как стадо грызунов, готовых сорваться с Птичьих утесов в каком-то безумном, бессмысленном акте дружного самоубийства.
– Телепорт по ощущениям отличается от Прыжка? – поинтересовался Полынь, утопающий в безразмерном балахонистом пальто. Поверх пальто, конечно, уже блестели и подрагивали амулеты.
– Да, отличается. – Маньяк снизошел до ответа. – Мы сейчас покроем огромное расстояние – это займет какое-то время. Плюс драконы тоже укрыты защитным куполом, его надо преодолеть при помощи дополнительных магических настроек. Обычный Прыжок такого не позволит.
– Что за настройки? – продолжал допытываться Полынь.
– Я вам потом объясню, – пообещал Анте.
И я с удивлением поняла, что он не врет. И действительно объяснит, когда найдет время. Хм, что это? Попытка возобновить отброшенную миссию по распространению знаний? Любопытно.
– Поехали, – вздохнул Анте Давьер.
Он повернулся лицом к центру пентаграммы. Одну руку положил на кровавик, другой рисовал диковинные пассы. В воздухе начали возникать ряды огненных букв – тот же шрифт, что был в некрополе. Буквы облачками расплывались по пентаграмме и зависали тут и там, подрагивая. Одно пылающее слово – voluntas – замерло прямо у меня перед носом.
Подул ветер. Кухня начала расти, мы – стремительно уменьшаться. Ветер крепчал, и я поняла, что с трудом могу удержаться на месте – шатает! Мир вовне стал блекло-бежевым, как выцветшая газетная бумага, – а потом осыпался хлопьями пепла. Саму пентаграмму, казалось, вырвало вместе с толстым слоем дощатого пола – получилась эдакая монетка, вертящаяся вокруг своей оси, запущенная неизвестным богом скакать по воде. Мы, ускоряясь, взмыли куда-то ввысь и закружились в странном пространстве, темном, глубоком, наполненном, как я поняла секунду спустя, моими старыми друзьями – теневыми бликами.
Внешние границы пентаграммы вспыхнули стеной огня. Нас раскрутило еще сильнее. Я пожалела, что не догадалась принять противотошнотную настойку. Кто же знал?! Голова потяжелела, колени стали неприятно желейными. Ох, прах…
Я вдруг услышала серебристый смех. Это смеялись блики, скачущие за огненной каймой пентаграммы. Они очевидно тянулись к нам двоим – к нам с Анте.
Блики требовали внимания…
Не надо вам к драконам, – говорили блики. – Останьтесь с нами. Тут так хорошо и свободно, в нашей вечности.
Выходи, Карл, – кричали они почему-то мне. – Поиграем! Послушай, что мы скажем. Послушай – подожди.
Мы знаем мир, ведь были мы когда-то, как и ты, твореньями из плоти и крови. Мы были теми, кто смеется в темноте, со смелостью достойной новый день встречая. Камнями были мы в овраге и лежали в глубине, все подмечая в травянистой той прохладе. Мечами были мы в сраженье, были светом, лившимся с небес. Мы были тихим в луже отраженьем, мы были шепотами, полнившими лес. Страницами мы были книги, прочтенной во поле во ржи. Мы были первым словом правды и были точкой после лжи. Плющом мы были на воротах, хранящих тишину дворца. Замком в двери и чудным блеском на дне жемчужного ларца. Мы были всем – и нами будешь однажды ты, скорей же к нам!
Пусть путешествие начнется – отбрось свой человечий хлам. Приди, взойди по небосводу, шагни к нам вечности в угоду, скорее,
вот, повыше ногу – скорей,
скорей,
к нам,
на свободу…
– Стражди, ты чего творишь?! – рявкнули мне на ухо.
Я отодвинула локоть Мелисандра, а потом самого Мелисандра, вцепившегося мне в плечо. Наша пентаграмма все так же неслась сквозь облачный водоворот небытия, посверкивающий молниями, но теперь я знала – все это пустое.
Ведь меня ждут блики. Как глупа я была, что испугалась их при нашей первой встрече! Здесь, в их царстве, мне стало ясно, что лучшей судьбы и нельзя желать. Не могу ждать! Хочу к ним прямо сейчас!
Я с трудом оторвала тяжелую ногу, будто приклеенную, от пентаграммы – и занесла ее над границей круга.
– Остановите ее немедленно, нас заносит, – краем сознания я уловила сосредоточенный голос Анте.
– Что? Кого остановить?! Что у вас там происходит? – донеслись взволнованные голоса по ту сторону замороженного Лиссая.
– Карл, Карл, Карл! – шепоты теневых бликов отражались от пентаграммы.
– Почему Карл? Где Карл? – встрепенулся невидимый мне Дахху.
– Йоу, Тинави! Ау! – Кто-то вцепился в пояс моего пальто. Я уже ничего не видела, кроме алого огня и прыгающих за ним бликов.
…Мы были ветрами, летящими с юга, и югом мы были – горячим, широким, мы были котами, цветами и вьюгой, мы были укусом ревнивых пощечин.
Мы были, мы будем, сейчас и навечно, свободные, легкие, но не беспечные…
Я попыталась шагнуть к полыхающему краю пентаграммы. Что-то мешало. Что-то удерживало меня. Не оборачиваясь, я оттолкнула того, кто учинил мне препятствие, и сзади зашатались, заахали. Но не отпустили.
…И сны, и мечтанья – пустое, былое, отбросить метанья поможем, не стоит волнений и страхов твоя жизнь, на волю…
– Йоу, милая, а ну прекращай! – бойко крикнули сзади.
Я потянулась к бликам всем своим естеством, я почувствовала, как огонь, разделяющий нас, обжигает лицо.
Две руки, державшие меня за талию, отпустили. Наконец-то!
Я выдохнула и начала падать вперед, на огненную стену. Но не успели торжествующие блики поглотить меня, как другой огонь – холодный, электрический – вжарил мне между лопаток, и я мешком осела на месте.
Внутри круга.
– Что ж, моя догадка подтвердилась, – холодно сказал Анте Давьер.
Или… погодите. Это не он холодно сказал. Это мне было холодно.
Всему моему грешному телу, от которого я так и не смогла избавиться посредством досрочного вхождения в царство теневых бликов.
Блики!
Прах!
Я резво открыла глаза.
Надо мной висело пронзительно-синее небо. Высокое, льдисто-хрупкое, упакованное в причудливую рамку из шести склонившихся лиц. Часть этих лиц были испуганными, но уже на той мягкой стадии, когда страх перерастает в облегчение. Одно лицо снисходительно усмехалось – давьерово. Другое глядело виновато – лицо Андрис, в чьей правой руке я увидела электрический жезл.
Перехватив мой взгляд, Ищейка быстро убрала его за спину.
– Йоу, прости! – повинилась она. – Но тебя по-другому было не остановить! Вырывалась, как волчица.
– Спасибо большое. – Я выдохнула, припомнив, какая странная жажда тащила меня к дурацким бликам и как действительно я до последнего хотела сражаться за сомнительную возможность пойти к ним.
Я села. И обнаружила себя в сугробе – никакой «летучей пентаграммы», нашего колдовского транспорта, не осталось. Мы были в горах, посреди безграничного снега. Ребята переминались на склоне. И, когда я сопоставила их шерстяные фигурки с панорамой вокруг, у меня захватило дух от того, какое тут все большое – и широкое – и пустое – и, конечно, белое…
Обожаю горы! А Скалистые горы еще и гораздо дальше, интереснее и выше Лилаковых, куда мы, шолоховцы, любим ездить зимой.
Глотнув немного искристого зелья, помогающего быстро адаптироваться к высоте, я покосилась на Анте Давьера:
– А что за догадка?
Остальные синхронно повернулись к хранителю. Глаза у всех были как щелочки: нестерпимо белый снег жалил сетчатку, навсегда отпечатывал в ней лики гор. Величавые, блестящие на взошедшем солнце барханы спускались под нами вниз, к далекой котловине межгорья – и, хочешь не хочешь, взгляд сам соскальзывал по ним дальше и дальше, радуясь простору, не в силах оторваться от такой свободы.
Один только Анте, на своем веку повидавший многое, равнодушно смотрел на карусель Ротхорнского Рая.
– Теория про «экологичность» запредельной магии притянута за уши, – наконец сказал маньяк.
И, пока я не успела возразить, он продолжил:
– То, что вы и Лиссай не колдуете классически, не подарило вам доступ к Карловой магии. Это важно, да. Но только этого недостаточно для успеха.
– Не поняла, – нахмурилась я, осторожно ощупывая лицо.
После встречи с пограничным огнем оно откровенно горело… Но, судя по отсутствию воплей и комментариев от друзей, выглядело более или менее нормально.
– Отбор магов, подходящих для «запредельного», не такой, как вы думали. В нем два условия. Экологичность – «младшее» из них. Куда важнее – кровь хранителей в ваших венах. Или ее давний отголосок. – Анте пожал плечами. – Во время нашего перемещения унни решила, что вы – Карланон. Мы все слышали, как она звала вас, но отнюдь не вашим именем.