Ящеры слетали куда-то и там, кажется, разворошили гнездо льдистого альбатроса… Во всяком случае, к наступлению темноты на поляне связками валялось огромное количество веток и, страшно сказать, целых стволов деревьев.
Дахху и Полынь при помощи магии соорудили из этого несколько очень уютных шалашей, а потом накрыли их припасенными пледами с кисточками по каемке. Андрис расставила по периметру лагеря чашки с горючей жидкостью, а привратник Петр был столь мил, что запалил их негаснущим драконьим пламенем.
Нам оставалось только ждать. Ждать, пока Лиссай «растает».
Уставшие ребята довольно скоро разбрелись по шалашам, зевая и поражаясь тому, как удачно все сложилось.
Только Кадия и я остались среди черных силуэтов гор. Мы сидели по двум сторонам от костра, и он, как горячее сердце, пылал между нами. Мы жались к огню, и наш тесный кружок на двоих дышал бесконечностью перемен. Мы не говорили ни о чем особенном, но на душе было легко и тепло.
Я подняла глаза от костра и увидела, что огоньки стоянки дорожкой убегают вперед, огибают последний шалаш и неожиданно обрываются во Вселенную. Млечный Путь во всей своей бриллиантовой, вечной красоте вырастал прямо за спиной Кадии. Руку протяни – и поймаешь звезду за хвост.
Здесь, на высоте трех с лишним миль над морем, мы стали выше мира… Мы переросли планету.
Пахло морозом и жасмином. Жасмином – от меня.
– Как тебе Анте и драконы? – спросила я Кадию, которая, позевывая, тыкала палочкой в огонь, перекидывая один уголек то туда, то сюда. – Мне кажется, здорово, что у него есть друзья.
– Я рада за него, – вздохнула стражница. Потом, наклонившись еще чуть ниже – щеки ее запылали, – повторила: – Нет, я правда рада. Каждому из нас нужен кто-то, кого мы любим, о ком хоть немного заботимся. Именно так. Не в обратную сторону. Я уж решила, он полный олух…
– Ушлепок.
– В смысле, да, ушлепок. Но с драконами он кажется вполне нормальным. Это здорово.
– Он тебе все еще нравится? – Я тоже не удержалась и начала тыкать злосчастный уголек палочкой.
Бедняга косил на нас алым глазом, но терпеливо сносил щекотку. Да куда бы он делся.
– Мне нравился Анте Давьер. Человек, которого на самом деле не существовало. – Кадия развела руками. – К падшему хранителю я не имею никакого отношения. Я даже досчитать, блин, не смогу до той цифры, сколько лет он на свете живет, – усну нафиг.
– Да, именинный тортик может стать проблемой… – фыркнула я.
– Вызов принят! Надо спросить у ушлеп… У Теннета, когда у него день рождения. И… Как они вообще появились на свет, эти хранители, а? – удивленно проговорила Кадия и, загасив уголек сапогом, побрела в свой шалаш, задумчиво глядя в небо.
Я посидела еще немного, щурясь на Осевую Звезду – самую яркую в небосводе.
Потом, сладко вздохнув, тоже ушла. Завернулась в тонну одеял, щедро выданных нам Андрис Йоукли (ее рюкзак был так заворожен, что места внутри было больше, чем снаружи), свернулась калачиком и уснула…
Я не знаю, что меня разбудило.
Возможно, та самая пресловутая интуиция, существование которой я отрицала с самых малых лет. Возможно, какой-то звук.
Так или иначе, я подпрыгнула аж на метр. Села, прислушиваясь. Тишина… Я быстро нацепила шапку, варежки и отбросила полог шалаша. Лагерь безмолвствовал. Драконы тоже. Они на ночь улеглись спать на дальний от нас конец плато, туда, где у них как раз находились яичные кладки (на закате нам провели экскурсию). Со стороны ящеров доносился низкий рокот, но я догадывалась, что это просто драконий храп.
Поколебавшись, я решила, что сердце без причины истерить не будет. Никогда раньше у меня в груди так встревоженно не колотило… Будто кто-то выталкивает вперед.
Нет. Что-то определенно не так.
Я пошла по шалашам.
Первым был шалаш Андрис. Ищейка спокойно спала внутри. Я цокнула языком, обнаружив, что она раздала всем по несколько одеял, а себе оставила лишь одно. Эх, Андрис! Как бы мне так суметь не портить свое к тебе отношение? Такая ты хорошая. А я то Полынь, то Дахху, то еще кого к тебе ревную. Глупо, даже самой себе признаться стыдно.
Второй шалаш был отведен куратору. Он тоже оказался на месте. Спал как труп, сложив руки крестом на груди, высоко задрав подбородок. М-да, красавчик.
Дальше Кадия – все чисто. Как всегда, в позе звезды. Вот кому никаких одеял не надо, зря только материал переводим.
Но следующие три шалаша меня разочаровали и испугали. Потому что ни Мелисандра, ни Дахху, ни Анте Давьера внутри не обнаружилось. Я честно перекопала шалаши сверху донизу, но, даже если бы все трое любили спать в позе эмбриона, им бы не удалось скрыться от моего всевидящего ока.
– Ну приплыли… – озадаченно протянула я.
Ночь вокруг была безмятежно тиха и темна. С неба сыпался сонный снег.
Чужак
Кто гарантирует, что твои мысли – это лишь твои мысли, а не шепот забытого бога? Как понять, не нашлось ли тебе подсказчика? Где заканчиваюсь я – и начинается небо? И в чем его план?
Я присела на корточки у шалаша Дахху, надеясь, что смогу разглядеть следы пропавшего друга. Увы! Снежный наст был таким прочным, что никаких отпечатков не оставалось.
Я растерянно побродила по лагерю. Драконье плато хорошо просматривалось – вплоть до зубчатых скал, венчающих его по кругу, как кремниевая корона. Ни намека на движение. Темные силуэты спящих вдалеке драконов мирно раздувались и опадали в такт дыханию, совсем как меха в знаменитой кузнице Дома Таящихся. От глубокого рва с драконьими яйцами поднимался пар, клубившийся над снегом. «Круглый год поддерживаю парниковую температуру», – объяснил Петр.
Возможно, ребята замерзли: спрятались в кладке или же прикорнули под горячим боком одного из ящеров. Впрочем, это было бы донельзя глупо, ибо вечером мы поняли, что драконы, за исключением Петра, – отнюдь не благодушные создания. («Запомните правила безопасности в драконьем лагере, – предупредил Привратник. – Не мешайте драконам-с. Не врите драконам-с. Не перечьте драконам-с. Сжечь нахалов нам проще, чем вести дис-с-с-спуты о поведении-с».)
Скорее всего, наша троица свинтила уже далеко-далеко. Но куда? И зачем?
Прикинув варианты, я со вздохом повернулась к шалашу, из верхушки которого задорно торчал пучок разноцветных перьев. Я откинула полог и заползла внутрь. В шалаше было тепло, даже душно, немного дымно. От миски с трещащим драконьим пламенем разбегался кругами оранжевый свет. Текучие тени плясали на скошенных стенах. Пахло травами.
– Полынь, проснись! – Я наклонилась, чтобы потрясти куратора за плечо. Но он очнулся быстрее: не открывая глаз, перехватил мое запястье и вывернул вбок.
– Ай! – шепотом возопила я.
Полынь открыл глаза.
– Прости, привычка, – дежурно извинился он. – Что случилось? – и тотчас сел, согнувшись четко на девяносто градусов.
Так резко, как, согласно сборникам страшилок, мертвецы садятся в гробу, коли их воскресил некромант.
– Дахху, Мел и Анте пропали. Ты можешь заглянуть в прошлое, чтобы понять, куда они делись? Такое Умение у Ходящих ведь тоже есть?
– Да, – кивнул Полынь, выкарабкиваясь из-под вороха одеял и споро натягивая сапоги. – Но при условии, что прошло не больше часа.
Мы вышли в ледяное царство ночи.
Куратор задумчиво потоптался в центре нашей стоянки (это напомнило мне кошек в поисках «хорошего места») и со вздохом сел прямо на снег, скрестив ноги в полулотосе. Затем Полынь задрал толстый рукав пальто и по очереди снял с правой руки все свои браслеты. Я с привычным интересом уставилась на его черные татуировки: подмигивающие ундины, накачанные гномы, дурацкие цитаты и какие-то шестеренки, под которыми проглядывала, слегка мерцая, наколка-Глазница. Полынь надавил пальцем на изображение одного из пяти кинжалов, летящих в нее.
– Редко пользуюсь этим Умением, – пояснил он. – Приходится соблюдать ритуал.
Багровая татуировка потухла, и куратор с шумом вдохнул стылый воздух. Его зрачки, пульсируя, разрослись, черной пленкой затягивая глаза. Полынь вытащил из-за ворота старинные часы на цепочке и медленно стал уводить минутную стрелку назад, то и дело замирая. При этом куратор крутил головой, выворачивая ее, как сова, высматривая нечто, недоступное моему взору.
– Ну что там видно? – Я заволновалась.
– Вот сейчас ты роешься в шалашах и тем самым грубо нарушаешь личное пространство команды. – Куратор цокнул языком и подвинул стрелку еще дальше.
– А теперь? – не сдавалась я.
– Пусто. Никого. Хотя погоди… О! – В голосе Полыни проскользнуло удивление.
– Что там?
– Неважно, – быстро ответил куратор.
Глаза его, обратившиеся двумя черными лужицами, смотрелись жутковато.
– Это связано с нашими беглецами?
– Нет.
Я села на снег рядом с Ловчим. Он пялился на свой шалаш, придерживая стрелку возле отметки получасовой давности. Мне надоело ждать. Я по-свойски потянулась к его часам:
– Давай поторопимся, ладно?
– Какого пепла? – возмутился Полынь.
– Ого! – Я ахнула, потому что, стоило мне коснуться Ловчего, как мир вокруг претерпел значительные метаморфозы.
Во-первых, мне, кажется, что-то попало в глаза – что-то вроде линзы, какие студенты Академии любят надевать на Хэллоуин. Я догадалась, что так ощущается «черная пленка».
Во-вторых, действительность потускнела, а на ее месте проявился наш лагерь, каким он был полчаса назад. Прошлое было «нарисовано» яркими и слегка искаженными красками, вокруг предметов пульсировали цветные ауры, похожие на дым.
– Вот и я могу Посмотреть! – восхищенно выдохнула я, глядя на то, как Андрис Йоукли нервно меряет шагами подступ к шалашу Полыни – и призрак ее двоится при каждом движении.
Судя по всему, Ищейка к чему-то готовилась – она сжимала и разжимала кулаки, тихонько бубнила себе под нос, репетируя. Волнение, пронизывающее каждый ее жест, читалось на ура. Призрачная Андрис поправила волосы, пощипала щеки, чтоб разрумянились. Выдохнула, выпрямилась, откинула полог шалаша – и сразу же со стоном задернула его обратно. Йоукли надавала себе пощечин – эй, приди в себя! – и снова пошла по кругу, нервно прикусывая губы. Очевидно, вела в голове какой-то диалог, то и дело оглядываясь на перышки над шалашом.