Она хихикнула:
– Как же вы плохо умеете лгать, Фалькио.
– Поэтому я никогда не лгу тебе. А если бы солгал, то Чудище откусила бы мне руку.
Глаза Алины вдруг потемнели и наполнились слезами.
– Мне пришлось отослать Чудище, Фалькио. Она все время сходила с ума и даже меня пыталась укусить. Ее больше нет.
– Мне… мне очень жаль. – Я оторвал ее от своего плеча, и взгляд Швеи подтвердил то, чего я боялся. Чудище пыталась убить всякого, кто мог причинить вред Алине, но как бы лошадь фей защитила девочку от безумия, что постепенно подкрадывалось к ней?
Я редко молюсь, безумная зверюга, но сейчас я прошу богов, чтобы ты обрела мир. Дан’ха ват фаллату, Чудище. Мы из одного табуна.
Швея положила руку на плечо Алины и нежно потянула ее.
– Пора, милая.
Алина взглянула на меня.
– Я сейчас улыбнусь, – сказала она. – И вы тоже улыбнитесь, а затем мы зажмурим глаза и будем держать их закрытыми, пока я не уйду. Тогда мы навсегда запомним друг друга такими.
– Я… Ладно, Алина. Давай.
Она улыбнулась, и весь мир словно стал светлее на какой-то миг. Затем я тоже улыбнулся и быстро зажмурил глаза, боясь, что ее улыбка исчезнет, прежде чем я успею их закрыть. Спустя мгновение я услышал их удаляющиеся шаги. Так и стоял, прислонившись к скамье, слушая, как они идут по коридору, спускаются по лестнице и уходят с постоялого двора и из моей жизни.
Наконец Кест положил мне руку на плечо и помог подняться.
Мы трое еще раз посмотрели друг на друга, не зная, что сказать.
Первым молчание нарушил Брасти:
– Так что, думаете, Швея на это купилась?
Глава восемнадцатаяПоследняя попойка
В огромном трактире при постоялом дворе «Красный молот» мы с Кестом уселись за стол у двери. Посередине зала стояла жаровня: она освещала небольшой помост и согревала две дюжины посетителей, которые занимали не более четверти столов, раскинутых по всей комнате.
Брасти вернулся от трактирной стойки с тремя кружками эля. Он внимательно осмотрел каждую и поставил передо мной самую большую.
– Мне жаль, что ты умираешь, Фалькио.
– Спасибо, – отозвался я и взял кружку, тронутый этим странным знаком внимания.
– Наверное, тебе больше монеты не понадобятся? – добавил он. – Ну раз уж так судьба сложилась?
Кест поднял брови.
– Неужели ты всерьез воспользуешься болезнью Фалькио для того, чтобы выудить у него деньги?
– Погоди-ка, я…
Я засмеялся.
– Он все-таки выдал мне самую большую кружку, Кест.
– Правильно, – сказал Брасти. – Так и есть.
Я сделал большой глоток. Хороший эль, теплая комната, рядом лучшие друзья, которых я люблю больше, чем кого бы то ни было, и никто даже не пытается меня убить. Как это ни смешно, но я чувствовал себя счастливым.
Брасти хотел что-то сказать, но Кест, не отрывая от меня взгляда, поднял руку. Брасти откинулся на спинку стула и принялся за эль – так мы и сидели в полном молчании. Я немного ощущал себя виноватым: я заставил Алину поверить в то, что навсегда ее покидаю. По крайней мере, я ей не солгал, сказал я себе. Даже Швее не солгал, если уж на то пошло.
Я понимал, почему Швея захотела убрать нас со своего пути. Так было бы проще и ей, и Алине, да и, наверное, всем. Если они намереваются спрятаться где-то в глуши и ждать, пока мир рухнет из-за прихотей Трин, то, наверное, лучше нам с Кестом и Брасти не пытаться отсрочить неизбежное. Я понимал ход ее мыслей и логику. И мне было все равно.
Давным-давно жил человек, невероятно умный и глупый одновременно. Он видел, что эта страна погрузилась во тьму, и мечтал о том, чтобы сделать мир светлее. И даже несмотря на то, что этого человека убили и его незаконченное дело развалилось на куски, небольшие осколки его мечты засели в нас с Кестом и Брасти. У нас троих, таких непохожих друг на друга, было нечто общее.
Но, кроме этой мечты, мы трое разделяли кое-что еще – веру в то, что из некоторых битв нельзя просто так уйти, чего бы это ни стоило. Поэтому в тот момент, когда Швея предложила нам оставить службу и отправиться на заслуженный отдых, никто из нас не принял это предложение. Мы смотрели друг на друга, ничего не говоря, и молча пообещали, что если мир разрушится, то умрем и мы вместе с ним. Дерясь до последнего.
Именно поэтому, сидя в полупустом зале грязного постоялого двора на границе трех герцогств, я ощутил недолговечное, но неописуемо драгоценное счастье.
Попы говорят нам, что гордость – это грех и слабость; тщеславие, которое заставляет человека забыть о естественном для него смирении. Они говорят, что обрести довольство можно, лишь считая себя рабом некоей могучей силы. Гордость, говорят они, закрывает врата между нами и богами.
К черту попов, подумал я. Я сохраню эту гордость и буду держаться за нее, сколько смогу.
Я опустошил кружку и поставил ее на стол. Брасти посмотрел на меня, а затем на Кеста, словно ждал, что ему позволят говорить. Кест закатил глаза, Брасти посмотрел на него с неодобрением, затем повернулся ко мне и спросил:
– Так каков наш план?
– Лут, – сказал я. – Проведем здесь ночь, а утром отправимся в Лут.
– В Лут? А что там?
– Две вещи. Что бы там себе ни думала Швея, герцог Росет все-таки может согласиться поддержать Алину, чтобы не пустить Трин на престол.
– Но Алина больше не собирается стать королевой.
– Росет об этом еще не знает, – заметил Кест.
Брасти широко улыбнулся.
– Хорошо; мне вообще нравится, что мы продолжим обманывать герцогов. А какова вторая причина?
– Росет и Исолт часто враждовали, – сказал я, вспоминая слова Шурана в Карефале и во дворце. – В последнее время Арамор и Лут не слишком дружили, и все эти приграничные споры тому доказательство.
Кест усомнился:
– Думаешь, герцог Росет пошел бы на такое – подослал бы убийц к герцогу и его семье?
– Может, да, а может, и нет, но он наверняка знал врагов Исолта. В любом случае, у него все пойдет кувырком, если у Совета герцогов появятся причины предполагать, что он приложил руку к убийству герцога и его семьи.
– Думаешь, ты таким образом заставишь его поддержать Алину? А что, если Росет решит, что, встав на сторону Трин, он сможет больше не беспокоиться о Совете герцогов, и поймет, что ты блефуешь?
Я взял кружку и вылил последние капли к себе в глотку.
– Тогда нам придется бежать. И быстро.
Брасти захохотал.
– Значит, мы поедем в Лут и станем шантажировать тамошнего герцога, а если у нас не выйдет, сбежим. – Он повернулся к Кесту. – И люди все еще считают его самым умным из нас.
Кест ничего не ответил. Он смотрел куда-то позади нас – я сидел спиной к двери и сперва почувствовал легкий сквозняк, а потом услышал шаги мужчины и женщины, входивших в трактир.
– Странно, – сказал Кест.
Я оглянулся, чтобы посмотреть на новых посетителей. Молодой, красивый мужчина с темными волосами и короткой бородой. Невзрачная, крепкая женщина с гитарой в коричневом кожаном футляре.
– Святой Ганн, Смеющийся с костями! – воскликнул Брасти. – Кто бы мог подумать, что они тут появятся?
Мужчина заметил наши взгляды, рассеянно улыбнулся и кивнул, не в силах понять, где мы встречались раньше. Я вспомнил, что на постоялом дворе «Край мира» мы сидели в самом темном углу, когда он выступал, – видимо, он нас тогда даже не заметил.
Трубадуры подошли к помосту. Женщина положила футляр гитары на стул, открыла его и пододвинула стул поближе к огню, чтобы инструмент согрелся.
К нашему столу подошла служанка и поставила перед нами три миски с похлебкой.
– Серебряный «олень» за каждую порцию, – сказала она. – Еще эля принести?
– Мы не заказывали еду, – сказал Кест.
– Если останетесь на представление, то придется взять.
Я сунул руку в карман в поисках нужной монеты: не хотелось светить золотом в такой компании. Дал ей четыре серебряные монеты.
– Три за похлебку, а на четвертую принеси по две кружки эля каждому, – сказал я. Когда девушка потянулась за деньгами, я накрыл их своей ладонью. – А как часто эти двое тут выступают?
– Эти? Примерно раз в месяц или в два. Они странствуют по южным герцогствам по одной и той же дороге, как большинство трубадуров.
– А когда они были здесь в последний раз? – спросил Кест.
Служанка посмотрела в потолок, словно там был написан ответ.
– A-а, около… пару недель назад, если подумать.
– И как их зовут?
– Да мне-то откуда знать. Они же трубадуры. Приходят, играют, парень много пьет, пытается затащить меня в постель, а потом они уходят. – Она столкнула мою руку и забрала монеты.
– И часто ему удается? – спросил Брасти.
Служанка хитро улыбнулась.
– А тебе так уж нужно это знать?
Брасти улыбнулся ей в ответ, и девушка убежала на кухню. Отчего-то их флирт, пусть и ни к чему не обязывающий, вывел меня из равновесия. Эталия живет в Мерисо, меньше чем в пяти днях пути отсюда. Ждет ли она меня? Просыпается ли каждое утро, надеясь, что сегодня я к ней вернусь и мы… Лучше уж не думать об этом. Если и есть в этом мире хоть какая-то справедливость, то Эталия давно обо мне забыла.
– Они вот-вот начнут, – сказал Кест.
Я повернулся к помосту, когда гитаристка начала играть. И снова я восхитился тому, как аккорды сливаются в мелодию, как незаметно меняется ритм. Зрители по большей части не обращали на них внимания, занятые едой и питьем, но сказитель принялся мерить шагами помост, разминая руки и шею, словно перед кулачным боем.
Я снова почувствовал дуновение ветра, когда дверь открылась, и спустя пару мгновений услышал женский голос:
– Тысяча чертей, не говорите мне, что я три дня скакала по дорогам без маковой росинки во рту, только чтобы снова наткнуться на этого болвана с его дурацкими россказнями.
Я оглянулся – за спиной стояла Дариана.
– Говоря о болванах, – сказала она и улыбнулась нам.
– Не стой в дверях, Дари, холодно, – раздался другой голос, и мимо нее прошла Валиана.