Я засмеялся от этой мысли и понял, что совсем потерял счет времени. Отпустил повод, чтобы поупражнять руки, сжимая и разжимая кулаки. Пальцы мои снова онемели – слишком рано, подумал я, пытаясь вернуть им чувствительность. Слишком-слишком рано.
Ко мне подъехал Кест.
– Ты в порядке?
– Я не собираюсь плакать по Брасти, если ты об этом беспокоишься.
– Ты же знаешь, что я не об этом спрашиваю.
– Я в порядке. Сегодня лучше, чем вчера.
Кест посмотрел на меня так, словно пытался разглядеть что-то сквозь прозрачную занавеску.
– Перестань, – сказал я.
Мы проехали еще немного, и я вспомнил, что хотел у него спросить.
– Ты узнал, откуда жители деревни взяли оружие?
– Нет. Все как один говорили, что оно досталось им в наследство от предков. Они на удивление уверенно лгали, хотя очевидно же, что клинки и наконечники копий выкованы совсем недавно очень опытным оружейником. Наверное, до них дошли слухи, что мы приказали жителям Карефаля сдать оружие.
Я поехал медленнее, чтобы нас догнала Валиана.
– А ты у детей ничего не узнала о том, откуда у них оружие? – спросил я.
Она раздраженно закатила глаза.
– Каждый раз, когда я пыталась их расспросить, родители их уводили, и если мне даже и удавалось задать вопрос, дети глядели на меня в полном смятении. Не думаю, что им было хоть что-нибудь известно об оружии.
Святой Денеф, Обманувший богов! В каких еще деревнях и городах раздавались новые клинки и копья? Что случится, когда об этом узнают банды обезумевших рыцарей в черных табардах?
Лошадь Валианы решила пойти быстрее, но девушка натянула поводья, чтобы ехать с нами рядом.
– Фалькио, почему бы нам не отправиться на поиски этих рыцарей? Неужели ты хочешь, чтобы мы всем рискнули ради того, чтобы спасти герцога Джилларда?
Я и сам задавал себе тот же вопрос с тех пор, как мы покинули Гарниоль. Рижу был последним местом на земле, которое я хотел посетить: кто-кто, а Джиллард заслуживал того, чтобы его скинули с трона. Но дело было не в нем. Некто убивал целые семьи герцогов, некто подбивал крестьян на мятеж, снабжая их стальным оружием, и он же рассылал отряды взбунтовавшихся рыцарей в черных табардах, чтобы убить мятежников. Я мог оценить хитроумность этого плана, который одновременно ослаблял власть аристократов и лишал воли простолюдинов, но в результате него Тристия трещала по швам.
– Фалькио? – позвала меня Валиана, и я понял, что так и не ответил на ее вопрос.
– Нам придется спасти Джилларда, – ответил я. – Но не потому, что он заслуживает этого, а потому, что кто-то хочет его убить не за то, за что надо бы.
– Но кто? – спросил Кест. – Кто мог все это провернуть, кто разработал такой идеальный план?
Дариана фыркнула позади нас.
– Только поглядите, прекрасные плащеносцы ведут важные беседы и пытаются разоблачить заговор… Очевидно же, что это всё Трин.
Лучше бы это была Трин. Я знал, что она достаточно умна, чтобы придумать такое, и в сердце ее не нашлось бы ни грамма порядочности, которая могла бы удержать ее от разрушения. Но Трин слишком эгоистична, а после всего этого безумия править будет нечем на протяжении целого поколения, а может, и дольше. Ей бы это точно не подошло.
– Это не Трин, – сказал я. – По крайней мере, она не во всем замешана.
– Если это не она, то разве не следующего подозреваемого мы сейчас едем спасать? – спросила Дариана.
– Если это Джиллард… – Я замолчал.
Герцог Джиллард Рижуйский много раз намеревался расширить свои владения, и он мог бы искать способы захватить Лут и даже Арамор. Но любой осмелившийся на такое рисковал бы тем, что его планах узнают другие герцоги и сплотятся против него. Нет, это и не Джиллард – более того, я был уверен, что он стоит следующим в списке будущих жертв. Рижу находился в самом сердце Тристии, и герцогство обладало достаточным богатством и силой, чтобы объединить страну во время кризиса. Если кто-то хочет увидеть Тристию в огне, развязать гражданскую войну и ввергнуть страну в хаос, то именно здесь они и попытаются разжечь искру. Следующая их цель – Рижу.
Я заметила, что Кест и Валиана обеспокоенно смотрят на меня.
– Что такое?
– Ты говорил, а потом вроде как задумался, – ответила Валиана.
– Может, он теряет контроль не только над телом, но и над разумом? – предположила Дари, ехавшая позади.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Валиана.
– Прекратите задавать мне этот вопрос.
– Так я тебя и не спрашивала, – хмыкнула Дари. – Но у меня есть другой вопрос.
– Какой?
– Если ты так уверен, что нам нужно ехать в Рижу, то ты, должно быть, уже придумал, как мы туда попадем?
Вопрос справедливый. Рижу обнесен стенами, а ворота всегда под охраной – этот город был защищен лучше любого другого в стране. И мне следовало бы знать, как мы туда попадем.
Дариана ткнула в меня пальцем.
– Если во всех тех историях, которые рассказывают трубадуры, есть хоть частица правды, то ты публично унизил герцога Джилларда. И сдается мне, что он и до этого очень хотел убить тебя.
– Что ты пытаешься доказать?
– Если это правда, то как, черт побери, мы собираемся пройти сквозь городские ворота? А если и попадем внутрь, то как доберемся до дворца, прежде чем нас поймают и повесят без всякого суда и следствия?
Я думал над этим же вопросом с тех пор, как мы выехали из Гарниоля, – и, честно говоря, нашел способ пробраться в Рижу.
Да простят меня святые, но я собирался разбить ей сердце.
Глава двадцать седьмаяВозвращение домой
Мы подъезжали к Мерисо. До заката еще оставалось чуть больше часа. Городишко располагался на горе в нескольких милях от столицы Рижу – темной, насквозь прогнившей сердцевины Тристии, где я собирался закончить свои дни в отчаянной попытке спасти человека, который держал меня в темнице и пытал, чуть не убил Алину, а сейчас, скорее всего, планировал предать нас.
Святой Загев, Вызывающий слезы песней, если жизнь моя все равно загублена, можно было найти способ и получше…
– Кто-то впереди, – сказал Кест, указывая на ворота города примерно в трехстах ярдах от нас, и добавил: – Это городские ворота, так что, наверное, там всего лишь стража.
– Мерисо – мирный город, – заметила Валиана. – Обычно ворота не охраняются до заката.
Мы подъехали ближе, и я поднял руку, чтобы защитить глаза от лучей вечернего солнца.
– Он что, булаву держит? Странная какая-то.
– Это женщина, – сказал Кест. – У нее в руках цветы.
На краткий миг мне показалось, что я снова увидел святую Биргиду с бело-желтыми ромашками в руках, которая опять станет укорять меня, но, подъехав ближе, я разглядел темные волосы, гладкую белую кожу и голубые глаза, пристально смотревшие на меня даже на таком расстоянии. В первый раз, когда я ее увидел, на ней было белое платье из полупрозрачной ткани, переливавшейся в лунном свете. Сегодня она надела простое красное платье, а к волосам приколола желтый цветок из букета, который держала в руках.
Той ночью, когда Эталия спасла меня в Рижу, ее улыбка казалась мудрой и загадочной. А теперь она улыбалась как обычная женщина, которая рада видеть своего мужчину.
Я остановил коня, не доехав сотни ярдов, и спешился. Биргида, Наплакавшая реку, если ты и в самом деле святая милосердия, то пусть она отвернется. Пусть бежит в город и запрет дверь. Пусть ее соседи солгут и скажут мне, что она давно уехала, а еще лучше – пусть из городских ворот сейчас выйдет мужчина, высокий, крепкий, красивый, с корзиной еды и кувшином вина в руках. Пусть она повернется, заслышав его шаги, засмеется и подбросит в воздух цветы, а затем обовьет руками его шею и осыпет поцелуями. Пусть та ночь нежности, которую женщина подарила нуждавшемуся страннику, окажется лишь моей фантазией.
Эталия бросилась ко мне, и я выругался. Будь ты проклята, святая Биргида, ты и все прочие святые, да будут прокляты боги. Будь проклят и ты, король Пэлис, со своими ребяческими мечтами. Хотите, чтобы я разбил ей сердце и предал все ее надежды? В предательство можно играть вдвоем. Клянусь, если она попросит меня бросить всё и уехать с ней, если попросит хотя бы раз, я уеду, и пусть мир, потеряв всякую надежду, сгниет – этого он и заслуживает.
Эталия все еще бежала ко мне, и ее улыбка стала еще шире. Я вдруг почувствовал необычайное облегчение. Теперь я знал, что произойдет. Она подойдет ко мне, назовет по имени и скажет, что каждый день ждала меня. И я исполню свой долг, расскажу ей, почему приехал сюда: что решил потратить последние часы и минуты, которые мог бы разделить с ней, на то, чтобы попытаться спасти человека, не заслуживающего этого. Она рассердится: еще бы, какой болван поступил бы так на моем месте? И даст мне последний шанс, всего один. «Иди со мной, – скажет она. – Иди и будь счастлив, пусть и недолго».
И я пойду.
К черту твои мечты, Пэлис!
Но, приблизившись, Эталия заметила выражение моего лица, а затем увидела Кеста и остальных. Шаги ее замедлились, улыбка побледнела, и радость в глазах угасла: в них появились беспокойство и страх, сменившиеся печалью. Словно с одного взгляда она разгадала весь мой жизненный путь.
Она остановилась всего в шаге от меня, но прежде мы никогда не были так далеки друг от друга.
– Эталия, я…
Она покачала головой, приказывая мне замолчать; мы простояли так несколько мгновений, а потом она глубоко вздохнула и сказала:
– Очень хорошо. Это всё, что мне осталось. Всё, о чем я могу попросить.
Она шагнула ко мне и, подняв руки, обняла за шею. Притянула к себе мое лицо и поцеловала – я обнял ее и почувствовал, как одиночество и горе вдруг исчезли из моей жизни. Я тут же позабыл о боли, которую пережил, о смертях, которые видел, о яде, пожиравшем меня изнутри, и о насилии, разрушавшем страну. В тот момент я думал лишь о ней и ее поцелуе.
Это всё, что мне осталось.
Мы простояли так не меньше минуты, а может, даже целый год, но затем она оторвалась от меня и заговорила: