В следующий миг чуть ли не прямо за спиной – именно так показалось Кайе – раздался резкий оклик. Не удержавшись, она обернулась – и увидела выходящего из лесу великана. Косматый, бородатый, он чуть не вдвое возвышался над сихиртя. Из-за его спины торчала огромная связка валежника.
Кайя на миг запнулась. Может, стоит поклониться хозяину места, попросить прощения за вторжение? Но Лемми решительно поволок ее за собой. С криками они влетели в мертвый можжевельник, опрометью скатились вниз по тропе и кинулись прочь через ельник.
Когда ветви перестали качаться и смолкли топот и треск ветвей, на поляне раздалось недоброе хихиканье.
Вслед за великаном из леса вышла женщина – невысокая, с седыми косами, обветренным лицом и холодными, как само Змеево море, глазами.
Презрительно скривив губы, Кэрр Зимняя Буря проводила сбежавших детей взглядом. Потом прикрыла глаза, подняла подбородок и стала нюхать воздух.
Великан, не смея снять с плеч охапку валежника, глядел на нее со страхом. Он уже знал, что его госпожа на самом деле вовсе не нюхает. Она говорит сейчас с духами-соглядатаями – и кончится это для него тем же, что и всегда. Болью.
Так и оказалось. Открыв глаза, Кэрр подняла руку и ткнула твердым пальцем с острым ногтем великану в лоб. Тот заскулил – ему показалось, что гейда проткнула дырку прямо у него в голове, и там засвистел ветер.
– Ступай за этими крысятами, Зуйко, – велела гейда. – Проследи, откуда пришли. Да так, чтобы тебя не заметили… А мне чтобы все было хорошо видно…
Великан покорно ушел, стиснув зубы, чтобы не стонать. А гейда вернулась в свою вежу, опустилась на колени перед коробом и низко поклонилась той, что в нем обитала, – самой большой своей драгоценности. Не у всякого шамана есть даже шапка-птица, большая честь заслужить ее, и не всякий сможет с ней совладать. А в коробе хранилась великая шаманская корона.
Почтив корону земным поклоном, Кэрр Зимняя Буря достала ее из короба.
– Ты призвала меня, ты указала мне цель, – пропела она. – Дозволь глядеть твоими глазами, дозволь слышать твоими ушами, дозволь убивать твоими рогами…
Синие камни хранили молчание. Кэрр взяла корону обеими руками и возложила себе на голову. В тот же миг нездешняя сила наполнила вежу, волнами незримого света ринувшись в миры поднебесные и преисподние. Старая женщина исчезла – посреди вежи стояло существо, подобное самому Кавраю, чья личина и есть его истинный лик.
Через некоторое время дыхание гейды стало медленным и глубоким. Теперь она смотрела глазами своего слуги. Тот уже миновал лес и залег в траве с подветренной стороны, чтобы не почуяли собаки.
– Так-так, – зашевелились вскоре губы Кэрр под укрывающей лицо бахромой. – Лодки, псы, людишки… Что за бродяг принесло на мой остров? Какие наглецы! Уже ставят шатры…
Беглецы, изгнанники? Взгляд гейды скользил по исхудалым маленьким телам, обожженным лицам, непривычным к южному солнцу. Беспомощные, никому не нужные, голодающие…
Узнав племя, гейда оскалилась.
– А, сихиртя! Глазастые красавцы… Ненавижу этот народец…
А где же их шаман? Неужели до сих пор не почуял такую могучую волшбу поблизости? Внимательно оглядев становище на берегу, Кэрр жестко усмехнулась. Да у них, убогих, даже своего шамана нет! Совсем некому не то что попытаться их защитить – даже предупредить…
– Вам недолго осталось мучиться, бедолаги, – промурлыкала она.
Что ж, ненавистные сихиртя сами сюда притащились. Никто не будет мстить за них, никому не интересна их дальнейшая участь. Луна растет, скоро полнолуние. Супруг, наверно, уже голоден…
«Возвращайся, Зуйко», – мысленно приказала она слуге.
Затем, не снимая короны, плавно повернулась и обратилась лицом на север – к морю…
Сгустились сизые туманные сумерки. В светлом летнем небе взошла луна. В заводях громко плескала рыба, в кронах перекликались ночные птицы. Когда затихал ветер, издалека накатывал еле слышный рокот далекого прибоя.
Кайя сидела в путевой веже, съежившись под обережной медвежьей шкурой. Она слышала, как снаружи взволнованно спорят сородичи. Известие о том, что на острове живет то ли колдунья, то ли великан, напугало всех. Теперь сихиртя спорили: пойти, поклониться хозяину – или хозяевам? – этого места или переночевать и на заре потихоньку уйти. Кто-то кричал, что убираться надо немедленно, пока не поздно. Лемми снова и снова пересказывал все, что успел увидеть на утесе, вызывая у старших новые страхи.
Кайе же почему-то казалось, что тревоги родичей уже не имеют никакого значения. Ее бил озноб, будто зимний холод просачивался под шкуру. В звуках далекого ветра ей слышалось завывание снежной пурги.
Ей вспоминалась прошедшая зима, бесконечно долгая и голодная. Сихиртя шли северной окраиной Великого Леса народа вису, по бедному дичью, болотистому редколесью. Один за другим родовичи слабели, болели, уходили к предкам. Акка Морошка лечила и оберегала племя, пока однажды не слегла сама. Когда она поняла, что больше не встанет, она приказала уложить ее на погребальные сани и оставить на пустоши.
Сихиртя с грустью выполнили ее волю. Никто не спорил – каждый понимал, что иначе нельзя. Одна Кайя была в отчаянии. Когда племя, простившись со знахаркой, уходило в ранние вечерние сумерки, Кайя незаметно ускользнула от старших и вернулась к одиноким саням на краю заснеженного болота.
Старая знахарка дремала в керёже, спеленатая как дитя. Снег падал на ее безмятежное лицо. Вокруг уже собирались прозрачные тени предков…
Заслышав голос воспитанницы, Морошка открыла глаза.
«Зачем, глупое дитя? Куда ты тащишь сани, Кайя?»
«Я останусь с тобой! Будем жить вместе!»
«Охо-хо… Дитятко, собирается пурга. Пращуры уже толпятся кругом, я слышу их голоса… Уходи скорее, догоняй родичей, иначе погибнешь…»
«Не прогоняй меня, акка!»
Снежная буря началась внезапно. Длинными белыми змеями катилась поземка, порыв колючего ветра качнул сани, и в следующий миг полетел густой снег. Он жалил кожу, застилал глаза, забивался в рукава.
«Догоняй…» – тихий голос Морошки потерялся в свисте и вое ветра. На миг Кайя испугалась, заколебалась, шагнула в сторону – может, в самом деле бежать за своими, пока не поздно? Обернувшись, она поняла, что потеряла сани. Вокруг не было ничего, кроме ветра и мчащегося снега – дальше собственной руки ничего не видать.
«Акка Морошка!»
Долго Кайя металась в пурге, надеясь хоть случайно да наткнуться на сани. Снег становился все глубже. Когда он достиг колен, Кайя свалилась, мокрая от пота. Несколько мгновений отдыха – и снег начал заметать ее, а холод ледяными ручейками потек за ворот и в рукава. Руки и ноги немели, слезы застывали на щеках… Кайя свернулась клубочком, втянула руки в меховые рукава, надвинула пониже на лицо капюшон. Она так устала и отчаялась, что даже не испытывала страха.
«Девочка?»
Кайя вскинула голову. Кто ее зовет? Неужели Морошка?!
«Кто ты, девочка?»
Нет, это была не знахарка. В голосе звучало лишь спокойное любопытство. Кто-то наблюдал за ней, сам незримый в пурге. Наверно, это духи предков, решила Кайя. Они забрали Морошку, а теперь пришли и за ней.
«Твоя душа сияет, словно костер, среди этих жалких пустошей…»
«Где акка Морошка?» – жалобно спросила Кайя.
«Понятия не имею, о ком ты… Здесь поблизости умирает древняя старуха…»
«Где она?!» – вскинулась Кайя, забыв о холоде.
«Черты твоего лица мне знакомы… Почему Сила Моря показывает мне тебя?»
«Где бабушка?!»
«Ты мне нравишься, девочка. Смелая, упрямая – совсем как я…»
Больше голос духа не произнес ни слова. Но Кайя заметила, что вокруг посветлело. Снежная буря как будто начала утихать. Снег падал уже не сплошной стеной, а кружил, вспыхивая, будто звездопад. Вскоре из сумрака возникли темные фигуры. Кайя услышала знакомые голоса дяди и других мужчин племени. Они искали ее, выкликая имя. Виг едва не наступил на нее, уже почти засыпанную снегом, – и принялся ругать, впрочем, не скрывая облегчения, что нашел живой.
То ли уход Морошки, то ли голоса духов, то ли что-то иное повлияло – но на следующий же день племенем было принято решение возвращаться к морю…
– Эй, Кайя, спишь?
Девочка, вздрогнув, высунула голову из-под шкуры. В палатку заглядывал Виг.
– Вылезай! Пойдешь с нами.
Кайя удивленно взглянула на дядю.
– Мы уходим?
– Нет, – Виг выглядел очень встревоженным. – Пойдем к жилищу того великана на холме. Вы с Лемми покажете дорогу.
– Сейчас? Ночью?
– Да, – отрезал Виг. – Если это то, что мы искали, – медлить нельзя…
Луна восходила все выше, протягивая по земле белые полосы света между черных елей. Сихиртя шли гуськом по тропинке. Впереди – перепуганные Лемми и Кайя, за ними – три старицы, мудрейшие женщины рода. Позади пыхтели охотники под предводительством Вига, сгибаясь под тяжестью мешков с дарами. Тащили вяленую рыбу, шкуры, медные обереги, какие умело отливать только их племя…
Когда ельник расступился и впереди поднялся облитый лунным светом утес, с вершины разнесся заливистый волчий вой.
Незваные гости застыли на тропе.
– Бежим! – послышались возгласы. – Скорее уплывем с проклятого острова!
– Стойте! – оборвал малодушных Виг. – Это всего лишь зверь.
– Не зверь, – спокойно сказала одна из женщин. – Человек. Кто-то подражает волку…
– Слушайте! Слушайте! – воскликнула другая старица, воздевая посох.
Откуда-то издалека, с полуночи, в ответ волчьему вою долетел странный звук – и не вой, и не крик, а вовсе ни на что не похожее. Дети не слышали ничего подобного, но старшие явно его узнали.
– Косатка кричит! – зашептались они. – Змеево море совсем рядом!
– Вот именно, – проворчала старица с посохом. – Уплывут они, как же… Так нас и отпустили. Помните, что молва говорит о Кэрр? Никуда нам отсюда не деться без ее позволения!