Нойда поздоровался с бубном, почтительно поклонился колотушке – священному билу. Вынес из сенника, поставил на солнышко подсушиться.
Затем достал из котомки шаманский пояс и надел поверх обычного. Пояс, увешанный литыми и костяными оберегами, позванивал, постукивал, взывая к духам, освещая путь во все три мира, словно фонарь в темную ночь.
И, наконец, возложил на голову шапку-птицу. Шаманская шапка не просто макушку греет. Она такой же друг-помощник, как и бубен. Бахрома закроет глаза – вместо шамана будут смотреть вышитые на челе зоркие орлиные очи. Бубенчики по сторонам заглушат человеческий слух – в трех мирах нойда будет прислушиваться с помощью чутких оленьих ушей, вышитых на висках. Длинные жгуты на затылке – змеиные хвосты – не позволят врагам подобраться сзади…
Нойда сдвинул шапку на затылок, открывая лицо. Время смотреть в мир духов еще не пришло. Взял бубен, огляделся из-под руки. Утреннее солнце уже поднялось над лесом.
За оградой толпились любопытствующие. Еще немного, и все жители Вишеры сбегутся. Кроме, конечно, пастуха – тот давно увел стадо на пастбище.
Пора было начинать.
Как и предполагал нойда, до дальнего выгона его провожала почти вся деревня. Сперва робели, но потом осмелели – и давай одолевать советами и предположениями, что же там в лесу за напасть и как с ней справиться. Когда растянувшаяся в длинный хвост галдящая толпа добралась до опушки соснового леса, нойда был раздражен, как росомаха, а в голове бродили свирепые мысли, недостойные «доброго помощника».
Миновав луга, все поднялись на поросший редкими соснами песчаный холм и остановились передохнуть. «И в самом деле, зачем этих коров сюда понесло?» – переводя дух, удивился нойда. Сочного разнотравья тут не было, только белые мхи да брусничник.
Дальше за холмом начиналась низина, а за ней колючей стеной чернел еловый лес. Нойде он сразу не понравился. Мало доброго в ельниках, а этот выглядел особенно неприветливым. Так и мерещатся среди серых замшелых стволов хищные глаза…
«А может, и не мерещатся», – подумалось нойде.
Он достал бубен, колотушку, глубоко вздохнул. Любопытные вишерцы почтительно притихли.
– Бом-м! – поплыл над лесом глуховатый гул.
«Эх, недосушил…»
Солнце вдруг ушло за невесть откуда взявшуюся тучку. На опушку пала холодная сизая тень. Снизу, из ельника, повеяло сырым ветром.
И угрозой.
«Не ходи сюда, шаман, – очень отчетливо прозвучало в ушах нойды. – Не надо».
«Я всю жизнь хожу куда не надо», – мысленно ответил саами и начал спускаться к ельнику.
Местные за ним не пошли – остались ждать на горке.
В ельнике царил сумрак, словно на дворе было не утро, а поздний вечер. Сильно пахло прелью, грибами. Тянуло холодом по земле. Столетние ели нависали, давили со всех сторон. Царапали тяжелыми колючими лапами. Острый сухой сук, высунувшись неведомо откуда, едва не пропорол бубен.
Молодой саами остановился. Он чувствовал, что даже дышать стало труднее. Вокруг застыла мертвенная тишина. Только откуда-то издалека, словно холодный чистый ручеек, то и дело долетала трель пастушеской дудочки.
«Должно быть, Морока играет… Ну и где этот овраг с коровьими костями?»
Нойда пошел дальше с трудом, как через воду. С каждым шагом нарастало ощущение чьей-то враждебной воли. И чувство, что там, впереди, кто-то ждет.
Шаман остановился, надвинул шапку-птицу на глаза.
«Так! В самом деле поджидает!»
Из чащи сильнее пахнуло мрачным, тяжелым ощущением угрозы.
«Знает, что я иду… Чует меня…»
Нойда хлопнул ладонью по левому плечу, призывая духа-помощника. Над головой прошуршали незримые крылья, дух вспорхнул в небо… И внутренние очи шамана, соединенные с глазами ворона-разведчика, в единый миг ослепли.
«Ах, тупой нож! Чары! Да какие сильные!»
Рука нойды чуть не выронила колотушку, дернувшись к поясу – а точнее, к тяжелому широкому лопарскому ножу. Прежде чем очи заволокла глухая тьма, глазами ворона-сайво шаман на миг увидел того, кто скрывался в овраге. Точнее, уже выбрался оттуда и теперь брел по лесу на могучих когтистых лапах – прямо к нему…
Да здесь и впрямь медведь!
Итак, Ворошила был прав насчет медведя. А вот остальное…
«Звери так себя не ведут», – вспомнились слова пастуха.
«Вот оно! Кто-то сперва призвал из чащи медведя, потом привел к нему корову, потом вторую… А теперь, похоже, насылает зверя на меня…»
Ворон-разведчик не отзывался, словно сгинул. Нойде представилось, как крылатый сайво мечется сейчас над лесом, тщетно высматривая хозяина. Сам шаман чувствовал себя и ослепшим, и оглохшим. Зато ему очень ярко представлялся бредущий в его сторону медведь…
Лесные звери уже давно не были угрозой для нойды. Он мог призвать, отогнать или заставить себе служить любое живое существо, от белки до снежного волка. Но тот, что спешил к нему, не подчинится.
Нойда глубоко вздохнул, прогоняя лишние мысли, стараясь вернуть твердость и ясность сознанию. И ударил в бубен, созывая всех сайво на помощь себе, на грядущий бой.
Однако вместо звонкого, раскатистого гула раздалось лишь глухое, едва слышное «тук».
Бубен вконец отсырел в ельнике! Повис тряпкой!
По спине шамана пробежала дрожь.
– О Луот, о Ниаль! – воззвал он. – Слышите ли меня?!
Сайво-помощники молчали. Вместо них отозвался Вархо.
«Их звать бесполезно, – послышался из обмякшего бубна ворчливый голос равка. – Им велено не вмешиваться».
– Кем велено? – мгновенно вспотев, спросил нойда.
Никогда прежде не бывало, чтобы его собственные сайво отказывались повиноваться! Ему! Спорившему с богами! Насколько же силен тот, кто гонит на него медведя?
«А я почем знаю? – буркнул равк. – Ишь, как сопит косматый! Торопится… Видно, мечтает еще об одной упитанной вкусной корове…»
– А ты почему не молчишь, как прочие?
«На меня не подействовало. Вот бы знать, почему? Может, потому, что я не настоящий сайво? Или потому, что был прежде человеком? Или…»
– Кончай болтать и помоги мне!
«Помочь – это вряд ли. Могу дать совет», – издевательски отозвался дух.
– На что мне твой совет?
«Могу не давать. Когда тебя сожрет медведь и бубен сгниет в этом ельнике рядом с твоими костями, я наконец освобожусь…»
– Давай свой совет, проклятый упырь!
«А, все-таки нужен совет? Ну ладно… Беги! Со всех ног беги отсюда!»
Где-то за елками нойда то ли услышал, то ли очень живо вообразил треск ветвей и тяжелую поступь. Больше не тратя времени впустую, он развернулся и кинулся прочь.
Он бежал так, как много лет уже не бегал. Колючие ветви хлестали по лицу, сучья цепляли бахрому на рукавах и пимах, норовили выдернуть из рук бубен. Корни будто нарочно подсовывались под ноги. Пару раз нойда чудом избежал падения, понимая, что встать ему уже не позволят. Правда или нет – прямо за спиной он слышал тяжелый топот и ощущал смрадное дыхание зверя…
Наконец впереди показался просвет между деревьями. В последнем усилии шаман рванул вверх, вылетел из ельника, пробежал несколько десятков шагов вверх по склону. Неподалеку от верхушки соснового холма силы его оставили, и шаман растянулся на земле. Бубен вырвался у него из рук и откатился в сторону.
Несколько мгновений обессилевший нойда почти ожидал, что вот сейчас в затылок, снимая кожу, вцепятся когти. Однако ничего не происходило. Потом откуда-то сверху раздался смех. Нойда приподнял голову и увидел перед собой босые ноги подпаска Мороки. Белобрысый рассматривал всклокоченного, обсыпанного иголками и лесной трухой шамана, широко улыбаясь.
Чуть поодаль сгрудились прочие жители Вишеры, опасливо поглядывая в сторону леса.
– Экий ты шустрый, лопарь! – громко проговорил Морока, хихикая. – Впервые вижу, чтобы ведун так быстро бегал!
В толпе раздались смешки. Посыпались предположения:
– Может, его леший шуганул?
– Он, верно, взлететь хотел, да превратиться не сумел!
– Смейтесь, смейтесь, – буркнул нойда, с трудом садясь. Встать он даже не пытался – ноги не держали. – Когда ведун бегает, смеется только дурак…
Молодой саами стащил с головы шаманскую шапку, бережно стряхнул с нее мох и хвоинки. Придирчиво осмотрел бубен – ну конечно, все-таки порвал! Теперь готовить рыбий клей…
Его взгляд то и дело обращался в сторону ельника. Колючая стена была тихой и неподвижной. Никто не преследовал нойду.
«А может, медведя и не было? – вдруг подумал он. – Просто видение, чтобы я на бегу шею свернул…»
– Ты из леса выскочил, как настоящий лешак!
К нойде подошел младший брат Ворошилы.
– Давай, обопрись о меня, помогу дойти до подворья…
Нойда с трудом встал, невольно охнув. Где-то все же зацепился ногой за корень…
– Ему бы сперва помыться, – подал голос Морока. – Или, там, штаны постирать…
Слова подростка вызвали новые смешки в толпе.
«Экий ядовитый, – подумал нойда, глядя на простодушно улыбающегося Мороку. – И чего его хозяин дураком честит?»
– В баньку-то сходить тебе, ведун, было бы хорошо, – поддержал подпаска брат Ворошилы. – Оно, конечно, лопарю мыться – удачу смывать… Но от тебя, по правде сказать, и прежде пованивало, а теперь и вовсе хоть с подветра не подходи…
– А давай, ведун, кто кого пересидит? – предложил Морока, снова вызвав всеобщий смех.
Нойда страдальчески закатил глаза. Дважды в своей жизни ему приходилось бывать в бане. И оба раза это было тяжкое испытание. Саами считал словенскую баню местом опасным и вредоносным. Но тут ему явно бросают вызов…
Да и помыться, в самом деле, не помешало бы.
А может, и штаны постирать…
Глава 10Медведица
Ветер поменялся – тянуло не дымом и хлевом, а речной свежестью, – и сразу стало легче дышать. Нойда открыл глаза. Над ним плыли облака и шелестели метелки высокой травы. День клонился к вечеру.
«Вроде оклемался», – взбодрившись, подумал саами.