– Чужих богов не обижали? – спросил он.
Ворошила почесал бороду.
– Тут чужих богов вроде нет. Ушли вместе с чудью. Изорянский звериный камень у болота стоит, да брошен давно… Откуда же напасть, ведун?
– Вы меня позвали, чтобы я разобрался, – как-то сонно отозвался нойда. – Вот я и разбираюсь.
– Разбираешься? Да ты на боковую собрался!
– Вовсе нет.
Ворошила озадаченно замолк. Потом с уважением поглядел на собеседника.
– А! Понял! Вот ты зачем ворота сенника открытыми оставил, а всем велел запереться… Думаешь, медведь снова придет?
Нойда пожал плечами.
– Смелый ты! Даже Бояна моя сказала: лопарь-то хоть и мозгляк, а духом могуч…
Нойда удивленно взглянул на него и хмыкнул.
– Так и сказала? Аж похвалила?
– Ты ей сперва не глянулся. Важничаешь, говорит, не по росту. На вид – соплей перешибешь… Но теперь, вижу, зауважала тебя. Мужик, говорит. Хоть и мелкий, и косорылый…
Нойда внимательно слушал. Потом неожиданно спросил:
– Почему твой подпасок вечером на реке болтался?
Ворошила моргнул.
– Морока? Попросился рыбу половить на вечерней зоре, я его и отпустил. Хотел один со стадом побыть, подумать спокойно, без дудки его проклятущей над ухом…
– А у тебя ведь дудки нет, – отметил нойда.
– Я – пастух кнута, – пояснил Ворошила. – Это особое, большое искусство… Еще есть пастухи рожка, дудочники-игрецы. Я таких не слишком уважаю. Все равно что вот ты – ведун, духами повелевающий. А они так, знахаришки…
– Морока, стало быть, пастух рожка? – с любопытством спросил нойда.
– Похоже на то, – поморщившись, ответил Ворошила. – Говорю же, не повезло мне с ним! Помню, увидел сироту, сразу понял: дар у него большой! Он слышит зверей, а они – его… Обрадовался, взял в семью. Начал обращению с кнутом вразумлять, а он ни в какую! Не могу, говорит, скотину пугать. Мне по сердцу, когда животины радуются, а не боятся… Под мои песенки, говорит, коровы обильнее доятся, чем под хлопанье твоего кнута… А по мне – хуже стало! Вона две коровы в лес удрали… Может, дудения перенести не смогли…
– Из-за чего твоя жена с Душаной поссорилась? – прервал нойда.
– Да из-за Мороки и поссорились. На реке стирали рядом, Бояна увидела, что тот рыбу ловит, и принялась его крыть за безделье. Душана из вредности вступилась, ну слово за слово…
– Ты говорил, Морока усыновленный. Почему с вами не живет?
Ворошила взглянул на него с удивлением.
– Зимой живет. Сейчас старается дома не появляться. Тепло, можно и под кустом ночевать…
– Почему?
– Вот пристал, почему да почему! Бояны боится. Не любит она мальчишку. Знаешь, как люди говорят? Из лесу гонит медведь, а из дому – мачеха…
Нойда невольно вздрогнул. Ему померещился ехидный смешок равка в бубне.
– Ступай, хозяин, – сказал он. – Иди спать… Мне надо подумать.
Хотел что-то добавить, но удержался. Лишь нахмурился.
Ворошила осерчал было – чего это тут шаман распоряжается? Но, видно, что-то увидел в его лице, поскольку без лишних слов встал и вышел за ворота. Еще и прикрыл их за собой.
Нойда тут же протянул руку к котомке и вытащил бубен. Взял его в руки, глубоко вздохнул, закрыл глаза…
«Черствеешь, нойда! – вскоре услышал он голос Вархо. – Затеял ловить оборотня на живца?»
– О чем ты?
«Почему пастуха-то не предупредил?»
– О чем я должен его предупредить?
«Как о чем? Медведица глаза откроет, а рядом мужик! Вкусный!»
– Не смеши, равк. Я тебя не за тем призвал… Что знаешь об изорянах?
«Действительно – зачем ей старый костлявый муж? – не унимался Вархо. – Хотела бы, давно бы сожрала… Тут вон нойда! Сперва не понравился – мелкий да косорылый, но теперь-то… О! А вот и она…»
Нойда распахнул глаза. Резко сел.
Кто-то темный, косматый скреб когтями створку ворот сенника, пытаясь открыть ее снаружи.
Нойда вскочил на ноги, схватил бубен и колотушку. Его глаза сузились, будто прицеливаясь. Он смотрел, как со скрипом отодвигается створка ворот, и в сенник, подняв морду и принюхиваясь, вразвалочку заходит лесной зверь.
«А вот и медведица! – послышалось из бубна. – Ого, какие мощные чары! Брат, тебе с ними не сладить!»
– Помолчи! Вижу!
«Ты знаешь что делать?»
Удар в бубен заглушил голос равка.
– О Каврай, отец волшебства, – запел нойда, не сводя взгляда с приближающейся медведицы. – Созидатель и разрушитель чар, отец правды, враг лжи! Развей вражий морок, атче! Дай победу твоему младшему сыну!
Ничего не происходило. Каврай не отзывался. Не открывались двери между мирами, не вытягивались незримые тропы… С тем же успехом нойда мог бы колотить в крышку от бочки. И его сайво-звери молчали, словно мертвые.
Только Вархо надрывался:
«Беги! Бросай бубен, беги!!!»
Медведица подошла к нойде, заворчала, встала на дыбы. Пахнуло тошнотворным запахом хищника… Прежде чем когтистая лапа обрушилась на саами, тот успел отбросить в сторону бубен.
Могучий удар швырнул его в сено. Нойда обнаружил, что лежит на спине. Успел мельком удивиться, что жив. А потом косматая туша навалилась на него, выдавливая остатки воздуха.
«Что ей надо?» – думал нойда, изо всех сил отбиваясь. Почему-то медведица не пыталась оглушить или задрать его, только подгребала под себя, хрипло урча.
«Что ей надо?!»
Наконец он понял и едва не расхохотался, несмотря на свое отчаянное положение. Медведица вовсе не пыталась его убить. Скорее совсем наоборот! Когти скребли кожаную парку шамана, стараясь содрать с него одежду.
– Пусти, дура! – придушенно хрипел нойда, силясь вывернуться из железных объятий.
Медведица недовольно зафырчала и стиснула шамана так, что у того затрещали кости, а воздуха в легких не осталось совсем. «Задушит и не заметит! – испугался саами, чувствуя, что не может вдохнуть. – Спокойно, спокойно! У меня еще есть немного времени… совсем немного…»
Усилием воли он унял страх удушья и заставил себя перестать бестолково отбиваться. Рука поползла к поясу, нашарила рукоять ножа. Нойда не понял какого – железного, зачарованного от нечисти, или обычного костяного, – да ему было и не до того. В глазах темнело, в ушах стоял звон, в голове уже мутилось… Слабеющей рукой шаман вытащил нож и ткнул медведицу в бок. Удар вышел совсем слабый – клинок воткнулся едва ли на четверть. Обычная зверюга и не заметила бы царапины…
В сеннике раздался женский вскрик. Тяжесть, навалившаяся на нойду, внезапно исчезла. Он жадно глотнул воздуха, закашлялся… Перед глазами плавали круги, горло жгло огнем. Когда он перестал разевать рот, словно вытащенная из воды рыба, медведица – или та, что пришла в ее облике, – уже исчезла.
«Эй, ты жив там?» – прозвучал в ушах нойды осторожный оклик Вархо.
– Да… Проклятие, что это было?!
«Тебе еще и объяснять надо?»
– Да нет! Кто это был, я знаю. Почему она ушла?
«Ты ранил ее, и морок развеялся. Теперь ищи бабу со свежей раной в боку!»
Нойда со стоном сел. Он чувствовал себя так, словно угодил под камнепад.
– И сдается мне, далеко искать не надо…
Во дворе послышался шум, за воротами сенника мелькали огни. Возня и женский крик разбудили семейство Ворошилы. Вскоре в сенный сарай ворвался полуодетый пастух, за ним Бояна. Нойда тут же уставился на хозяйку – зареванную, простоволосую, в одной рубахе…
Где же рана? Где кровавый след на боку?!
– Беда, ведун! – орал Ворошила. – Медведь Нежку унес!
Нойда, забыв о помятых костях, вскочил на ноги.
– Нежку?!
– Доченьку, красавицу нашу! – рыдала Бояна. – Со двора утащил! Куда ты смотрел, ведун?! Ты же сторожил?
– Нежку, – непонимающе повторил саами. – Унес медведь…
– Ей нынче не спалось. Я слышу, ночью пошла куда-то. – Пастух в отчаянии вцепился в седые волосы. – Спрашиваю: куда? А она: в сени, водички попить… Затем на крыльцо вышла. Шептала там вроде что-то… Потом тихо стало… А потом – крики, рычание!
– Я слышал рык, – подтвердил нойда, пока еще не совсем понимая, что происходит. – Но дочку вашу не видал. И медведя – тоже…
– Эх ты, сторож! – горестно махнул рукой пастух. – А еще ведун!
– Кто-то наше семейство проклял! – взвыла Бояна. – Кто-то на нас порчу навел! Сперва коровы, теперь Нежка! Ворошила, скликай мужиков, пошли за медведем в погоню! Может, еще жива доченька! А ты, ведун, стучи в свой бубен, ищи ее скорее! Зачем тебя нанимали?!
– Я… э… не могу, – отведя глаза, сказал нойда. – Я болен. Из-за этой вашей бани я всю силу растерял. Раньше, чем завтра-послезавтра, ворожить не сумею…
– Тьфу на тебя, сопля! – Бояна дернула за собой Ворошилу. – Иди зови мужиков! Не медли!
Пастух бросил на ведуна тяжелый взгляд и ушел, увлекаемый плачущей Бояной. Нойда проводил супругов ошеломленным взглядом. Затем выдохнул и навзничь упал в сено.
– Ну, что скажешь? – не открывая глаз, обратился он к бывшему равку.
«Вот дела! Это не та медведица!»
– Угу.
«А у реки-то Нежки не было!»
– Именно…
«Я вообще не понимаю, что тут творится!»
– А я, кажется, начинаю понимать…
Когда стихла суета, умолкли возбужденные голоса и огни факелов растворились в ночной тьме, нойда вышел за ворота сенника, на опустевший двор. Высмотрел в предутреннем сумраке подходящую колоду, уселся на нее, кинул в рот катышек травяной смеси и принялся задумчиво жевать, глядя на медленно светлеющий край неба вдалеке.
Спустя недолгое время появился тот, кого нойда и поджидал.
– О, ведун! – из-за угла дома неспешным шагом вышел белобрысый подпасок. – А чего в лес не пошел?
– От меня сейчас толку нет, – равнодушно ответил нойда. – После твоей бани чародей из меня никакой. А по лесу за медведем бегать мужики получше меня справятся…
Морока довольно хихикнул. Уселся на корточках неподалеку от ведуна и принялся разглядывать его.
– То-то, лопарь! Всю скверну из тебя повывели!