Впрочем, нет – не все.
На пустынном берегу залива стоит ветхая рыбачья избушка. Крыша провалилась, дверь нараспашку. На пороге избушки сидит худой парень. Подперев ладонями голову, он смотрит в море, тяжело вздыхая.
«Да это же Зуйко!» – узнала вдруг парня Кайя.
Еще не заросший, не обезумевший… Только отчаяние тлеет в глазах.
Глава 22Следь
– Где ты, Синеокая? Почему больше не зовешь меня?
Зуйко, не отрываясь, глядел на волны. Казалось, вот-вот, как прежде, морская дева поднимется из воды и взглянет небесными очами – прямо в душу.
Но лишь ветер шевелил сухие водоросли у кромки воды.
«Живу как во сне», – думал Зуйко.
Была настоящая жизнь, о которой и памяти не осталось, только обрывки снов. В тех снах он снова жил и любил. А в этом мире ему искать уже нечего.
«Чего я жду? – Парень устремил тоскливый взгляд в серое пространство осеннего моря. – Чего ищу? Сам не знаю!»
Ведь Синеокой больше нет. Чужестранный колдун-нойда убил ее, изгнал из бренного мира. От морской девы осталась только пена морская.
Темнело, над морем поднялся ветер.
Парню стало вдруг жутко.
«Что я делаю?! Зачем хожу сюда день за днем? Это проклятое место! А сегодня еще такая ночь, когда вся нечисть лезет наружу… Надо уйти, пока солнце не закатилось…»
Однако сама мысль о том, чтобы уйти, была невыносима.
«Разведу-ка лучше огонь», – решил Зуйко.
Парень встал, быстро насобирал по берегу выброшенных прибоем веток, отнес в рыбацкую избушку, сложил в очаг-каменку. Вскоре искры посыпались из-под кресала. Взметнулись язычки пламени, на бревенчатых стенах заплясали тени.
Солнце ушло в тучи, берег окутала холодная тьма. Зуйко не заметил заката. Он жмурился и улыбался, подставляя лицо и ладони жаркому дыханию огня. Даже мысли о Синеокой отступили.
«А дома матушка всех ужинать созывает…»
Зуйко представил горшок с кашей… Открыл глаза – и вдруг замер, приоткрыв рот. Справа, у стены, сидел кто-то черный. И глядел на него в упор.
– Ты кто? – вскрикнул парень.
Но через миг хихикнул.
«Это ж тень! Моя собственная тень на стене!»
Потом сообразил: тень должна быть не сбоку, а сзади…
Тут его будто морозом сковало.
«Это следь!»
У каждого человека есть тень-спутница – да только не всякий видит ее и не во всякое время. Бывает, становится тоскливо на душе, и ноги сами ведут в страшные, уединенные места – вот прямо как сейчас! Там и ждет человека следь, черный двойник. Скажет: «Пойдем!» И уведет на ту сторону, прямо в скалу… или в бездну морскую…
– Зачем ты здесь? – дрожащим голосом спросил он. – За мной пришла?
Тень молчала.
– Или защитить хочешь?
Следь будто чего-то ждала. Зуйко с удивлением понял: страх отбежал.
– Что молчишь? – спросил он сердито. – Ты мне ничем не поможешь. Синеокая умерла, убил ее нойда треклятый! Мне без нее что жить, что умереть – едино!
Злость охватила все его существо. В глубине души Зуйко знал, зачем приходит следь. Это последнее предупреждение. Последнее «остановись, покуда не поздно!»
Но он вовсе не собирался останавливаться.
– Мне твои острастки не нужны! – срывающимся голосом выкрикнул он, глядя в молчащую тьму. – Если печешься обо мне, укажи путь к ней! Дай еще взглянуть в ее синие очи – и забирай куда пожелаешь!
Он заплакал.
А когда утер глаза, увидел: следь встала и растворилась во тьме.
Зуйко остался совсем один.
На миг его пронзили одиночество и отчаяние. Потом явилась мысль – будто кто-то нашептал ее в уши. Может, тот самый, кто звал его день за днем на этот пустынный берег…
«Иди в море!»
Зуйко вытащил из очага горящую сосновую ветку подлиннее и вышел.
«Солнце село», – промелькнула тревожная мысль, но парень отогнал ее.
Внутри жила странная уверенность: в этот раз на его зов откликнутся, и нечто утраченное будет найдено.
Он пошел в сторону моря, поглядывая под ноги. Огоньки рождались на пушистых ветвях, искрились в рыжей хвое, и в их свете блестела окатанная галька, изредка вспыхивая звездочками. Тогда Зуйко останавливался, нагибался и вглядывался в россыпь камней, однако все попусту.
«Что я делаю? – думал он. – Как будто мне велено что-то найти, а что – я не разобрал…»
Над морем висел густой туман.
– Синеокая! – позвал парень. – Ты меня ждала? Я здесь!
В тот же миг сделалось удивительно тихо. Потом со всех сторон зашелестело и зажурчало. Вода начала отступать, будто уползая от ног, обнажая дно.
«Диво дивное…» – отрешенно подумал Зуйко.
Однако, чуть поколебавшись, двинулся вперед.
Туман вился, окутывая его ноги. Вот сейчас взметнется клешня морского чудища да как схватит! Зуйко не боялся. Давно ему не было так спокойно и хорошо. Хотелось смеяться от радости. Раньше он был слаб и одинок – а теперь словно крепкая рука легла на плечо. Он был потерян, и вот его нашли.
Парень долго шагал по плавно уходящему вниз морскому дну. Время от времени под ноги попадались кости. Их было много, притом все человеческие. Скелеты воинов и рыбаков, ржавые доспехи, гарпуны… В другое время Зуйко удрал бы с воплями. Теперь лишь равнодушно перешагивал почерневшие остовы.
«Как далеко ушла вода? – промелькнула мысль. – А ну вернется, да вся вдруг?»
Но даже эта мысль не заставила его хотя бы замедлить шаг.
Он брел в сыром тумане все дальше. Обходил лужи, полные трепещущей рыбы. В какой-то миг Зуйко обнаружил, что спускается по широким каменным ступеням.
Ступени привели его на ровную площадку, густо покрытую илом. Посередине лежал большой плоский камень. По нему кольцом вился морской змей, будто своим телом оберегая лежащий внутри кольца скелет. Остов лежал на боку, поджав колени и обняв их руками. По длинным белым волосам Зуйко понял, что перед ним женщина.
Дрожа, он подошел ближе.
– Синеокая… – прошептал он. – Взгляни на меня!
Белые кости были столь же безвозвратно мертвы, как сухая трава, как пустые ракушки. Высеченный в камне Предвечный Змей обвивал их, холодный, мощный и вечный, как само море.
Из груди Зуйко вырвалось рыдание.
– Она погибла, совсем ушла…
Налетел слабый ветерок, шевельнул белые волосы, и Зуйко увидел, как рядом с черепом что-то дважды колюче вспыхнуло – синим. Парень, затаив дыхание, не глядя протянул руку – и пальцы его нащупали в густых прядях нечто скользкое, жгуче-холодное. Зуйко сжал кулак и отскочил. Когда же раскрыл ладонь – перехватило дыхание. Два ярких синих камня, окатанных морем, глядели ему прямо в душу.
Зуйко быстро стиснул кулак, словно у него пытались отнять находку. Сердце колотилось. Вновь приоткрыв ладонь, он впился взглядом в свою добычу. Ничего прекраснее он в жизни не видел! Камни светились собственным светом. Их синева околдовывала, путала мысли. «Они живые, – подумал Зуйко. – Как это море, как я!»
Где-то в вышине засвистел, завыл ветер. Туман колыхнулся. Что-то застучало по спине, по плечам.
«Как холодно!» – промелькнула последняя разумная мысль Зуйко.
Сумрак полнился нарастающим шумом, по илу бежали струйки воды. Вода возвращалась. Парню не было дела. Он стоял у древнего жертвенника, любуясь камнями. Своей воли у него не осталось. Да и разума ему сохранили не больше, чем требовалось…
Море наступало, но Зуйко не мог оторвать взгляд от синих камней. Ничто на свете не заставило бы его бросить их.
– Так вот что за пересохшее море! – воскликнула Кайя, когда развеялись видения туманного морского дна. – Вот что за кости и глаза! Ты нашел синие камни – глаза великой короны!
– Акка Кэрр их туда пристроила, – сказал Зуйко, утирая со лба пот.
Воспоминание далось ему нелегко.
– Великая корона раньше принадлежала одному шаману с юга, из мерянской земли. Акка Кэрр победила его в бою. Они дрались за корону и разорвали ее… Вот почему корона всегда такая сердитая… Она много лет была слепой… А потом море привело меня сюда, и акка увидела эти камни…
– Море привело тебя? – с любопытством повторила Кайя. – Расскажи!
– Ты и так выболтал достаточно! – раздался поблизости резкий голос.
Гейда Кэрр спускалась по тропинке, глядя на Зуйко взглядом, не сулящим ничего доброго.
Тот, увидев свою госпожу, вжал голову в плечи, превращаясь в перепуганного дурачка, каким Кайя всегда его знала.
– Ты! Пошел на гору, ждать наказания! – приказала гейда. – А ты, Кайя… Что с тобой делать… А ну, живо сюда…
Кайя отскочила, держа перед собой куклу-кусаку.
– Отойди, акка! – закричала она. – Зачем тебе жизни сихиртя? Кого ты будешь кормить? Хищных духов? Аклута? Он принял раны и должен их залечить, верно?
– Что ж, кое-чему ты у меня научилась… – протянула гейда. – Кое-что ты теперь знаешь о духах…
– Я не хочу быть как ты! – провыла Кайя сквозь слезы. – Я не собираюсь кормить хищных сайво людьми!
Гейда вдруг ядовито расхохоталась.
– То же говорил твой отец, когда выведывал мои тайны… «Я не такой! Мне не нужны твои темные умения!» – а сам их жадно у меня перенимал… Как же вы с ним похожи… Втереться в доверие, стать близкими… а потом ударить исподтишка!
Кайю бросило в жар.
– Я давно догадалась, что ты враждовала с моим отцом, акка Кэрр…
– Стало быть, знаешь, кто его убил?
– Я видела, – мрачно сказала Кайя. – Чудище из моря. И его, и матушку.
– Чудище из моря! – фыркнула гейда. – Глупые сихиртя даже не поняли, с каким великолепным созданием столкнулся их нойда… Сынок-акула! Мой сынок… – с нежностью повторила она. – Я сшила его из мертвых рыб, зверей и людей, вскормила собственной кровью и отправила мстить. Сын разорвал маминого обидчика и унес его душу в подземное море!
Лицо Кайи пылало, она не сводила прямого взгляда с наставницы.
– Я временами подозревала, что это ты наслала чудище, акка Кэрр, – твердо проговорила она. – Кто еще на всем Змеевом море способен сотворить подобное? Только это неправда. Ты врешь! Убей ты отца, убила бы и меня! Не растила бы, не учила всему, как родную дочь…