Карл выбрал представителя самой древней и сильной семьи – оборотней, принимающих обличье волков. Конечно, это была рискованная операция, чреватая самыми разными последствиями: от неконтролируемых обращений до невозможности вновь принять человеческий облик. Этого, к счастью, удалось избежать, однако без побочных эффектов не обошлось. Прежде всего невозвратность преобразования и невозможность оставлять потомство из-за серьезного генетического сбоя. Но на это Карл оказался готов пойти.
– И без тебя знаю, что следов не осталось. – Лорд Эдвард нахмурил светлые брови. – Вижу это и сам. Воспользуйся своей чертовой звериной интуицией. Ты провоцируешь наказывать тебя, когда я этого не хочу.
Карл тяжело покачал головой и сгорбился, как загнанный, угодивший в западню волк, готовый защищаться до последнего. Вот только возможностей больше не осталось. Единственное, что он мог, – попытаться сохранить достоинство во власти бывшего заклятого врага, который превратился в хозяина на долгие годы. Но и само понятие достоинства постепенно растворялось в этой темной одинокой конуре, где его заперли безо всякой возможности бегства.
– Прости, – хрипло прошептал оборотень, вновь устремив взгляд в пол. – Лицо того, кого ты хочешь видеть, скрыто от меня, как будто туманом. Только одно могу сказать точно: убийца жаждет уничтожить, лишить тебя жизни, и это похоже на одержимость. Но он не намерен занимать твой трон и становиться лордом-защитником Ледума. Такой цели у него нет.
– Октавиан? – без особой уверенности предположил правитель, вслух высказывая мысли многих подданных. – Уж он-то, конечно, не имеет намерения закреплять за Ледумом статус столицы и переселяться сюда, со всем двором в придачу. Хочет оставить на троне наместника, должно быть.
– Косвенное доказательство, – с сомнением протянул Карл. – Меня оно не убеждает. Возможно, он причастен, а возможно, нет. Очевидно следующее: Октавиан Севир всерьез намерен показать, кто в доме хозяин. Все мысли его о тебе, Алмазный лорд. Но это еще ни о чем не говорит.
Глава 10,в которой вновь приходят психоделические сновидения из прошлого
Под самое утро Себастьяну приснился его кошмар.
Все шло как нельзя лучше: волшебный, сказочно тихий час перед рассветом – единственный, когда можно застать охрану врасплох. У людей в это время невольно притупляется внимание, замедляются реакции и движения… Правда, в случае со стражами надеяться на это довольно опрометчиво. Все-таки это не совсем люди, хоть и для поддержания жизнедеятельности им по-прежнему требуются сон, вода и пища. Правильнее всего назвать их биологическими механизмами для убийства. Себастьян не мог сказать точно, были ли стражи разумны. Судя по всему, нет.
Те же замшелые стены, лабиринты ходов, уходящих корнями вглубь скал. Самое сердце Пустошей. Древняя, пропахшая временем пещера, существовавшая, скорее всего, еще до образования человеческих городов-государств, составляющих теперь привычную Бреонию. Чистым безумием было заявиться сюда: только тяготы и опасности пути преодолел бы не каждый.
Но в те дни Себастьян был еще молод, самонадеян и бесстрашен – одним словом, глуп, как и положено сопливым юнцам. Неизвестно почему, но до сих пор удача сопутствовала неопытному ювелиру. Удача – ветреная дамочка, которая любила молодых. Она кружила шальную голову, раззадоривала на подвиги, призывая отвергать осмотрительность. И с легкомысленным азартом он кинулся в авантюру.
Всем ведь в юности знакомо такое чувство, будто мир вращается вокруг тебя и готов в любую минуту рухнуть к ногам? Энергия бьет через край, и кажется, нет ничего невозможного, стоит только взяться за дело – в особенности с твоими-то исключительными талантами, умом, силой, упорством… Ну, или хотя бы с чем-то одним. Жизнь представляется чередой легких и захватывающих приключений, а смерть… смерть вообще не принимается всерьез.
Потому-то Себастьяну, в определенных кругах успевшему снискать славу счастливчика, и предложили то рискованное дело. Это правда, в начале своего пути он казался настоящим баловнем судьбы. Уже в первые годы выходец из Лесов Виросы шутя заработал свою репутацию, свое имя, которое гремело до сих пор. Опьянев от успехов, он уверовал в свою неуязвимость, решил, что ему все по плечу.
Даже ограбить драконью пещеру.
Разумеется, в прямом смысле лезть в пасть дракону – стопроцентное самоубийство. Именно так и пополнялись ряды стражей, состоявшие сплошь из неудачливых воров. Настолько дерзок не был даже молодой Серафим. Испытывать судьбу, нарываясь на представителя старейшей расы, он не собирался. Однако избежать встречи казалось делом нетрудным: вопреки распространенному мнению, в своих пещерах драконы не живут, проводя под землей не слишком много времени. Обычно есть несколько крупных пещер, которые дракон использует как кладовые для сокровищ и, возможно, места для редкого отдыха. И сейчас хозяина не было.
Все тем же, тщательно построенным много лет назад, маршрутом Себастьян пытался пройти лабиринт пещеры. Коридоры бессовестно петляли и извивались, рассыпаясь десятками ложных путей, по большому кругу заводящих назад или в тупики. Высокие своды терялись в темноте. А ювелир все скользил и скользил вдоль прохладных стен в непроглядную кромешную тьму.
В этот раз сон развивался иначе: Себастьян чувствовал мучительное волнение, ибо знал заранее, чем все закончится. Такого раньше не случалось. Тем не менее изменить что-то ювелир не мог: сон вел его за руку, точно безвольную куклу, нес вперед так, как мощное течение реки увлекает в шумящий вдалеке водопад. Как и всегда, все было неизбежно: Себастьян только обреченно подчинялся силе сна.
Надо сказать, план был грамотен и относительно безопасен. Себастьян избрал самую простую и в то же время эффективную тактику проникновения и захвата объекта. Они работали вдвоем.
Войдя в пещеру, они разделились: целью Моник было отвлечь на себя стражей, обладавших, по-видимому, чем-то вроде коллективного сознания, а задачей Себастьяна – проникнуть в святая святых, отыскать и похитить заказанный драгоценный камень. Ну, может, прихватить еще пару-тройку образцов подороже, если удастся. Запустить руку в драконью сокровищницу – звучит как сон! Упускать редкую возможность было нельзя.
Встретиться они собирались по пути к одному из выходов и уже вместе спасаться заранее подготовленным бегством.
Все шло идеально: стражи мгновенно засекли Моник и начали стекаться к ней. Нечеловечески чутким слухом сильф различал их быстрые уверенные шаги и легкий, почти летящий бег Моник. Ничего, чего они не предусмотрели заранее. Ничего, что могло насторожить.
Себастьян ни на секунду не сомневался: у Моник получится обмануть стражей, получится выйти из методично сжимающегося кольца. Она обязательно справится. Как-никак Моник была одним из лучших следопытов и охотников Виросы и не хуже него самого умела вскрывать замки, открывать любые двери. С тех пор как они стали компаньонами, Моник превосходно справлялась с воровскими заданиями, демонстрируя отменные бойцовские навыки, силу и выносливость. За три года их насыщенной событиями работы они крепко проросли друг в друга, став практически единым целым, и даже внешне сделались похожи. Это была связь невероятной силы.
Связь, которую, как он думал, не в силах разорвать даже смерть.
Пара стражей поумнее все же встретилась на пути, но оба раза Серафим был быстр: головы отделились от тел прежде, чем импульс понимания достиг их. Понимания, что их больше нет.
Убить стража тяжело. На собственном горьком опыте, оставшемся на память в виде пары замысловатых шрамов, Себастьян уяснил, что существует единственный быстрый и надежный способ убийства – отсечь голову. Даже прямой удар в сердце не давал такого впечатляющего эффекта, не говоря уж про поражения прочих частей и внутренних органов. На раны стражи попросту не обращали внимания, так как не чувствовали боли. Они сражались до тех пор, пока были в состоянии передвигаться.
Даже обезглавленные, туловища продолжали судорожно дергать конечностями, пытаясь ползти, но уже не представляли опасности.
Кровь из рассеченных артерий рекой разливалась позади, понемногу впитываясь в земляной пол.
Кровь каплями стекала по узкому клинку, оставляя ненужный след.
Отирать лезвие не было времени, ни единой лишней секунды: стремительным вихрем Серафим ворвался в хранилище, особым чутьем ювелира угадывая нужный камень. Готово!
Едва взяв в руки заветный минерал, Себастьян обмер. Что-то изменилось. Реальность померкла, в единый миг лишившись и объема, и цвета, и даже запаха. Зрение неожиданно отказало, и ювелир, спотыкаясь во мраке, как пьяный, кинулся прочь, спеша выбраться наружу. Звуки тоже отдалились. Еще минуту назад он легко различал даже дыхание Моник, петляющей по путаным нитям лабиринтов. Теперь же стук собственного сердца доносился как сквозь толщу воды, да еще и с перебоями. Чертыхаясь, на ватных ногах Себастьян с трудом пробирался сквозь черный тягучий кисель пространства к выходу в этом бесцветном двумерном мире.
Что-то изменилось. Что-то непоправимо, бесповоротно нарушилось, исказилось, сломалось! И в этом сне, как и много лет назад, Себастьян сразу понял что.
Это был дракон.
Какой-то древней, наследственной прапамятью крови Себастьян сразу узнал его, почуял страшное присутствие. Ошибки быть не могло. Драконы – самые могущественные и опасные среди старших рас, и все без исключения нелюди признавали в них сильнейших. Видимо, сама сущность сильфа дала Себастьяну знать, что пора уносить ноги – или умереть.
Дракон был еще далеко, но даже приближение его меняло многое: действия стражей стали более умелыми, четкими и согласованными. Они как будто проснулись, сбросив оцепенение полудремы, и явили подлинные свои способности. Часть стражей уже окружила Моник, часть переключилась на Себастьяна. Угодив в ловушку, ювелир пытался найти верное решение, но того, кажется, не существовало.