Не тревожь память Моник, Серафим. Не держи возлюбленную здесь, на границе между мирами, позволь ей спокойно уйти. Ты питаешь своими воспоминаниями туманную плоть призраков, ты не даешь им сна. Мертвые должны жить в прошлом, но не живые. Это жестоко. Ради вашей прежней любви оставь же ее в покое! Дай себе шанс на настоящее… – Она вновь надолго замолчала, черпая уверенность для следующей непростой фразы. – Дай нам шанс.
– О чем ты говоришь, София? – искренне удивился Себастьян, не веря своим ушам.
Имя девушки, как дорогой кофе, обожгло горло, приятным огнем разойдясь по венам. Сознание наотрез отказывалось вникать в смысл только что услышанных слов. Некоторое время ювелир молчал, тщательно перекатывая на языке долгое карамельное послевкусие. Звуки этого имени были осязаемыми, бархатистыми и мягкими. Однако, если развивать первые ассоциации с кофе, Себастьяну все же недоставало легкой шоколадной горчинки и пряностей. Сладко.
Слишком сладко.
– Ты знаешь, о чем я говорю, Серафим! – остро чувствуя его отторжение, почти закричала Искаженная. – Не делай вид, что ничего не понимаешь. Ты не глупец. Я не посмела бы лезть в твою жизнь, в твои сны, в самое твое сердце, если бы ты был мне безразличен. Но ты особенный человек, и ты стал мне дорог за то недолгое время, что мы рядом. Рядом, но не вместе. И невозможность, и близость желанного каждый день сводит меня с ума… поэтому я решилась помочь…
– Довольно! – зло рявкнул Себастьян, и сон молниеносно рассыпался.
Пробуждение было подобно тяжелому удару по голове, когда в первый миг не соображаешь, кто ты, где и зачем. Наконец из оглушающей пустоты черной кляксой проступила знакомая скромная келья. София была здесь. Молча сидела на краешке кровати, съежившись, нахохлившись, как крохотный воробей, в ожидании неизбежного тяжелого разговора. Узкие плечики подрагивали, будто от едва сдерживаемых слез.
– Почему ты пришла? – хмуро спросил Себастьян, демонстративно повернувшись к ней спиной. Меньшее зло. В эту минуту разумнее было преступить границы вежливости, чем совершить необдуманные и непоправимые поступки. А ювелир ясно понимал, что не вполне контролирует себя. – Тебе необходимо быть так близко, чтобы вторгаться в реальность чужих снов?
– Нет, – София смущенно потупилась, – быть настолько близко вовсе не обязательно. Но мне хотелось… Хотелось быть близко.
– Что?! – Себастьян задохнулся от переполнявшего его возмущения. Какие кощунственные мысли! – Здесь – в святом месте?
В один-единственный миг ювелир отдалился, сделался совсем чужим. София с ужасом посмотрела на него. На секунду показалось: девушка боится, что ее ударят. Вскочив на ноги, София застыла, словно хотела убежать прочь, и одновременно – остаться с ним рядом.
Себастьян решил за нее.
– Оставь меня, Искаженная, – голос Себастьяна зазвучал холодно и опасно, как звучит в бою металл широких клинков. Но в следующий миг он взял себя в руки и, овладев эмоциями, продолжил уже спокойнее: – Ты многого не знаешь обо мне… Точнее, совсем ничего не знаешь. Я не тот, кого ты себе выдумала, совсем не тот, пойми это. То, чего ты хочешь, никогда не произойдет. А теперь мне нужно хорошенько обдумать все, что произошло, и принять решение. И я не обещаю, что тебе понравится.
– Забери меня с собой, – тихо попросила София, прежде чем уйти. – Я должна быть рядом. Это многое для меня значит. Клянусь, Серафим, если ты возьмешь меня, я никогда больше не буду нарушать границ твоих снов.
– Себастьян, сын мой? Разрешишь мне войти?
Ювелир словно очнулся от сна наяву, услышав этот кроткий, но твердый голос. Медленно встал и, отняв руки от висков, направился к двери, даже не пытаясь придать своему лицу доброжелательное или хотя бы нейтральное выражение.
– Конечно, отче. Я счастлив, что вы вспомнили обо мне.
Святой отец вошел и, будто не замечая взвинченного состояния Себастьяна, спокойно уселся за стол.
– Как же иначе? Ты не вышел к завтраку и к обеду, сын мой, – участливо начал он, сцепив руки в замок. – Друзья твои мрачны и молчаливы, и каждый не находит себе места от беспокойства, хотя и не показывает этого. Воздержание в пище похвально, но только в том случае, если одновременно с физическим происходит очищение духовное. Если же мысли черны, как полночь, голодание может принести только вред – слабость вместо силы.
– А всегда ли так хороша сила? – Себастьян не имел намерения, чтобы ответ его прозвучал как протест, однако не смог удержать недопустимых при разговоре со священником резких ноток. – Не попадаем ли мы все в ловушку, погнавшись за иллюзорными ценностями, отче? Не ограничиваем ли самих себя условностями, которые ничего не могут нам дать?
– Все именно так, как ты говоришь, сын мой, – с обезоруживающей улыбкой подтвердил святой отец. – Все именно так. Сомнения никогда не появляются на пустом месте. И если ты чувствуешь, что неправ, значит, так оно и есть.
– Так что же делать тогда? – На сей раз в голосе ювелира прозвучала только растерянная, тоскливая усталость. – Зачем обретать силу, которую неминуемо используешь во зло? Зачем создавать безупречный клинок, зная, что он годен только для одной цели – убивать снова и снова?
– В этом его предназначение, – ответил святой отец, глядя прямо в глаза Себастьяну. – Иначе он не был бы оружием. И не был бы самим собой.
Себастьян отвернулся и какое-то время молча смотрел в стену. Необработанный грубый камень странным образом успокаивал и придавал некоторую уверенность, как символ непреходящего могущества природы в противовес временному, весьма краткому владычеству человека на земле.
– Иные люди подобны клинкам. Как жить с этим, отче?
– С любовью и благодарностью Изначальному, Себастьян. Мы не можем постичь всех Его замыслов. Но мы можем принять их. Все, что есть в мире, имеет право быть, потому что существует – действительно существует – одна только любовь. Все остальное – лишь иллюзии. Приняв эту истину, ты найдешь ответы на свои вопросы… если они еще останутся.
– Очевидно, я ничтожно мало разбираюсь в религиозных догматах, отче. – Ювелир удрученно покачал головой. – Мне трудно осознать смысл ваших слов.
– Не в этом дело, Себастьян, – чуть слышно вздохнул святой отец. – Тебя мало заботит смерть, и это мудро, но и жизнь ты любишь мало. Увы, я вижу шаткость твоей веры. Попробуй идти не от сухого рассудка, а от подлинных чувств, которые заложены в тебя Творцом. Познай безграничную любовь Изначального, и ты увидишь ее проявления во всем. Уподобь свой разум сосуду и исполнись Истиной, как водой. Тогда ты услышишь извечный ритм, пронизывающий все сущее, пульс мироздания, гармонию в диссонансе. Но помни: любви сложно войти в сердце, пока там живет страх. Не нужно бояться собственной силы, сын мой. Не нужно отвергать ее и не нужно предавать себя. Мы не хороши и не дурны, мы такие, какие есть, и в этом высшее предназначение, дарованное нам Творцом. Не извращай предначертанный путь, сын мой. Страх ослепил тебя и сделал уязвимым. А ведь чем значительнее сила, тем больше возможностей и соблазнов применить ее неразумно. И тем страшнее последствия для нас самих и для мира вокруг.
– И тем большую ответственность придется нести, – заключил Себастьян, не ощущая, однако, привычной тревоги по этому поводу. Он с удивлением обнаружил, что причины для радости или страданий зачастую одни и те же, разница лишь в точке зрения.
– Правильно смотреть на вещи очень важно, – словно читая его мысли, мягко подтвердил святой отец. – Важно видеть мир таким, какой он есть, а не таким, каким он кажется или каким нам хотелось бы его видеть. Глубоко поразмысли над этим, Себастьян, и имей смелость на прямой, честный взгляд. Пока, к сожалению, глаза твои слепы. Ты серьезно заблуждаешься насчет многих вещей… и людей. Почти всегда такие ошибки приводят к непоправимым последствиям. Будь готов к ним, сын мой, и иди по своему пути.
– Вот как? – задумчиво проговорил ювелир, слыша, как за его спиной священник поднимается и молча направляется к выходу. – Я обещаю подумать над вашими словами, святой отец. Благодарю за поддержку.
От этого разговора по душам стало намного легче. Несмотря на то что количество вопросов, казалось, только увеличилось.
Себастьян чувствовал себя потерянным, по-настоящему потерянным. Но визит святого отца отогнал наваждение, и ювелир смог снова увидеть свой путь. Мгла сомнений понемногу рассеивалась, открывая внутреннему взору узкую, ненадежную дорогу – скорее тропу. Между высоким огнем и большой водой, по взвеси тумана – куда вела она? Себастьян не знал ответа.
Ступая на призрачные мостки реальности, Серафим и сам не понимал, что ждет его впереди.
Глава 16,в которой случается рискованный выход в свет
Конечно, София не смогла просто так сидеть и безропотно ожидать, когда решится ее участь. Это было бы совсем не в активном и деятельном характере Искаженной. Угнетало уже само то, что судьба ее зависит от одного чужого слова.
Всю первую половину дня ее колотила крупная дрожь. София не находила себе места в тесной комнатушке, неприятно напоминавшей птичью клетку. Воистину невыносимо. Если придется задержаться здесь надолго, она точно свихнется!
В полном отчаянии София металась из угла в угол и даже хотела взяться за единственную книгу в помещении, но тяжеловесная мудрость прошедших веков никак не ложилась на ум. Текст писали на древнем, давно уже вышедшем из употребления языке церковников, в изящной старинной манере: одна строка – слева направо, другая – справа налево. София во время обучения немного знакомилась и с самим мертвым языком, и с таким способом письма, но читать все равно было непривычно и трудно. Она бессмысленно скользила взглядом по путанице строчек, практически не вникая в суть, с одной-единственной целью – отвлечься от тягостного ожидания, на которое бессовестно обрек ее Себастьян.
Отвлекаться решительно не получалось.