– Виват! – закричал Дмитрий Иванович. – Пли! Пли!
Все наши, у кого, конечно, были ружья, начали стрелять. А те, у кого ружей не было, а это инородцы, те побежали с копьями наперевес в атаку.
– Йакунин! – кричали наши. – Йакунин!
Чукчи бежали кто куда. Один только Атч-ытагын оставался на месте, а рядом с ним стоял его переговорщик. Так же и Дмитрий Иванович никуда не спешил, и капитан оставался при нём. Не офицерское это дело за чукочьем по тундряку гоняться, обычно говорил Дмитрий Иванович. А тут он опять посмотрел на часы и сказал:
– За четверть часа управились.
Глава 30
А дальше было вот как. Наши погнались за чукчами, а Дмитрий Иванович убрал часы, повернулся к Атч-ытагыну и продолжил:
– Но это ещё не всё. Потому что ты, как мне сказали, украл у нас человека, очень важного, его царица к нам послала, а ты взял и украл! Так это или нет?
– Это не так, – сказал Атч-ытагын, – потому что я отдал его обратно.
– Не отдавал ты нам его! – воскликнул капитан. – Я его сам забрал!
На что Атч-ытагын ответил:
– Но когда ты его забирал, я разве требовал его обратно?
Капитан только развёл руками. А Дмитрий Иванович сказал:
– Это, конечно, хорошо, что ты не требовал. Но это мы тебя принудили не требовать. А вот что ты сам по себе, без нашего принуждения, сделал хорошего?
И Атч-ытагын, улыбаясь, ответил:
– Я отправил Хыпая к верхним людям. Мы с ним повздорили, и я его отправил. И когда я его отправлял, я знал, что делаю для тебя большую радость.
– Где это было? – спросил Дмитрий Иванович.
– Далеко, – ответил Атч-ытагын.
Дмитрий Иванович подумал и сказал:
– Почему я должен тебе верить?
Атч-ытагын ещё раз улыбнулся и ответил:
– Я знал, что ты мне не поверишь, поэтому смотри сюда.
И он показал на своего переговорщика, стоявшего здесь же с мешком. Переговорщик поклонился Дмитрию Ивановичу и вытряхнул из мешка на землю почерневшую голову Хыпая. Дмитрий Иванович, не приближаясь к голове, внимательно её осмотрел, удовлетворённо кивнул и сказал:
– Это хорошо. Я напишу государыне, она обрадуется и похвалит тебя. Правда, ты этого не услышишь, потому что я сейчас убью тебя, отрублю тебе голову, и вместе с Хыпаевой пошлю к государыне, пусть она сразу два раза порадуется.
Атч-ытагын подумал и сказал:
– Да, это будет справедливо сделано.
– Ха! – громко и презрительно сказал Дмитрий Иванович. – Как ты сразу запел! Какой ты стал послушный! Как ты спешишь как можно скорее уйти к верхним людям! Но это ещё надо заслужить, потому что никого у нас не убивают без причины. Всё должно быть по закону, как нам наши предки завещали. Поэтому я вначале должен буду судить тебя. То есть мы сперва выслушаем всех тех, кто захочет говорить за тебя, и всех тех, кто будет говорить против, потом обсудим их слова, обдумаем, а только потом уже решим, чего ты достоин – чтобы тебя убили или нет. Вот так!
– И потом ты меня убьёшь? – спросил Атч-ытагын.
– Да, если ты будешь этого достоин, – сказал Дмитрий Иванович. – А если не будешь достоин, то я отвезу тебя в Анадырск и там скормлю бродячим собакам. Но вначале суд!
И он стал осматриваться по сторонам. Народу там было немного, люди же, как уже говорилось, по большей части кинулись вдогонку за чукчами, надеясь на богатую воинскую добычу. Но, правда, думал капитан, можно было никуда не бегать, потому что прямо здесь, в поле, правильней, на пустоши, есть чем поживиться. То есть много же здесь всякого полезного добра – луков, шапок, панцирей лахтачьих, железных наконечников для стрел и прочей другой дребедени. Но Дмитрий Иванович на это не смотрел, а он повернулся к Костюкову, который стоял тут же рядом, с трубой, и велел трубить сбор. Костюков взялся трубить. Люди стали понемногу собираться. Дмитрий Иванович поглаживал усы и улыбался. Капитан смотрел по сторонам. День был погожий, солнечный, только гора по-прежнему была в дыму. Это старик, подумал капитан, курит трубку и на нас поглядывает.
И Дмитрий Иванович тоже курил. Когда он стал докуривать, к нему подошёл Наседкин, фельдфебель, его каптенармус. Наседкин терпеливо ждал, глядя на трубку.
Докурив, Дмитрий Иванович неспешно выбил трубку и кивнул Наседкину. Наседкин выступил вперёд, осмотрел собравшихся и объявил, что самоуправство у нас не допускается, что у нас всё по закону, и вот сейчас господин Павлуцкий, Дмитрий Иванович, майор кавалерийской службы, комендант Анадырский и командир Якутского драгунского полка, начнёт судить Атч-ытагына, князька Ближнесопкинского. Сказав это, Наседкин посмотрел на Дмитрия Ивановича. Тот утвердительно кинул, вышел вперёд, на свободное место и, обращаясь ко всем, но в то же время искоса поглядывая на Атч-ытагына, сказал, что у нас всё по чести и правде, что наша Великая Правительница не позволяет беззакония и самоуправства, а кто самоуправствует, тех она беспощадно казнит, поэтому мы будем всё делать по закону, то есть вначале выслушаем всех тех, кто будет говорить против Атч-ытагына, а потом кто скажет за него. И, повернувшись к капитану, сказал:
– Но, как мне думается, нечего даже и перечислять те недобрые дела, которые совершал Атч-ытагын. Если мы будем их перечислять, то только напрасно потратим время до самой ночи. Поэтому, может, вначале послушаем тех, кто хотел бы сказать что-нибудь в его защиту? Кто готов сказать за Атч-ытагына добрые слова?
Все молчали. А что, подумал капитан, если Атч-ытагын вернётся домой живым, то его в его же стойбище не примут и ему всё равно придётся умереть. Так что, возможно, это ещё не самый плохой для него выбор – если его убьют здесь, убьют враги, а не свои, и он тогда и в самом деле сможет подняться к верхним людям…
И опять раздался голос Дмитрия Ивановича:
– Что, неужели никто не хочет ничего сказать в его защиту?
Никто ничего не ответил. Тогда Дмитрий Иванович спросил:
– Есть здесь кто-либо из чукчей?
Все молчали. Тогда он начал повторять это по-чукочьи. Потом он в третий раз спросил, ещё подробнее, но всё равно никто не отзывался. Тогда Дмитрий Иванович засмеялся и, как догадался капитан, начал уже потешаться по-чукочьи…
Как вдруг в толпе прошло движение. Кто-то шёл через толпу. И, как капитан уже успел догадаться, вперёд вышла Гитин-нэвыт.
– А! – громко сказал Дмитрий Иванович. – А я знаю, кто ты.
Гитин-нэвыт стояла, ничего не отвечая.
– Она не понимает по-нашему, – сказал капитан.
– А я и это знаю, – ответил Дмитрий Иванович и опять повернулся к Гитин-нэвыт.
Гитин-нэвыт заговорила – быстро, неразборчиво, по-чукочьи. Дмитрий Иванович шагнул к ней, наклонился, как будто чтобы лучше слышать, Гитин-нэвыт сказала ещё что-то, уже совсем шёпотом, Дмитрий Иванович склонился ещё…
И Гитин-нэвыт ударила его ножом, прямо в грудь! Изо всей силы! И ещё раз! И ещё! Дмитрий Иванович засмеялся, перехватил её руку, вырвал нож, толкнул Гитин-нэвыт, она упала на землю, а он громко воскликнул:
– Дура!
И распахнул свою летнюю шубу, под которой на нём была надета его знаменитая заговорённая кольчуга.
– Дура, – ещё раз сказал Дмитрий Иванович, уже совсем без злости.
К Гитин-нэвыт подскочили двое наших и крепко схватили её за руки.
– Отпустите её, – сказал Дмитрий Иванович. – Я с девками не воюю.
Гитин-нэвыт отпустили. Она стояла, закрыв лицо руками, и не шевелилась, а Дмитрий Иванович вертел в руках её нож, рассматривал. После повернулся к Атч-ытагыну, протянул ему этот нож и сказал:
– Хотел смерти, ты её получишь. Вот, это хороший нож. Бери.
Атч-ытагын взял его, заулыбался, посмотрел на дочь, нахмурился и заговорил по-чукочьи. Капитан обернулся. Рядом с ним стоял Синельников, и тот стал шёпотом ему переводить:
– Иди домой, выходи замуж, как я тебе завещал, рожай сыновей, чтобы они за меня отомстили, убили Йакунина проклятого!
Дмитрий Иванович засмеялся, прибавил:
– Иди-иди, нечего тебе здесь торчать, не твоё это дело, а твоё скорей выходи замуж и скорей рожай!
И это он тоже сказал по-чукочьи, а Синельников перевёл, после чего прибавил от себя:
– Зачем девке на это смотреть?
Но Гитин-нэвыт ещё не уходила. Она подошла к отцу и положила ему руку на плечо.
– Иди-иди! – сказал по-нашему Атч-ытагын. – У каждого свои дела, иди!
И убрал её руку с плеча. Гитин-нэвыт насупилась, развернулась и ушла. Толпа перед ней расступалась. Потом она вышла из толпы, рядом с ней шла её рабыня. Они шли к реке, к броду.
– Долго ты ещё будешь тянуть?! – строго сказал Дмитрий Иванович.
– Сейчас, сейчас, – сказал Атч-ытагын. – Потерпи немного. Осталось ещё одно дело. – И, повернувшись к капитану, спросил: – Где твой названый брат?
– Он остался на горе, – ответил капитан.
– А почему он сюда не пришёл?
– Потому что не мог.
– У! – сказал Атч-ытагын. – Это плохо. Тогда отдай ему вот это, – и он протянул капитану адъюнктов горный молоток, который пропал ещё на маяке. – Бери, бери, – сказал Атч-ытагын, – это мы у него взяли, а теперь я возвращаю. Может, ему пригодится.
Капитан взял молоток, посмотрел на Атч-ытагына. Атч-ытагын улыбался.
Зато Дмитрий Иванович строго сказал:
– Хватит болтать как женщина! Взял нож – делай своё дело!
Атч-ытагын так и сделал – ударил себе под сердце и упал, немного похрипел и умер.
– Славный удар, – сказал Дмитрий Иванович, нахмурившись. Потом очень сердитым голосом позвал: – Аристархович, вели прибрать!
И, отвернувшись, стал смотреть куда-то в сторону. Было тихо, хоть народу вокруг было уже предостаточно.
И больше ничего особенного в тот день не случалось. Ну разве что сразу после того, как Атч-ытагына унесли, Дмитрий Иванович, обращаясь ко всем сразу, сказал, что он сегодняшним делом доволен, войско билось славно, неприятель истреблён под корень, так что им теперь вполне можно возвращаться обратно.
– Но, – тут же продолжал Дмитрий Иванович, – это будет уже завтра, так как сейчас войс