Никаких писем папе: нет времени, мелькнуло в голове Шарлотты, потому что полшколы готовится уезжать. Или просто не осталось времени? Жена сапожника довезет Элизабет в дилижансе до Китли. Нельзя терять ни минуты. И снова сестры у ворот. Ветерок развевал волосы Элизабет, не стриженные за время болезни, по носу и губам; волосинки прилипали к коже, словно клейкая паутина, однако Элизабет даже не пыталась убрать их с лица. «Еду домой, как Мария…» Шарлотта не знала, что сказать. Если попытаться что-то сказать, думала она, наружу вырвутся только стенания, хрипы и несвязные звуки. Элизабет не поцеловала ни ее, ни Эмили. «Я еду, но не к морю…» Жена сапожника, печально, по-матерински добрая, сказала, чтобы они поторопились. Снова колеса двуколки загремели и скрылись из виду. Эмили вперила убийственно сосредоточенный взгляд в пятно мха на воротном столбе. Шарлотта взяла сестру за руку, повлекла внутрь школы. Нужно складывать вещи. Ей чудились прорези и дыры, струи холодного воздуха, где их не должно было быть.
В конце концов моря она так и не увидела. Дилижанс доставил первую группу девочек, в которую входили Шарлотта и Эмили, к заливу Моркам уже в сгустившихся сумерках. Когда добрались до летнего дома мистера Уилсона, некоторым из воспитанниц хватило энергии весело носиться по спальням, распахивать настежь окна, чтобы почувствовать запах моря и увидеть волны, накатывающиеся на берег. Шарлотта занялась тем, что распаковывала свои ночные сорочки и одежду Эмили. «Да, я еду, но не к морю. Скоро увидимся. Доктор говорит, так будет лучше… Я не могу этого облегчить…» И еще: «Посмотрите на это негодное дитя…» Шарлотте хотелось одного — спрятать голову в сон. Когда спишь, видишь сны, а во сне можно снова увидеть Марию — так ярко, что на этот раз, возможно, она будет настоящей, к ней можно будет прикоснуться. Море было просто образом.
Следующий день был посвящен разбору чемоданов и налаживанию быта, согреваемому смутным обещанием, что позже, когда дела будут окончены, они, возможно, прогуляются к морю… А потом все резко и навсегда прекратил громкий, настойчивый стук в парадную дверь.
— Папа.
Эмили первой узнала его голос и бросилась в прихожую. В Коуэн-Бридже никто не отважился бы на подобное, но, быть может, они уже знали, что для них Коуэн-Бридж закончился. Шарлотта побежала вслед за сестрой.
В холле она увидела папу, который стоял на коленях и обнимал Эмили. Шарлотта на мгновение замерла от потрясения. Она еще никогда не видела папу на коленях: казалось, это было окончательным подтверждением, что мир безвозвратно перевернулся с ног на голову. Потом папа снова раскрыл объятия, подзывая к себе Шарлотту. Испытывая благоговейный трепет, Шарлотта неуверенно пошла вперед. Лицо папы, белый клин на фоне каштановых локонов Эмили, поразило ее. Он выглядел изнуренным, встревоженным, доведенным до отчаяния, а еще каким-то разъяренным. Но его гнев не был направлен на кого-то или на что-то: с ними он говорил ласково, с мисс Эванс, кружащей неподалеку, — с обычной учтивостью. Причина была где-то внутри.
— Доктор принял решение немедленно отправить Элизабет домой, — говорила мисс Эванс. — Поэтому не было возможности заранее сообщить вам об этом. Как у нее дела, мистер Бронте? Боюсь, дорога могла утомить девочку…
— Она очень слаба, сударыня. Но дом, конечно, для нее лучшее место и, думаю, для всех моих девочек, учитывая сложившиеся обстоятельства. Переезд к морю — чудесная идея, но… — Он неловко поднялся на ноги. — Пожалуйста, будьте любезны распорядиться, чтобы вещи Шарлотты и Эмили упаковали немедленно, мы уезжаем домой.
Еще немного детских историй.
Мария Бронте покинула школу для дочерей священников, Коуэн-Бридж, в недобром здравии 14 февраля 1825 года и умерла дома 6 мая.
Проснувшись следующим утром, первым утром после возвращения в хоуортский пасторат, Шарлотта удивленно посмотрела на Эмили, крепко спящую рядом, прислушалась к раскатам гулкого кашля, раздававшимся где-то рядом, и подумала: «Я в Коуэн-Бридже, и это кашляет Мария». Когда пришло осознание истины, та оказалась настолько бурлескной смесью добра и зла, что Шарлотте оставалось лишь спрятаться под одеяло от ее жуткого ослепительного блеска. Хотя звук кашля это заглушило.
Мэри-Элеонора Лоутер покинула школу для дочерей священников, Коуэн-Бридж, в недобром здравии 27 января 1825 года и не вернулась.
— Нет, нет, — рассеянно сказал папа, — в Коуэн-Бридж вы не вернетесь.
Шарлотта стиснула руку Эмили.
— Спасибо, папа.
Он бросил взгляд на тетушку. Она была в трауре: хотя, как ни странно, это почти не замечалось. Такой вид был для нее естественным.
— Предприятие потерпело неудачу, мисс Брэнуэлл. Я больше не рискну на него пойти. Мы найдем какой-нибудь другой путь. На данный момент я обеспокоен только тем, чтобы… чтобы сберечь, что имею.
Тетушка кивнула.
— Что ж, мистер Бронте, вам, по крайней мере, должны вернуть плату за обучение. Не дайте им забыть об этом.
Мэри Честер покинула школу для дочерей священников, Коуэн-Бридж, в недобром здравии 18 февраля 1825 года и умерла дома 26 апреля.
Брэнуэлл спал в комнате папы, тогда как в его спальне лежала Элизабет. Мальчик не возражал, но не хотел заходить туда, хотя это был единственный способ повидаться с сестрой, поскольку через три дня после возвращения домой она сделалась слишком слабой, чтобы вставать с постели.
— Ты должен, — сказала ему Шарлотта, сопроводив фразу своего рода праведным щипком. Они даже подрались из-за этого на лестничной площадке. Тогда она сама пошла к сестре, и это было ужасно. Элизабет выглядела странно — как королева, сказали бы мы при других обстоятельствах; она лежала на кровати, и непонятно было, с какими словами к ней обратиться.
— Я видел Марию, — яростно возражал Брэнуэлл. — Я наблюдал за Марией. Не хочу больше этого видеть.
— Это другое. Элизабет не может…
— Что? — Он был неумолим. — Что она не может?
— Она не может тоже умереть. Этого просто… — Шарлотта лихорадочно пыталась найти выход: ей нужен был образ наподобие того, что показал ей Брэнуэлл, когда математически доказывал, что она не может быть в середине. — Этого просто не может быть.
В ответ Брэнуэлл лишь покачал головой.
— Она выглядит так же, — сказал он и обнял балясину. Он стоял, прижимаясь к ней щекой до тех пор, пока на светлой коже не расцвели красные полосы. — Точно так же.
Элизабет Робинсон покинула школу для дочерей священников, Коуэн-Бридж, в чахоточном состоянии 1 марта 1825 года и умерла дома 29 апреля.
Мистер Эндрю сказал:
— Ее здоровье ухудшается очень быстро, мистер Бронте. Позвольте спросить, не было ли у вас в роду частых случаев заболевания чахоткой?
Патрик выглядел несколько удивленным, потом положил дрожащую руку на колонну закутанной в шарф шеи.
— Частых случаев, пожалуй, не зафиксировано, но мои собственные органы дыхания всегда были несколько уязвимы.
— Это больше, чем уязвимость… Что ж, она очень терпелива, сэр. Так же, как ее бедная сестра. Должен сказать, что терпеть ей осталось недолго.
Изабелла Уэйли покинула школу для дочерей священников, Коуэн-Бридж, 2 апреля 1825 года и умерла от сыпного тифа дома 23 апреля.
Брэнуэлл спросил:
— А каково там было? Мария так ничего толком и не рассказала, не хотела рассказывать.
Был прекрасный день для прогулки по вересковым пустошам. Жаворонок звал куда-то высоко в голубизну неба, звеня своей заливистой песней. Ноги мягко ступали по благоухающему торфу; пчелы бороздили теплый воздух. Но стоило Шарлотте на миг задуматься, как вокруг нее с лязгом захлопывались холодные двери. Брэнуэлл следил за ее лицом.
— Нельзя было подойти к камину, — вымолвила она наконец. — Большие девочки не пускали. А мы вертелись рядом, надеялись… Но чаще приходилось представлять, будто тебе тепло, и… разжигать огонь внутри.
Шарлотта Бэнкс покинула школу для дочерей священников, Коуэн-Бридж, 19 мая 1825 года с заболеванием спины и не вернулась.
Энн, которая обычно никого не донимала и ни за кого не цеплялась, снова и снова обнимала Шарлотту за шею. Наконец та услышала ее застенчивый, тоскливый шепот:
— Ты ведь не сделаешься такой же чудной, как Элизабет, правда?
Джейн Алленсон покинула школу для дочерей священников, Коуэн-Бридж, в недобром здравии 30 мая 1825 года и не вернулась.
Теперь их просили не подходить слишком близко к больной. Со своего места Шарлотта могла разглядеть Элизабет, лежащую на боку: костлявый провал вместо щеки, невероятно длинные ресницы. И она не могла с уверенностью сказать, обращалась ли Элизабет к ней или вообще к кому-либо, когда выдохнула: «Прости».
Элизабет Бронте покинула школу для дочерей священников, Коуэн-Бридж, в недобром здравии 31 мая 1825 года и умерла дома 15 июня.
Церковь и церковное кладбище находились ближе некуда, семейство Бронте уже носило траур, поэтому подготовка к похоронам почти не воспринималась как нечто исключительное и походила на подготовку к обычной дневной прогулке — за исключением коротковатого гроба на скамье в прихожей. И за исключением того факта, что они не могли, не в силах были пошевелиться.
Дверь была открыта. Тетушка взяла папу за руку. Носильщики прокашлялись, засопели и взвалили ношу на плечи. Шарлотта, Брэнуэлл, Эмили и Энн столпились у подножия лестницы. Столпились, а потом застряли.
— Я не пойду, — пролепетала Эмили побелевшими губами и, схватив Энн за руку, устремила взгляд в никуда. — Мы не пойдем.
— Надо идти. Даже если вы не пойдете, это не перестанет быть реальным, — шикнула Шарлотта. Все сжалось в резкий, торопливый шепот, и мысли тоже.
— Ни Элизабет, ни Мария не возражали бы — они всегда все понимали.
— Вы должны пойти, так нечестно, мне тогда пришлось идти с Марией, — сказал Брэнуэлл. — И Энн пришлось. Почему вы не должны?
— Не знаю. Просто это слишком жутко.
— Мы все пойдем. Мы должны быть все вместе. — Шарлотта выдавила эти слова сквозь тонкое всхлипывание. Они все плакали, кто больше, кто меньше, только в разных местах. — Так бы сказали Мария и Элизабет.