— То ли педик, то ли просто замороченный.
Он не знал, что именно подвигло его броситься на противника, но, бросившись, он дал полную волю своим чувствам. Он царапал ногтями прыщавое лицо, кусал красные уши, рвал пальцами всклокоченные редкие волосы — и все это вызывало в его душе еще большее ожесточение, еще большую ярость.
Но самым важным для Розена оказалось другое, а именно: своим отчаянным поступком он привлек внимание Генриха Боровского, а спустя еще некоторое время сумел заслужить не только его расположение, но и дружбу. Впрочем, тут помогло еще одно обстоятельство. Друга Боровского — Алика Риневича — положили в лазарет с разбитой головой. Не привыкший к одиночеству Боровский чувствовал себя среди своих новых товарищей не очень уверенно и рад был любой компании. И тут подвернулся Розен.
Выйдя из лазарета, Риневич сразу заметил, насколько его друг сблизился с Розеном, и не пришел от этого в восторг. В его серых, насмешливо прищуренных глазах Леонид прочел ту же брезгливость, какую видел в глазах своих бывших одноклассников. Риневич ревновал Генриха к его новому другу — это было ясно как дважды два.
В тот же день у Леонида появилось предчувствие, что все это закончится чем-то страшным. Страшным для кого? Этого он не знал. Но он гнал от себя все мрачные предчувствия, наслаждаясь лишь одной мыслью: Генрих Боровский принял его дружбу! В сравнении с этим все остальное казалось Розену пустяком, не заслуживающим внимания. А зря.
Глава пятаяТамбовские волки
— Вован, ты с ним особо не церемонься. Дай ему по почкам. Фашисты вон партизан раскалывали, и ничего. А этого баклана… — Рослый светловолосый парень с широким лицом пренебрежительно махнул рукой, затем нагнулся, вмял окурок в цементный пол гаража и, кивнув на привязанного к стулу окровавленного человека, назидательно повторил: — Бей по почкам, Вован. Пара ударов, и он нам все выложит.
Вован, худой лысый парень с бейсбольной битой в руках, к которому относились слова светловолосого, презрительно сплюнул на пол и возразил:
— Да бил я уже. Он только мычит, как чурка, и башкой трясет. Слышь, Парша, может, ты попробуешь? У меня уже руки болят.
Парша хотел что-то ответить, но вместо этого потянулся и смачно зевнул. Тут в разговор Парши и Вована вмешался третий участник экзекуции — невысокий упитанный парень с длинными черными волосами:
— Слышите, пацаны, а может, ему отрезать че-нибудь? Живо расколется.
Парша ухмыльнулся и покачал головой:
— Ага, попробуй отрежь. Ричард потом сам тебе че-нибудь отрежет.
Черноволосый толстяк, которого звали Петр Невлер, озадаченно почесал небритый подбородок и сказал с задумчивостью в голосе:
— Если этот фраер не расскажет нам, где прячет брюлики, то Ричард с нас так и так шкуру сдерет.
— Ну, шкуру не сдерет, а с гонораром нагреет, — заметил на это Парша. — Слышь, Петруня, давай-ка накатим еще по одной, а то меня уже мутит от этого мудака.
— Ты какого это мудака имеешь в виду? — подозрительно прищурился на него Вован, по-прежнему держащий в руках биту.
Парша снисходительно усмехнулся:
— Да не тебя, успокойся. Баклана этого упрямого, вот кого. Рассказал бы, где прячет деньги, давно бы уже в кабаке гонорары обмывали. И ведь живучий же, падла! Этак мы с ним еще сутки здесь проторчим.
— Ага. Если менты раньше не нагрянут, — сказал Невлер, разливая по стаканам водку. — Вован, тебе накапать?
— Не, я в завязке.
— «Менты», — недовольно передразнил Парша. — Вечно ты каркаешь. — Он взял свой стакан, посмотрел сквозь него на лампочку и поморщился: — Опять волос в стакан натряс.
Невлер осклабил желтоватые зубы:
— Да ладно тебе. Волосы — не мандавошки, пить не западло. Давай за успех!
Они чокнулись гранеными стаканами и выпили.
Парша вытер рот рукавом кожанки, посмотрел на окровавленного мужчину. Потом поставил стакан на стол, встал и подошел к Вовану.
— Вовчик, дай-ка мне биту.
— Не дам, — упрямо ответил Вован.
Парша перевел на него осоловелый взгляд:
— Почему?
— Да знаю я тебя. У тебя, как лишнего выпьешь, сразу башню сносит. Ты его сейчас замочишь, а мне потом перед Ричардом отвечать.
— Здравствуй, мама, новый год! Почему тебе-то?
— Потому что Ричард меня главным назначил, — сурово сдвинув брови, напомнил Вован.
Парша насмешливо прищурил левый глаз:
— Когда это?
Вован вновь сплюнул на пол и ответил полным амбиций голосом:
— Ты че, Парша, в натуре, в уши долбишься? Да когда уходил! Так и сказал: «Вова главный. За все отвечает». Вот хоть у Петруся спроси! — Вован повернулся к Невлеру: — Петрусь, скажи, в натуре, так и было?
Невлер кивнул:
— В натуре, так и было.
Некоторое время Парша молчал, обиженно и мрачно поглядывая на приятелей. Затем, видимо смирившись, махнул рукой и сказал:
— Ладно, не дашь биту — не надо. Я с ним и так побазарю.
Он повернулся к окровавленному мужчине, долго смотрел на него, явно что-то соображая, потом криво усмехнулся и, не спуская глаз с мужчины, спросил:
— Слышь, Вован, а баба его где?
Вован хмыкнул:
— Там же, где была. В багажнике. Где ей еще-то быть? Ты ж сам ее туда запихивал. — Он наморщил лоб и вздохнул: — Зря мы вообще ее сюда притащили. Теперь возни в два раза больше будет.
Парша посмотрел на него красными от выпитого, белесыми и неподвижными, как у манекена, глазами:
— Дурак ты, Вован, а не главный. Вот телка нам и поможет этого фраера расколоть.
— Как это? — не понял Вован.
— А так. Тащите сюда эту шалаву. А я пока с бакланом этим переговорю. Дам ему последнее слово перед казнью.
— Какой еще казнью? — вновь не понял Вован.
— Да это он образно говорит, — объяснил ему со своего места Петруня. — Типа последний раз спросит, а если тот опять молчать будет, за бабу его возьмется.
— А-а, — протянул Вован. — Ну, так и че, тогда пошли за бабой?
— Пошли, — согласился Петруня, но со стула не встал.
Парша подошел к окровавленному мужчине, протянул руку и, брезгливо морщась, снял с его глаз пропитанную кровью повязку.
Вован аж охнул от неожиданности:
— Парша, ты че, опух? Он же рожи наши увидит.
Феликс Паршин по прозвищу Парша свирепо усмехнулся:
— Ниче, пусть смотрит. Ему уже видеть-то нечем. Шары совсем заплыли.
Окровавленный мужчина заерзал на стуле и попытался приоткрыть заплывшие от вспухших багровых гематом глаза. Щелки его глаз тускло сверкнули, как два лезвия, но тут же погасли снова. Парша засмеялся:
— Че, падла, боишься смотреть? Правильно боишься. — Он повернулся к приятелям: — Э, вы че сидите, а? Давайте чешите за бабой, я сказал. Сейчас я вам покажу, как надо толстосумов потрошить. Сейчас он, падла, все мне выложит.
Вован и Невлер, пошатывая и зевая, двинулись к стоящей в глубине гаража машине. А Парша вновь повернулся к окровавленному мужчине.
— Слышь ты… как тебя там… Глузман! Ты че, оглох? Ну-ка живо говори, сколько раз в неделю жену пялишь?
Окровавленный мужчина молчал. Глаза он по-прежнему не открывал.
— Поди разок или два? — продолжал глумиться Парша. — По субботам и воскресеньям, а? Знаю я таких, как ты. Сутками на фирме, а потом придешь с работы, залезешь на жену, дернешься пару раз — и на боковую. На хрен ты ей такой сдался, а? Ничего, я ей покажу, как шпилятся настоящие мужики. Посмотрим, как твоя жена подо мной орать будет.
Мужчина сделал над собой усилие и, постанывая от боли, открыл глаза.
— Вот и молодец! — похвалил его Парша. — Смотри в оба, дружок. Студент, который пялит жену миллионера, — такое не каждый день увидишь.
Бизнесмен разомкнул разбитые губы и очень тихо, но очень четко произнес:
— Не смей… Слышишь, не смей ее трогать… Ты, мразь…
Парша засмеялся:
— О! Вот и голос прорезался! А там, глядишь, и память вернется. — Он протянул руку и фамильярно потрепал окровавленного бизнесмена по волосам. — Не ссы, мужик. Все будет тип-топ. Ты только скажи нам, где брюлики прячешь, и мы живо от тебя отстанем.
Мужчина вновь разлепил губы и ответил хрипло, с большим трудом произнося слова:
— Я уже сказал… камней у меня нет… И никогда не было… Все мои деньги… в банке…
— Врешь, падла! — внезапно разозлился Парша. — Мы тебя конкретно пробили! Мы все про тебя знаем! Про тебя все говорят, что ты банкам этим сраным не доверяешь и брюлики в тайнике хранишь! Говори, сука, где тайник?
— Не понимаю, о чем ты…
Парша размахнулся и изо всех сил ударил свою жертву кулаком по лицу. Окровавленная голова мужчины мотнулась в сторону. Парша зашипел и затряс ушибленной рукой.
— Вот, су-ука! Чуть руку об твою вывеску не сломал!
В это время за спиной у него послышался приглушенный женский крик, затем звуки ударов, и крик захлебнулся.
— Сволочи! Не трогайте ее! — крикнул бизнесмен и заерзал на стуле, пытаясь высвободить руки.
Парша сплюнул на пол. Затем повернулся и посмотрел на приближающихся приятелей, тащивших упирающуюся, связанную по рукам и ногам жену бизнесмена.
— Хорошо, что рот заклеен, — запыхавшись, сказал Вован. — А то бы точно цапнула. Куда ее?
— Бросай прямо на пол, — скомандовал Парша.
Вован и Невлер швырнули женщину на пол. Это была хрупкая блондинка лет тридцати пяти. Глаза и рот блондинки были заклеены скотчем.
Бизнесмен снова заерзал на стуле, и тогда Парша резко, наотмашь ударил его по лицу тыльной стороной ладони.
— Сиди смирно! — рявкнул он. — Если не хочешь, чтобы я ее пришил!
Бизнесмен замер на стуле, не спуская заплывших синяками глаз с распростертой на полу жены. Парша наклонился к бизнесмену и, обдавая его лицо водочным перегаром, сказал:
— Последний раз спрашиваю, где прячешь камни?
Окровавленное лицо мужчины задергалось, сморщилось, и вдруг по щекам его потекли слезы.
— Богом клянусь… — тихо и жалобно произнес он. — Богом клянусь, нет у меня никаких камней…