Мышцы у Кейна напряглись, он едва сдержался, чтобы не заехать Уэстону по его безупречной физиономии. Но вовсе ни к чему было открывать этому подонку истинный ход своих мыслей.
Уэстон внимательно изучал кончик своей сигареты.
– Знаете, Моран, если вы напишете что-нибудь порочащее мою семью, я навешаю на вас столько судебных исков, что вам не поздоровится.
– А я-то думал, вы захотите, чтобы правда вышла наружу. Заодно поквитались бы хоть отчасти с Датчем Холландом.
– Правда меня не интересует. Как я уже сказал, это старая история. Прошлогодний снег. А что касается Датча, он свое получит. Так или иначе. Ваша помощь ему для этого не требуется.
– Мистер Таггерт? – раздался в кабинете голос секретарши. – Ваша жена на проводе. Я сказала ей, что вы заняты, но...
Уэстон раздраженно сдвинул брови и нажал кнопку интеркома.
– Я возьму трубку, – сказал он и, обращаясь к Кейну, добавил: – Если вы меня извините.
Кейну не требовался предлог, чтобы уйти. Он уже получил то, зачем пришел: заглянул во внутреннюю жизнь семьи Таггерт вообще и Уэстона в частности. Логично было предположить, что все семейство будет прыгать от радости при мысли о разоблачительной книге, выводящей на чистую воду старого врага. Но нет, у Уэстона это известие не вызвало ни малейшего энтузиазма. Напротив, он не скрывал своего неудовольствия – как будто сам был в чем-то виноват. Но в чем?..
Кейн вскочил в джип и завел двигатель, ощущая легкую дрожь торжества. С каждой минутой ему становилось все лучше. Да, старик Уэс явно занервничал, и он обязательно выяснит, из-за чего! На этот день у него была назначена еще пара встреч. Кейн хотел поговорить с репортерами, освещавшими смерть Харли Таггерта и Джека Сонгберда. Разумеется, он прочитал их репортажи, чуть ли не заучил их наизусть, но надеялся почерпнуть что-нибудь еще из личной беседы. Потом он должен был встретиться с людьми, которые первыми прибыли на место происшествия с сестрами Холланд. Возможно, это даст ему какую-то новую зацепку. И только после этого он позволит себе снова посетить Клер.
– Я хочу, чтобы ты узнал все, что можно, о человеке по имени Денвер Стайлз.
Миранда смотрела на Фрэнка Петрильо через обшарпанный пластиковый стол в единственном итальянском ресторане Портленда, где, по мнению Фрэнка, стоило раскошелиться на кусок пиццы.
– Это тот самый, что шатался по нашей конторе? Он тебе досаждает?
– Не то чтобы он мне досаждал. Но дело в том, что его нанял мой отец.
Фрэнк проводил оценивающим взглядом пышнотелую официантку, поставившую на стол заказанные ими напитки, и отхлебнул глоток пива.
– С чего бы твоему отцу следить за тобой? Миранда с деланым равнодушием пожала плечами.
– Датч просто хочет кое-что выяснить о нашем прошлом – моем и моих сестер. Но я ему не доверяю. – Миранда изложила Фрэнку сокращенную версию. – Ничего особенного он все равно не найдет, но я не доверяю этому Стайлзу. Предполагается, что он частный детектив, парень не из местных, которого здесь никто не знает, но у меня такое чувство, что я уже встречала его раньше. – Она отпила глоток «Шардоне». – Просто я хочу знать, кто он такой на самом деле.
Петрильо почесал скулу.
– Стайлз, говоришь?
– Денвер Стайлз. Ничего о нем не знаю, кроме имени.
– Ну, это дело поправимое.
Темные глаза Петрильо загорелись азартом, и у Миранды стало немного легче на душе. Она не сомневалась: Фрэнк в лепешку разобьется, но разузнает все, что только можно узнать о новом сотруднике Датча. Миранда могла лишь молить бога, чтобы он успел вовремя – до того, как Денвер Стайлз или Кейн Моран доберутся до правды.
Пока она потихоньку потягивала вино, им принесли заказанную пиццу – сомнительное на вид сооружение из креветок, зеленого перца и оливок. Фрэнк пытался шутить, чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, но Миранда не могла стряхнуть с себя тревожное ощущение, что ее загоняют в угол – в сырой и темный угол, всегда маячивший неподалеку, а теперь придвигавшийся все ближе.
Ей казалось, что за ней следят, но, окинув быстрым взглядом ресторан, она убедилась, что это лишь игра воображения. Денвер Стайлз не слонялся возле игральных автоматов и не сидел в дальнем углу у стойки бара. Нет, это чувство вины поднялось из водяной могилы, где она похоронила его много лет назад.
«Держись!» – мысленно приказала себе Миранда и, отломив кусочек пиццы, попыталась улыбнуться.
– Успокойся, детка, – сказал Петрильо. – Все будет хорошо.
– Ты уверен?
Петрильо подмигнул ей, озорно блестя влажными карими глазами.
– Гадом буду! С места не сойти! – по-воровски побожился он.
Миранде очень хотелось заразиться его уверенностью, но она ничего не могла с собой поделать. Даже в этом уютном маленьком ресторанчике, где было много смеющихся, оживленно болтающих людей, а Фрэнк Петрильо подмигивал ей через стол, она ощущала у себя на затылке ледяное дыхание судьбы. Ей было страшно. Так же страшно, как шестнадцать лет назад.
– Давай поговорим о папе!
Саманта уселась на кухонный стол, на котором Клер распаковывала очередную коробку.
Они прожили в Чинуке уже почти неделю, но так до сих пор и не успели полностью обосноваться.
– Что ты хочешь знать? – спросила Клер.
– Это правда – то, что о нем говорит Шон?
Клер стиснула зубы. Сердечная боль давно утихла – даже когда она впервые узнала о неверности Пола, это не стало для нее большим ударом. Зато теперь ее охватили угрызения совести.
– Твой отец неплохой человек, – осторожно начала она, с отвращением чувствуя собственную неискренность. – Он просто слабый.
– Слабый?
– Да. Он... м-м-м... Видишь ли, ему всегда нравились женщины.
– Девочки, – поправила ее Саманта.
– Да, иногда и девочки.
– Значит, он плохой человек.
– Я не хочу, чтобы ты считала его плохим.
– Но ведь ты считаешь! – горячо возразила Саманта.
Она очень страдала – это было видно по глазам. Подтянув ноги к животу, она положила подбородок на грязноватые колени, но Клер не стала делать ей замечаний. Это был не тот случай, когда нужно напоминать о гигиене и вреде микробов.
– Я просто не хочу о нем думать, и точка, – отрезала Клер.
Лгать было бессмысленно: все равно дети видели ее насквозь.
Сэм наморщила нос.
– Да, я тоже не хочу. – Она задумчиво прикусила нижнюю губу. – Теперь его посадят в тюрьму?
Щеки Клер вспыхнули от стыда.
– Я не знаю. Может быть. Я полагаю, он может получить условный срок, но лучше нам не гадать, а просто подождать. Там видно будет.
– Если он сядет в тюрьму, я больше никогда не захочу его видеть, – решила Саманта, вскинув голову. – И даже если не сядет. Он нехорошо поступил. – Подбородок у нее задрожал. – Отцы не должны так поступать!
– Да, родная, они не должны так поступать, – согласилась Клер, обнимая хрупкие плечики дочери. – Но они всего лишь люди, и иногда они совершают ошибки.
Саманта уткнулась ей в плечо и начала громко всхлипывать.
– Мы этого не заслужили!
– Нет, детка, не заслужили, – подтвердила Клер. – Но мы должны с этим жить, нравится нам это или нет. Знаешь что? Давай-ка я сварю тебе чашку какао, и мы попробуем найти по телевизору какое-нибудь интересное кино.
– Со счастливым концом! – воскликнула Саманта, соскакивая со стола.
– Да, со счастливым концом.
В полночь Клер поняла, что не сможет уснуть. Она отбросила тонкое одеяло, не зажигая свет, сунула руки в рукава халата и босиком прошла по коридору мимо дверей, за которыми спали ее дети, вниз, на первый этаж. Голова у нее кружилась, в памяти вихрем мелькали образы Кейна, Харли и Пола. Ей необходимо было отвлечься и развеяться.
В кухне она захватила коробок спичек и вышла через застекленные двери столовой на заросшую сорняками дорожку, ведущую к озеру, по пути зажигая нардовые факелы от москитов, установленные через каждые десять шагов до самого причала. Вскоре вся дюжина факелов запылала, распространяя вокруг свой горьковато-сладкий запах, а Клер присела на последней доске причала, спустив босые ноги в воду и подняв лицо к небу, в котором ярко мигали звезды. Полумесяц низко висел над горизонтом, бросая серебристый отсвет на темную воду. В озере играла, выпрыгивая из воды, рыба, сверчки трещали, а где-то вдалеке тихонько ухал филин.
Клер всегда любила это место. Несмотря на все страдания, перенесенные в юности, и трагедию, связанную со смертью Харли Таггерта, здесь, в большом старом доме на берегу озера Эрроухед, она ощущала покой. Ее взгляд устремился на другой берег. Окна коттеджа Моранов ярко светились в темноте, и она спросила себя, что сейчас делает Кейн. Неужели работает над своей проклятой книгой? Откапывает тайны прошлого, раскрывает старые секреты, которые лучше было бы оставить в покое? Сердце у нее заныло при воспоминании о глупой и отчаянной детской любви к нему. Было в нем что-то такое, от чего она была готова позабыть о разуме, пожертвовать всем на свете, даже собственной гордостью, лишь бы быть рядом с ним.
– Дура! – выругала она себя.
Нет на свете такого мужчины, ради которого женщине стоит жертвовать своим достоинством. Ни одного. И все-таки даже сейчас, будь у нее возможность поцеловать Кейна, прикоснуться к нему, ощутить рядом его сильное обнаженное тело.
– Прекрати! – приказала себе Клер. – Ты больше не девочка-подросток! Опомнись, тебе уже за тридцать! Ты мать двоих детей, и тебе уже причинили столько боли.
Вот если бы она была похожа на Миранду! Была бы такой же сильной, независимой, храброй.
Увы, иногда она казалась сама себе испуганной маленькой девочкой.
Клер со вздохом пошевелила пальцами ног в воде и потуже затянула пояс халата. Много лет назад она похоронила свою любовь к Кейну, поняв, что у них нет будущего. Казалось, сама судьба вмешалась в их отношения. После гибели Харли Кейн ушел в армию, и она тоже покинула Чинук, убегая от сердечной боли и страшных воспоминаний.
С Полом Сент-Джоном Клер познакомилась в колледже, где он преподавал английскую литературу, а она проходила общеобразовательную подготовку перед сдачей экзаменов за курс средней школы. Однажды он нашел ее плачущей на скамейке в парке и предложил свой носовой платок, чтобы вытереть слезы, а также свое плечо, чтобы выплакаться. Клер не привыкла к доброму отношению со стороны незнакомых людей и никогда не обратилась бы к нему, но как раз в тот день она посетила местную клинику, где ей сказали, что она беременна. Это показалось Клер катастрофой. Миранда уже у