зонт встал на дыбы, вернулся в горизонтальное положение, и Макаров обнаружил, что висит в воздухе перед главарем вэйкеров, из последних сил цепляясь за невидимую удавку.
— Ты дерьмо, зверус, — на чистом русском языке произнес вэйкер. — Ты и твоя раса. Дерьмо. Понял?
По крайней мере, нас не выгнали с инерционных шоссе, подумал Макаров. За ненадобностью.
— Па ху, — перевел скафандр, — то на цер шо па, ка вэй кер!
Какого черта он все им переводит, успел подумать Макаров. А потом удавка на шее сжалась с такой силой, что захрустели пальцы. Макаров взвыл от боли и сам не зная зачем отпустил удавку.
Боль мгновенно исчезла, и перед глазами Макарова вспыхнул разноцветный узор прицела. Все три вэйкера оказались захвачены в концентрические круги, но только вокруг ближнего, самого злобного, круги эти были красного цвета. Не дожидаясь очередной волны боли, Макаров напряг обе кисти, открывая огонь.
Красный прицел замигал, вэйкер недоуменно повел головой. Не то оружие, догадался Макаров. Сейчас, во время боя, он мыслил на удивление четко и ясно. Какой, к черту, парализатор, для такой туши! Ноль три Солнца! Здесь чем-то другим надо…
Макаров опустил взгляд, увидел острые когти вэйкера, по-прежнему отчаянно цеплявшиеся за камень, и едва заметно улыбнулся. А в следующее мгновение из его рук ударили молнии. Ударили прямо в камни, на которых сидели вэйкеры.
Невидимая удавка дернулась и порвалась. Вэйкеры стремительно увеличились в размерах, на миг превратившись в громадные серые шары, и лопнули, ударной волной сбив Макарова с ног. Серые камни заходили ходуном, как если бы вместо молний Макаров подвел к ним высоковольтные провода. А прицелы, по-прежнему висевшие у Макарова перед глазами, наконец окрасились зеленым. Цели поражены, констатировал Макаров. Но скафандр-то каков, а? Только драться и умеет!
Ближайший к Макарову камень вспучился каким-то серым наплывом. Макаров проворно вскочил на ноги и протянул перед собой руку, готовый в любую минуту разразиться очередной серией молний или чем еще похуже. Но серый наплыв выпучил наружу четыре глаза, раскрыл маленький беззубый рот и прошамкал на ломаном русском языке:
— Мир, начальник! Вэйкер, русич — маладцы оба!
Макаров захлопал глазами. Так значит, настоящие вэйкеры — серые камни?! А уроды с четырьмя глазами — всего лишь голосовой аппарат?!
Как же это я догадался по камням врезать?!
— Мир, — ответил Макаров, отступая на шаг. Рука его по-прежнему целилась прямиком в камень. — Только чтобы без фокусов!
— Да, да, — закивал вэйкер жалким подобием головы. — Как скажешь!
Чем же это я их шарахнул, подумал Макаров. А, скафандр?
Гравитационный удар с положительной обратной связью, мрачно ответил скафандр. Из-за ошибки в оценке массы объекта допущен перерасход энергии. Рекомендуется немедленное возвращение на корабль.
— Оп-ля, — воскликнул Макаров. — Перерасход, говоришь? Ну, тогда можно и на корабль возвращаться. Такой боевой скафандр нам не нужен!
Глава 12. Право на смерть
Дело не в том, что мир стал гораздо хуже, а в том, что освещение событий стало гораздо лучше.
1.
Артем Калашников потер переносицу, пытаясь поправить несуществующие очки.
— Тут же ясно написано, — пробормотал он. — Мы поняли, о чем речь, и готовы на многое.
— Они поняли, — согласился Штерн. — А вы сами-то поняли?
Калашников скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. От выпитой у Лапина водки его клонило в сон; думать совершенно не хотелось.
— Я же гипотезу проверял, — попробовал оправдаться Калашников. — Кто знал, что они вообще ответят?!
— Кто у нас лучший в Галактике эксперт по спонкам? — задал Штерн риторический вопрос.
— Ладно, — сдался Калашников. — Каюсь, недоработал. Думал, начну переговоры, а там видно будет.
— Ну и как? — полюбопытствовал Штерн. — Теперь видно?
Калашников уныло покачал головой:
— Теперь думать надо!
— Думайте, — предложил Штерн. — Можно вслух. Разрешаю!
— Спасибо, — съязвил Калашников и вдруг почувствовал, что спать ему больше не хочется. — Сейчас я тут такого напридумываю!
— Давайте, давайте, — кивнул Штерн. — Я с удовольствием послушаю.
— Это в час ночи-то? — скептически хмыкнул Калашников. — Ладно, сами напросились. Мое первое письмо из двух частей состояло — сначала «дайте денег», а потом намек, что мне кое-что известно. В ответе спонков о деньгах — ни слова. Следовательно, они меня правильно поняли: деньгами здесь не отделаться! Звездный Пророк от них чего-то другого хочет, и ему есть что предложить взамен. Значит, нужно переговоры начинать. Я бы на их месте так и написал: ладно, вы нас раскусили, чего на самом деле хотите? А спонки личную встречу предложили. Зачем?
— Действительно, зачем? — спросил Штерн. — Вероятность утечки информации при личных контактах намного выше, чем при обмене защищенными сообщениями!
Калашников победно усмехнулся:
— А в глаза посмотреть? Есть у меня подозрение, что спонки эти — неслабые телепаты! Иначе как они столько времени на стольких планетах орудуют, и ни разу не прокололись? Ну, а раз уж они телепаты, то ждет меня на Бадарамхаз-Карамхе допрос четвертой степени. Под гипнозом. Кто такой, откуда взялся и кому еще про спонков успел рассказать.
— Вполне возможно, — кивнул Штерн.
— То-то и оно, — развел руками Калашников. — Кто их знает, этих спонков — вдруг они и вправду меня зателепать сумеют? Я ведь им тогда все выложу, до последней государственной тайны!
— Ну, это вряд ли, — покачал головой Штерн.
Калашников фыркнул:
— А вы почем знаете?! Разве русичи уже бывали на телепатических допросах? Уже сталкивались нос к носу с пустотными шейхами?!
— С шейхами — нет, — спокойно ответил Штерн. — А вот с другими любопытствующими расами сталкивались, и не раз.
— Вы хотите сказать, — нахмурился Калашников, — что звездных русичей уже захватывали в плен и подвергали допросу?!
— Само собой, — кивнул Штерн. — В Галактике жить — под Богом ходить.
Калашников задумчиво поскреб подбородок.
— А как же безопасность? — пробормотал он. — Допросы, они, знаете ли, всякие бывают…
Он замолчал, увидев, что Штерн встает из-за стола.
— Вы совершенно правы, Артем Сергеевич, — официальным тоном произнес Штерн. — Безопасность, к которой вы уже успели привыкнуть, заканчивается на границах Звездной России. Во всей остальной Галактике единственной привилегией звездных русичей было и остается право на смерть.
Калашников вздрогнул и тоже поднялся на ноги.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил он, запихивая за пояс выбившуюся из брюк рубашку. — Каждому туристу — ампулу с ядом?!
Штерн молча прошелся вдоль стены и остановился в двух шагах от Калашникова.
— Перед тем, как мы продолжим наш разговор, — сказал он, глядя Калашникову в глаза, — вы должны пройти еще одно стандартное испытание.
— Да я уже догадался, — пробормотал Калашников, трясясь от нервного напряжения. — И что же за испытание?
— Вы можете отказаться, — сухо сообщил Штерн. — В этом случае…
— Нет уж, спасибо, — перебил его Калашников. — Сначала скажите, в чем оно заключается!
— Смертная казнь, — четко, по-военному отрубил Штерн.
— Через повешение? — криво усмехнулся Калашников.
— Через кремацию, — качнул головой Штерн. — Заживо.
Калашников задрожал и оперся рукой на спинку стула.
— Прямо сейчас? — спросил он упавшим голосом.
— Вы можете отказаться, — повторил Штерн. — Ваш отказ не повлечет за собой никаких последствий.
Калашников раздраженно махнул рукой:
— Чушь! — Он постучал костяшками пальцев по голове. — Вот где будут последствия, мало не покажется… Черт, ну почему всегда приходится выбирать что-то одно?!
Штерн удивленно посмотрел на Калашникова.
— Вы что же, — спросил он, — хотите пройти испытание дважды?..
Калашников широко раскрыл глаза.
— Дважды, — повторил он. — А что, это мысль!
Он отпустил спинку стула, засунул руки в карманы брюк и весело посмотрел на Штерна:
— Давайте кремацию! Но только при условии, что потом я смогу ее повторить.
— Подождите, — нахмурился Штерн. — Вы хорошо понимаете, что вас ожидает?
— Думаю, да, — кивнул Калашников. — Пристегнут к направляющей, и в топку.
— Это достаточно неприятная процедура, — заметил Штерн. — Зачем вам вторично испытывать такой стресс?
— Именно потому, — ответил Калашников, — что процедура уж слишком неприятная. Настолько неприятная, что у меня руки от страха трясутся, видите? А ведь я еще и пальцем до огня не дотронулся! Что же со мной после кремации будет?! Когда я взаправду узнаю, каково оно — сгорать заживо? Паранойя и пирофобия, каких свет не видывал, я себя знаю! Вот тогда-то, — Калашников поднял трясущийся указательный палец, — и наступит момент истины. Если я во второй раз в крематорий полезу, значит, способен себя контролировать. Ну, а если нет — то увы. Придется менять профессию.
Калашников развел руками и опустил голову.
— Хорошо, — сказал Штерн. — Сделаем для вас исключение. Пойдемте, я вас провожу.
Он подошел к двери, открыл ее и вышел в коридор.
Калашников закусил губу и на негнущихся ногах заковылял следом. Спокойно, говорил он себе, это же Звездная Россия. Подумаешь, кремация; больно, но не смертельно.
Оглядевшись по сторонам, он увидел, что длинный пустой коридор упирается прямо в узкую черную дверь. Штерн остановился около нее и сделал приглашающий жест. Калашников сделал двадцать шесть шагов и оперся рукой о стену. Штерн открыл дверь и посторонился, уступая дорогу двум человекообразным роботам.
Жесткие цилиндрические пальцы схватили Калашникова за руки и вмиг уложили на низкую закопченную кушетку. Лязгнули стальные захваты, фиксируя колени, бедра и локти; голову обхватил металлический обруч. Калашников понял, что не в силах сделать даже самого маленького движения; тело выгнулось дугой в отчаянной попытке избавиться от этого кошмара. На белый потолок лег багровый отсвет, и Калашников услышал ровное гудение пламени.